Полонез Наянского
Автор: Анна Новожилова.

ла руки. Над Москвой вставало еще одно утро несчастья. Надо было жить.
Все мысли были о Наянском и Танька, включив компьютер, тоскливо полезла в Интернет. Пальцы сами набрали в строке поисковика его фамилию. «Однако» - подумала она, когда увидела результат запроса. И действительно тут было на что посмотреть. Всего три странички, где он упоминался, точнее, значился в списках, но все они имели отношение к нераспространению ядерного оружия. Танька фыркнула: «сюр какой-то! Сумасшедший дом, театр абсурда!» Она вспомнила тот «день мигрени и гостайны» в Дорохово, когда он рассказывал про Индию, про г. Бангалор, где Евгений Петрович побывал на ядерном объекте, там произошло ЧП, и Наянский схватил дозу. А одна из страничек была на английском языке и имела отношение к университету штата Джорджия и все к тому оружию массового поражения. Танька была не сильна в английском, поэтому смысл документа остался для нее темным, но «Nayansky Evgeny», и несколько слов и фраз составляли опять ту же «композицию», «песнь о нераспространении»
Таньку вдруг осенило – ведь он был в Бангалоре в советские времена, когда не было всех этих разоружений и нераспространений. «Ну и что с того», - подумала Танька, - «я не шпионка, и это не шпионский детектив». Но внутри уже поселился чертик, который мечтал порезвиться на воле, в общем, Таньке очень хотелось испортить Наянскому аппетит и настроение. Она подумала еще немного и позвонила ему на работу. Так, между прочим, «как дела, как здоровье? А был ли ты в штате Джорджия?» «Не был!» - ответил Наянский.
- «Не был, говоришь? А там написано – Наянский Евгений, консультант». Танька не стала уточнять, где это «там» и кем это написано.
- «Ну, это технические вопросы, ты в этом ничего не понимаешь!»
Определенно, что-то здесь было не так. Еще через несколько дней Танька снова запросила в сети сведения на бывшего милого. Американской странички уже не было. Ну и что ей со всем этим делать? Звонить в ЦРУ или телеграфировать в ФБР? Устроить ему Полонез Наянского – «Прощание с Родиной»? Девушка представила себе Евгения Петровича в американской тюрьме и усмехнулась, вспомнив отрывочек из недавно перечитанной книжки Венедикта Ерофеева: « вот уйду я в монастырь, приедешь ты ко мне грехи замаливать, а я выйду, вся в черном, обаятельная такая, и всю морду тебе указательным пальцем расковыряю…» Она даже рассмеялась. Жутковато звучал этот надтреснутый смех в одиночестве. И потом, ну какая еще тюрьма? Просто Евгений Петрович никуда больше не поедет, отправят его на пенсию, начнет он быстро стареть и много болеть. А что, если он потянет за собой других, людей, которые абсолютно ничем перед Танькой не виноваты, просто служат с Наянским одному общему делу? Устраивать им Полонез «Прощание с Родиной» – вот это была бы подлость. И вовсе даже не прощание, как раз наоборот, «Здравствуй, Родина-мачеха» или «с позором по домам». Танька поняла, что окончательно запутывается в собственном бреду. «И куда ты, на хрен, лезешь?» - сказал ей неожиданно проснувшийся здравый смысл. – »Ты – дура, Танечка»!
Но как поступить? Жажда мести росла и требовала выхода. Доставать Евгения Петровича по рабочему телефону и называть сволочью? Как-то неизящно. Звонить домой? Полное говно!
В этот вечер девушка не напилась в дрезину, как это бывало в последнее время постоянно. Ничего не хотелось, только спать. Танька проспала очень долго. Когда она открыла глаза, уже следующий день клонился к закату. Посреди комнаты возвышалась фигура в белом одеянии. «Сейчас скажет: «ловко ты меня надула тогда, в больнице!» - подумала Танька. Но пришелец молчал. У него не было лица, только сгусток тьмы в рамке белого капюшона, но взгляд был, он шел из этого темного провала, и, казалось, весил тонну. Во всяком случае, девушка не могла пошевелиться. Через несколько минут призрак повернулся и ушел в балконную дверь. Этаж был не первый – пятый, но пришельца, похоже, нимало не смущало это обстоятельство. Он уходил, тяжело вздохнув, чуть сгорбившись, усталый такой посланец, видал он всяких...
«Все меня бросили, даже смерти я не нужна!» - Танька рыдала в голос. – «Зачем я тогда согласилась на операцию? Зачем обманула судьбу? Моя жизнь давно закончилась, я не имею права жить!» Остро засаднили порезы на запястьях, напомнив о смерти, что отказалась от неудачливой самоубийцы.
Хотелось обратно в больницу. Лежать, плевать в потолок и ни за что не отвечать. Что касается потолка, то плевки имеют тенденцию падать с него прямо на голову. Но это ерунда, зато все жалеют, завтрак, обед, ужин, процедуры, вечером посиделки в коридоре с подробным обсуждением личной жизни какой-нибудь кинозвезды. «Боцман» Ланьков подшучивал над Танькой, Розенталь, зав.отделением, тоже в своем репертуаре: «да, девушка, последнее, что вы сделали в этой жизни – прошли облучение!» «Нет, дорогой доктор Борменталь, к сожалению, не последнее, я еще живу, благодаря тебе, спи спокойно, дорогой»! Борменталем Танька его звала в шутку, про себя, конечно. В ту благостную эпоху медицинского юмора самому Розенталю оставалось жить меньше полугода. У него зрела и расцветала опухоль мозга. Пройдет месяцев пять, и доктор Розенталь выбросится из окна своей квартиры, дабы не обременять своих близких и не страдать самому.
«Ну, зачем вы меня спасали, дураки?! О себе лучше бы подумали!» - Пенилась девушка, расшвыривая свои умные книжки. – «Ну, где эта заначка, где, будь она неладна…Вот она, родимая!» В старой коробочке от леденцов хранилась мелочь на «черный день». Очень пивка хотелось.

