не расстроился и
покинул город с чувством, что нет никакой надежды для этих детей, чей мир
был уже раздавлен их каждодневной борьбой из-за куска пищи.
- Ты их жалеешь? - воскликнул дон Хуан вопрошающим тоном.
- Конечно, жалею, - сказал я.
- Почему?
- Потому что я озабочен благосостоянием окружающих меня людей. Эти
мальчики - дети, а их мир так некрасив и мелок.
- Подожди. Подожди. Как ты можешь говорить, что их мир
н_е_к_р_а_с_и_в_ и _м_е_л_о_к_? - сказал дон Хуан, передразнивая мое
выражение. - Ты думаешь, что твой мир лучше, не так ли?
Я сказал, что так и думаю, и он спросил меня, почему. И я сказал ему,
что по сравнению с миром этих детей мой мир бесконечно более разнообразен
и богат развлечениями и возможностями для личного удовлетворения и
развития. Смех дона Хуана был искренним и дружеским. Он сказал, что я
неосторожен с тем, что я говорю, что у меня нет возможности измерить
богатство и возможности мира этих детей.
Я подумал, что Хуан просто упрямится. Я действительно думал, что он
становится на противоположную точку зрения просто для того, чтобы
раздражать меня. Я искренне верил, что у этих детей нет ни малейшего шанса
для интеллектуального роста.
Я еще некоторое время отстаивал свою точку зрения, а затем дон Хуан
спокойно спросил меня:
- Разве ты не говорил мне однажды, что по твоему мнению величайшим
достижением для человека будет стать человеком знания?
Я говорил так и повторил вновь, что, по-моему, стать человеком знания
- это одно из величайших интеллектуальных достижений.
- Так ты думаешь, что твой очень богатый мир когда-нибудь поможет
тебе стать человеком знания? - спросил дон Хуан с легким сарказмом.
Я не ответил, и тогда он задал тот же вопрос другими словами -
оборот, который я всегда применял к нему, когда считал, что он не
понимает.
- Другими словами, - сказал он, широко улыбаясь и очевидно видя, что
я осознаю его игру, - могут ли твоя свобода и твои возможности помочь тебе
стать человеком знания?
- Нет, - сказал я с ударением.
- Тогда как же ты можешь чувствовать жалость к этим детям? - спросил
он серьезно. - любой из них может стать человеком знания. Все люди знания,
которых я знаю, были детьми, подобными тем, которых ты видел, подъедающими
объедки и вылизывающими столики.
Аргумент дона Хуана дал мне неприятное ощущение. Я не чувствовал
жалости к этим обделенным привелегиями детям оттого, что им не хватает
пищи, но жалел их за то, что по моим расчетам мир уже приговорил их к
интеллектуальной неадекватности. И, однако же, по расчетам дона Хуана,
каждый из них мог достичь того, что я считал вершиной человеческих
интеллектуальных достижений - стать человеком знания. Мои причины к тому,
чтобы жалеть их, были необоснованы. Дон Хуан точно поддел меня.
- Может быть, ты и прав, - сказал я. - но как можно избежать желания,
искреннего желания помочь окружающим тебя людям?
- Как же, ты думаешь, им можно помочь?
- Облегчая их ношу. Самое маленькое, что можно сделать для окружающих
нас людей, так это попытаться изменить их. Ты ведь и сам занимаешься этим.
Разве не так?
- Нет. Этого я не делаю. Я не знаю, что менять, и зачем менять
что-либо в окружающих меня людях.
- А как насчет меня, дон Хуан? Разве ты не учил меня для того, чтобы
я изменился?
- Нет. Я не пытаюсь изменить тебя. Может случиться, что однажды ты
станешь человеком знания - этого никак нельзя узнать - но это не изменит
тебя. Когда-нибудь ты, возможно, сможешь _у_в_и_д_е_т_ь_ людей в другом
плане, и тогда ты поймешь, что нет способа изменить что-либо в них.
- Что это за другой план виденья людей, дон Хуан?
