ома постоянно консультировала его по вопросам моего лечения, 3) огромное желание жить.
Я стискивал зубы и отказывался от дополнительных обезболивающих уколов, которые любезно назначил мой доктор. Он удивлялся, почему я терплю боли. “Доктор! Я получаю восемь уколов пенициллина(!) по 3 млн. единиц в день внутримышечно, а димедрол с анальгином прошу колоть только на ночь, чтобы поспать, когда очень высокая температура и невыносимо ломит суставы. Мои ягодицы уже и так болят от уколов, поэтому я лучше потерплю ”. Через 10 дней мне сменили антибиотик на уколы левомицетина, которые приносили мне дополнительные страдания, приведшие в последствие к появлению огромного инфильтрата на ягодице. С этим инфильтратом и с температурой 39 я выписался из больницы и в сопровождении родных поехал домой. Дома постъинекционный инфильтрат был излечен с помощью прикладывания по полчаса несколько раз в день резиновой грелки с горячей водой, обернутой полотенцем. Тогда мне было всего 28 лет и 5 лет врачебной практики. Мой диагноз звучал как приговор: остаточные явления менингококковой инфекции (менингита и менингококкового сепсиса) с повышенным черепно-мозговым давлением, экстрапирамидным (поражение подкорковых ганглиев вещества мозга за счет энцефалита) и астеновегетативным синдромами.
Возбудителем менингококковой инфекции является грамотрицательный диплококк. Природным резервуаром менингококковой инфекции служит носоглотка человека. Признаки менингита (воспаление мозговых оболочек): сильная разлитая распирающая головная боль; рвота; светобоязнь; быстро прогрессирующее нарушение сознания; выраженные оболочечные симптомы; смешанный или гнойный характер воспаления спинномозговой жидкости.
Признаки менингоэнцефалита (воспаление мозговой ткани): стойкая утрата сознания; длительное наличие судорожного синдрома; стойкое нарушение функции черепных нервов.
Признаки менингококкцемии (сепсиса): озноб; подъем температуры тела до 38—39 градусов и выше; головная боль; общая слабость; геморрагическая сыпь иногда с некрозами в центре элемента и гангреной тканей и конечностей.
В одной трети случаев генерализация инфекции проявляется сочетанием менингококцемии и менингита (менингоэнцефалита). Кроме того, возможны менингококковая пневмония, эндокардит, иридоциклит, артрит, нефрит и другие проявления течения заболевания.
Менингококк, проникая в подоболочечное пространство, вызывает развитие гнойного менингита, причем воспалительный процесс периваскулярно распространяется на вещество мозга, сосудистое сплетение желудочков мозга, влагалища черепных нервов, проходящие через костные каналы основания черепа, полость внутреннего уха. В воспалительный процесс также вовлекаются оболочки спинного мозга. Вследствие гиперпродукции цереброспинальной жидкости возникают внутричерепная гипертензия, нарушение ликвородинамики. Тяжесть течения и исход менингита зависят от степени выраженности отека-набухания мозга, а также вовлечения в воспалительный процесс вещества мозга и желудочковой системы головного мозга. Воспалительный процесс в оболочках и веществе мозга без применения антибиотиков прогрессирует и примерно в 50% случаев приводит к смерти в результате развития энцефалита, внутренней водянки головного мозга. При отеке мозга отмечаются: спутанность сознания, психомоторное возбуждение с быстрым развитием комы, затем, особенно у взрослых, генерализованные судороги, характерны расстройства дыхания, а смертность составляет около 30%. За счёт выделения менингококками эндотоксинов иногда развивается инфекционно- токсический шок с 50% летальности. В остальных случаях процесс завершается неполным выздоровлением с остаточными явлениями в виде гидроцефалии, эпилептического синдрома, снижения интеллекта, потери слуха и т.д. и частым выходом на инвалидность. При своевременно начатом лечении антибиотиками процесс полностью обратим. На бытовом уровне считается, что полное излечение от менингита не возможно.
Если заключение врачей перевести на обыденный язык, то это означало: постоянные головные боли днем и ночью, от которых я “лез на стену”, 4 часовой сон, позднее засыпание и раннее пробуждение, пошатывание при ходьбе, головокружение, слабость в правой руке и ноге, особенно при нагрузке и перемене погоды, постоянный тремор (дрожание) головы и мучительные судороги в икроножных мышцах, снижение памяти и концентрации внимания, астения и эмоциональный дисбаланс в виде своей незащищенности, уныния, подавленности и т.п.
Я повторно медленно вступал в жизнь, поскольку мое сознание приспосабливалось к новым условиям существования. Потребовалось приблизительно 3 месяца, чтобы полнее понять то, насколько распространенной и коварной была не степень мозгового повреждения, а нарушение познавательных и эмоциональных функций. Имея возможность размышлять над своей ситуацией, я изо всех сил пытался найти себя. Ряд вещей были отличны во мне, когда невольно сравнил свои способности до и после перенесенного отека мозга. Казалось весь мир потускнел и утратилось ощущение жизни. Несмотря на это, даже в мыслях, я не испытывал желания сдаться и подчинится неотвратимым превратностям судьбы.