Танька не слышала его голоса уже пять недель! Последний раз она звонила ему сама, когда спрашивала про Джорджию. Часовая стрелка неумолимо подбиралась к шести – вот сейчас он пойдет домой, так и не позвонив ей! Танька растерзала носовой платок. Шесть! Все! Ненависть захлестывала горло с той же силой, с какой раньше – любовь. Уничтожить! Стереть с лица земли! И Танька вспомнила о последнем средстве.
У Танькиной бабушки была подруга – армянка. У армянки этой была племянница по имени Гаянэ, которая жила в селе, где было много ассирийцев, айсоров – таково настоящее имя этого народа. Шестнадцатилетняя Гаянэ была неправдоподобно красива – ее внешность вызывала в памяти лица с древнеегипетских фресок. И вот эта девочка начинает сохнуть, просто угасает на глазах. Врачи разводят руками, история болезни Гаянэ превращается в толстенный том – сплошные анализы, и никакого диагноза. Перед тем, как девочка заболела, у нее с бельевой веревки пропало платье. Ну, пропало и пропало, мало ли что, свистнул его кто-то…
Рядом жила семья ассирийцев, у которых была дочка, чуть старше Гаянэ, очень некрасивая. Про нее однажды кто-то сказал, что, когда раздавали внешность, она стояла в очереди за злобой. И это было не в бровь, а в глаз, прямо в яблочко.
Гаянэ уже совсем доходила, когда ассирийцы неожиданно продали дом и уехали. Новый хозяин выволок из дома на свалку все старье, которое оставили спешно уехавшие ассирийцы. Мать Гаянэ пошла утром вынести мусор и обнаружила то самое, давно пропавшее и благополучно забытое платье. Оно было все истыкано иголками.
Вот такую душераздирающую историю много лет назад рассказывала Таньке бабушка.
«Так-так, вот и они!» - девушка нашла рубашки Наянского. Втыкаем иглу в сердце, вторую – в солнечное сплетение. Но это еще не все. Танька обнаружила на задворках шкафа коробку пластилина, и это навело ее на мысль. Как –то раз она читала про черную магию Вуду. Там лепили из воска фигурку жертвы, а потом втыкали в нее иглу. Что-что, а с этим Танька успешно справилась, когда-то она училась на скульптора-минималиста, ее юношеские работы даже выставлялась. Руки помнили все. Через десять минут дело было сделано. «Какой ваятель погиб во мне!» - гордо подумала Танька, любуясь на свое творение, - «только все иголки на это дело пошли, теперь пуговицу пришить нечем.» Девушка иронически усмехнулась. И коротко хохотнул кто-то еще. Или в квартире появилось эхо? Раньше его не было. Танька уже ничему не удивлялась – она давно была »девушкой с глюками», мало того, теперь, лишившись общества Евгения Петровича, она постоянно оказывалась в обществе потусторонних хохотунов и печально вздыхающих сущностей без лица. По крайней мере, она не чувствовала себя одинокой.



Глава последняя
Анафема – только начало.

Танька не знала, что было дальше с Евгением Петровичем. У нее начались проблемы необычного свойства. Она не могла находиться в церкви ни минуты.
Думать о Наянском она практически перестала, и вот тогда он начал сниться. Однажды он пришел к ней во сне и, с трудом ворочая языком, сказал, что у него «черная кость на сердце». Лицо его было распухшим от побоев…или это он с лестницы упал…Танька проснулась, запомнив последние слова – «черная кость на сердце». Было в этом что-то от цыганских заклинаний. Какие, на фиг, цыгане?! Танька посмотрела на себя в зеркало, ища на лбу выступ – «А не едет ли крыша?» Лоб был ровным. Несчастливая кость выпала сердцу. Его сердцу? Да разве он способен чувствовать?
«Мертвая земля, отпусти раба божьего…» - вспомнила вдруг Танька какое-то цыганское заклинание.
Все придет потом – это еще не конец.