- Люди выглядят по-другому, если их _в_и_д_и_ш_ь_. Маленький дымок
поможет тебе _у_в_и_д_е_т_ь_ людей, как нити света.
- Нити света?
- Да, нити, как тонкая паутина. Очень тонкие волокна, которые
циркулируют от головы к пупку. Таким образом, человек выглядит, как яйцо
из циркулирующих волокон. А его руки и ноги подобны светящимся
протуберанцам, вырывающимся в разные стороны.
- И так выглядит каждый?
- Каждый. Кроме того, человек находится в контакте со всем остальным,
не через руки, правда, а через пучок длинных волокон, вырывающихся из
центра его живота. Эти волокна присоединяют человека ко всему окружающему;
они сохраняют его равновесие; они придают ему устойчивость. Поэтому, как
ты сможешь _у_в_и_д_е_т_ь_ когда-нибудь, человек - это светящееся яйцо,
будь он нищим или королем, и нет способа изменить что-либо, или, вернее,
что можно изменить в светящемся яйце, а?
2
Мое посещение дона Хуана положило начало новому циклу. Мне не
потребовалось никаких усилий для того, чтобы вновь попасть в старое русло
удовольствия от его чувства драматизма, его юмора и терпения со мной. Я
определенно чувствовал, что мне нужно посещать его более часто. Не видеть
дона Хуана было действительно большой жертвой для меня, кроме того, у меня
было кое-что, представляющее для меня определенный интерес, что я хотел с
ним обсудить.
После того, как я закончил книгу о его учении, я начал перебирать те
свои полевые записи, которые я не использовал в книге. Я выпустил из книги
очень много данных, потому что мое внимание было направлено на состояния
необычной реальности. Просматривая свои старые записки, я пришел к
заключению, что умелый маг может создать самый специализированный ареал
восприятия в своем ученике, просто манипулируя "общественными ключами".
Все мое построение, касающееся природы этих манипуляционных процедур,
основывалось на предположении, что для того, чтобы создать необходимый
ареал восприятия, необходим ведущий. Как конкретный тест я взял случай
пейотных собраний магов. Я соглашался с тем, что на этих собраниях маги
приходили к соглашению относительно природы реальности без какого-либо
обмена словами или знакаи, и поэтому я пришел к заключению, что тут
использовался очень мудреный код для того, чтобы участники пришли к такому
соглашению. Я разработал сложную систему для того, чтобы объяснить эти
коды и процедуры, и поэтому я вернулся, чтобы навестить дона Хуана и
спросить его личное мнение и совет относительно моей работы.
21 мая 1968г.
Ничего необычного не произошло во время моего путешествия к дону
Хуану. Температура в пустыне превышала 100 и была очень утомительна. После
обеда жара стала спадать, и, когда я в начале вечера подъехал к дому дона
Хуана, подул прохладный ветерок. Я не очень устал, поэтому мы сидели в его
комнате и разговаривали. Это был не тот разговор, который мне хотелось бы
записывать; фактически, я не пытался вкладывать в свои слова большой смысл
или значение. Мы говорили о погоде, урожае, его внуке, индейцах яки,
мексиканском правительстве. Я сказал дону Хуану, как сильно мне нравится
то особое ощущение, которое получаешь, когда разговариваешь в темноте.
Он сказал, что это мое удовольствие основано на моей болтливой
натуре; что мне легко любить болтовню в темноте, потому что болтовня - это
единственное, что я могу делать в такое время, сидя рядом с ним. Я
возразил, что это больше, чем простой акт разговора - то, что мне
нравится. Я сказал, что меня наслаждает убаюкивающее тепло темноты вокруг
нас. Он спросил меня, что я делаю дома, когда становится темно. Я ответил,
что всегда включаю свет или выхожу на освещенные улицы до тех пор, пока не
придет время спать.
- О... - сказал он с недоверием. - я думал, что ты научился
использовать темноту.
- Для чего ее можно использовать? - спросил я.