Я не имел трудностей в понимании речи: общался с людьми, смотрел телевизионные передачи, мог читать, но значение слов иногда отсутствовало. Приходилось по нескольку раз перечитывать предложение, чтобы понять смысл написанного текста. Во время письма буквы ложились на бумагу кривыми строчками и в некоторых словах терялись, так что надо было проверять и исправлять эти механические ошибки. Строчки прыгали перед глазами, я быстро уставал, по крупицам собирая информацию о лекарствах, назначаемых при органическом поражении головного мозга. Зрение и слух не пострадали, но уши закладывало, особенно при перемене погоды и иногда трудно было понять смысл звуков. Писать ручкой мне составляло проблему, так как кисть плохо слушалась. Обычная ручка напоминала бревно, которое трудно было удерживать в руке, и иногда сразу не удавалось быстро написать предложение. Перед дождем правая кисть слабела, а правая нога немного спотыкалась. Первое время я ходил по улице пошатываясь, что вызывало недоумение у соседских пенсионерок. Не хотелось смотреть передачи по телевизору, так как головные боли “сводили с ума” и я не знал, как от них найти облегчение. В голове творилось что-то невообразимое. Я брал книгу и старался все отгонять прочь, хотя это мало помогало. Не было покоя ни днем, ни ночью.… Снотворные и обезболивающие средства не облегчали состояние, усиливая общую слабость. Казалось, что жизнь для меня потеряла всякий смысл. Это было очень тяжелым испытанием и сильно расстраивало душу, вызывая страх и безысходность, жалость к себе. “Почему это произошло и буду ли я когда-либо снова “нормален”?”, часто задавал сам себе вопрос и не мог найти на него ответа. Но какой-то огонек надежды продолжал тлеть внутри, заставляя цепляться за эту жизнь, среди апатии и бессилия изменить ситуацию, не давая впасть в полное отчаяние. Болела душа и эту боль нельзя сравнить с физической болью! Чтобы понять, в чем состоит различие, просто надо её пережить, прочувствовать, перенести...
Профессиональная память не пострадала, но фамилии многих актеров я не мог сразу вспомнить. Бывали мгновения, когда я отключался на несколько секунд, не понимая, что я должен сделать. Позднее, когда я уже вышел на работу, меня заставляли проводить политинформацию в отделении, и во время рассказа я не мог вспомнить нужное слово и останавливался, чтобы найти ему замену. Пробовал бегать в парке, но сильно кружилась голова, тошнило, кидало в стороны, усиливались судороги в ногах и невыносимая боль разрывала череп. Приходилось останавливаться и присаживаться, а дома ложится на диван, где продолжалось подергание мышц и усиливалась дрожь в теле с сильной потливостью. Поэтому я прекратил дальнейшие попытки научится бегать. (До болезни мне не составляло труда бегать по 5-6 км по парку, который был рядом с домом.) Одним, словом я потерял самого себя и очень пережевал, глубоко осознавая своё безрадостное будущее. Врачи по человечески жалели меня, но ничем не могли помочь, так как в учебниках по неврологии указано, что надо проводить восстановление лекарствами и не более того.
После четырех месячного хождения в районную поликлинику на уколы, пропустив через свою печень горы лекарств, я пошел на ВТЭК, где мне предложили 3 группу инвалидности, но я отказался. “А Вы не обманете нас и вылечитесь?”, спросили меня на ВТЭКе, но я пообещал вылечиться. Ни один врач-невролог из полдюжины, осматривавших меня, ничего не мог мне сказать определенного о дальнейшем прогнозе и смогу ли я вообще работать. Все советовали не перенапрягаться, в будущем запрещалась работа в ночную смену, волнения, словом жизнь под колпаком. Врач по функциональной диагностике из областной больницы, расшифровывая запись биотоков моего мозга (энцефалограмма) порекомендовал мне найти спокойную работу, так как в левом полушарии оказалась повышенная судорожная активность.
Лечащий врач-невролог, Анна Васильевна, участник войны, была хорошим и добрым человеком, каждые 10 дней продлевала мой больничный лист. Поэтому я приходил к ней на прием со своими назначениями, которые вычитывал из книг и иногда сам себе выписывал лекарства по рецептам. Кроме того, слепая вера в лекарственное лечение и поиски очередного модного препарата напрочь отдаляли меня от других методов лечения. Меня всё больше и больше угнетало бессилие нашей медицины, в которую я так фанатично верил и отсутствие выхода из сложившейся тупиковой ситуации. Шли месяцы, приближался очередной ВТЭК, а я всё ещё топтался на месте, не чувствуя существенного улучшения. Главная проблема на пути восстановления моего здоровья состояла в отсутствии необходимых знаний по комплексной реабилитации больных перенесших нейроинфекцию, конкретных практических рекомендаций и постоянного копания в себе, как врача, а также душевные переживания, что удлиняло время выздоровления. Я нуждался в психологической поддержке, чтобы избавиться от своих комплексов неуверенности и, наконец, поверить, что я поправлюсь, так как сами врачи, глядя на меня, до конца не верили в это. Мама уходила на работу, и я целый день оставался один на один со своими мыслями и проблемами. Одиночество и бездеятельность тяготили меня всё больше и больше.
Мудрое и, наверное, в тот период правильное решение пришло ко мне после того, когда знакомая врач-окулист из поликлиники, где я лечился, подарила мне первое издание книги профессора Николаева “Голодание ради здоровья”. Протягивая мне книгу, она сказала: “Володя! Это тебе должно обязательно помочь!” Терять мне было уже нечего, и я решил попробовать этот метод. Меня не пугала перспектива умереть от голода, так как в книге подробно рассказывалось о нюансах и успехах лечения при многих “неизлечимых” для официальной медицины заболеваниях. Никакой информации о моей болезни и тем более ...
Продолжение на следующей странцие...