Он сказал, что темнота (он назвал ее "темнота дня") - это лучшее
время для того, чтобы _в_и_д_е_т_ь_. Он подчеркнул слово _"_в_и_д_е_т_ь_"
особой интонацией. Я захотел узнать, что он хочет этим сказать. Но он
ответил, что уже слишком поздно, чтобы вдаваться в этот вопрос.
22 мая 1968 г.
Как только я утром проснулся, я безо всяких вступлений рассказал дону
Хуану, что сконструировал систему, объясняющую то, что имеет место на
пейотном собрании - митоте. Я взял свои записи и прочел ему то, что
разработал. Он терпеливо слушал, пока я старался разъяснить свою схему.
Я считал, что необходим тайный дирижер для того, чтобы таким образом
настроить всех участников, что они придут к любому заданному соглашению. Я
указал, что люди присутствуют на митоте для того, чтобы найти мескалито и
его уроки относительно правильного образа жизни. При этом все эти люди не
обмениваются между собой ни единым словом или жестом, и все же они
находятся в согласии относительно присутствия мескалито и его
специфического урока. По крайней мере именно так было на том митоте, на
котором я присутствовал: все согласились, что мескалито появился перед
ними и дал им урок. В своем личном опыте я нашел, что та форма, которую
принимает индивидуальное появление мескалито, и его последующий урок были
поразительно однообразны, хотя варьировали по содержанию от человека к
человеку. Я не мог иначе объяснить такой гомогенности, как приняв ее
результатом скрытой и сложной настройки.
У меня ушло почти два часа на то, чтобы прочесть и объяснить дону
Хуану ту схему, что я конструировал. Кончил я тем, что попросил его
сказать своими словами, какова действительно процедура для приведения
участников митота к соглашению.
Когда я закончил, он скривился. Я подумал, что он, должно быть,
считает мои объяснения вызывающими; он, казалось, был глубоко поглощен
размышлениями. После благопристойного молчания я спросил его, что он
думает о моей идее.
Мой вопрос внезапно изменил его гримасу на улыбку, а затем на
раскатистый хохот. Я тоже попытался засмеяться и нервно спросил, что тут
такого смешного.
- Ты ушел в сторону, - воскликнул он. - зачем кто-то будет стараться
кого-то настраивать в такое важное время, как митот? Ты думаешь, что
всегда дурачат с мескалито?
На секунду я подумал, что он уклончив; он, фактически, не отвечал на
мой вопрос.
- Зачем кому-либо настраивать? - спросил упрямо дон Хуан. - Ты был на
митотах. Ты должен знать, что никто не объяснял тебе, как чувствовать или
что делать; никто, кроме самого мескалито.
Я настаивал на том, что такое объяснение невозможно, и вновь попросил
его рассказать мне, каким образом достигается соглашение.
- Я знаю, зачем ты приехал, - сказал дон Хуан загадочным тоном. - я
не могу помочь тебе в твоем затруднении, потому что не существует никакой
системы настройки.
- Но как же все эти люди соглашаются с тем, что мескалито
присутствует?
- Они соглашаются потому, что _в_и_д_я_т_, - сказал дон Хуан
драматически. - Почему бы тебе не поприсутствовать еще на одном митоте и
не _у_в_и_д_е_т_ь_ самому?
Я почувствовал, что это была ловушка. Я не сказал ничего и отложил
свои записи. Он не настаивал.
Некоторое время спустя он попросил меня отвезти его к дому одного из
его друзей. Большую часть дня мы провели там. В ходе разговора его друг
Джон спросил меня, что стало с моим интересом к пейоту. Почти восемь лет
назад Джон давал мне батончики пейота при моем первом опыте. Дон Хуан
пришел мне на помощь и сказал, что я делаю успехи.
По пути назад к дому дон Хуана я почувствовал себя обязанным сделать
замечание относительно вопроса, заданного Джоном, и я сказал среди
прочего, что у меня нет намеренья учиться чему-либо далее о пейоте, потому
что это требует мужества такого сорта, которого у меня нет, и что я,
сказав о св...
Продолжение на следующей странцие...
