Москва 1996 г.
THE ZEN TEACHING of INSTANTANEOUS AWAKENING by HUI HAI
Translated by John Blofeld
BUDDHIST PUBLISHING GROUP
--------------------------------------------------------------------------------
Хуэй Хай, Мастер Дзэн, с любовью прозванный Прекрасным Жемчугом, принадлежал к той же духовной традиции, что и Хуэй Нэн, Ма Дзы и Хуан Бо. Его стиль учения является предельно открытым и сегодня так же подходит для Запада, как 1200 лет назад для Китая.
Когда что-то происходит, не реагируйте, не останавливайте свой ум ни на чем, сохраняйте ум всегда безмолвным, подобно пустоте, и совершенно чистым (без пятна), и таким образом спонтанно достигните освобождения. Хуэй Хай
Джон Блоуфельд, известный буддистский автор и переводчик, является одним из очень немногих англичан, кто на своем собственном опыте познал жизнь в китайских буддистских храмах и монастырях до Коммунистической революции. Его любовь к Китаю и знание буддизма позволили ему перевести два дзэнских текста, содержащихся в этой книге, с чувством и проникновенностью. Эта чрезвычайно важная книга вдохновит тех, кто серьезно изучает буддизм.
С почтением посвящается этому истинному буддисту, эрудированному ученому, автору и переводчику многих ценных чаньских текстов.
Чарльз Люк
СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие переводчика
Необходимые Врата на пути к Истине посредством мгновенного пробуждения
Записи Цун Чина бесед дзэнского мастера Хуэй Хая, известного также под именем Прекрасный Жемчуг
Китайские термины особой трудности
Словарь санскритских терминов
Примечания переводчика
ПРЕДИСЛОВИЕ ПЕРЕВОДЧИКА
Почтение моим Учителям!
Почтение Трем Драгоценностям —
Будде, Дхарме и Сангхе!
Почтение Тому,
кто Находится Внутри Нас Всех!
ИСТОЧНИК ЭТОГО ПЕРЕВОДА
Во время зимы 1959-60 гг. в Калимпоне, городке, окруженном цветами, в предгорьях Гималаев, я по нескольку часов сидел у ног то одного, то другого монаха, из числа тех святых и ученых монахов, которые сбежали из своих монастырей в поиске убежища, где бы они могли проповедовать Дхарму свободно и без боязни. Увы, мое незнание тибетского языка поставило меня в печальную зависимость от услуг доброго и терпеливого тибетского ученого и лингвиста Джона Драйвера, который жертвовал большей частью своего времени. Несмотря на это я не мог прогнать свою печаль, находясь так близко и при этом оставаясь оторванным от монахов обладающих драгоценными знаниями, которые могли быть переданы. Потом, когда я однажды пристально смотрел на величественную снежную колонну Канченджунги, мне пришло в голову, что я бессмысленно растрачиваю драгоценное время, к сожалению, так же бесполезно для себя, как и для других. Совершенно не зная тибетского и санскритского языков, я, в конце концов, имел некоторые знания китайских буддистских текстов; хотя мой перевод Учения Дзэн Хуан Бо был далек от совершенства, даже он вызывал тогда у некоторых людей озарение об удивительном феномене просветленного ума. Так почему не попробовать снова?
После этого мои мысли унеслись назад к монастырю, укромно расположенному в обширной низине в Западном Китае, куда во время Второй Мировой войны я ушел со своего поста в нашем посольстве в Чункине, чтобы оправиться после болезни. Сейчас я даже не помню названия храма, но я не могу так просто забыть то, что со мной там случилось. Странно (и это — без сомненья, показатель того, что нам не хватает таких книг, как книги Прекрасного Жемчуга /Хуэй Хая/), как быстро приедаются самые приятные удовольствия. Живя в этом мирном монастыре, где нечего было делать целый день, кроме чтения, прихлебывания чая с дружелюбными монахами и глазения на прекрасные увенчанные соснами горные хребты по обеим сторонам плодородной долины, я вскоре обнаружил, что скучаю! Красота и праздность, к которым годы тяжелой работы и месяц болезни заставили меня стремиться всей душой, слишком быстро потеряли все свое очарование. Пожилой монах-библиотекарь, замечая своими проницательными глазами мою потребность в развлечении, взял меня с собой на все утро в библиотеку — большой павильон, почти такой же широкий, как зал усыпальницы монастыря. Внутри я заметил, что большая его часть занята не книгами, а тысячами искусно выгравированных картонок, которые раньше использовались для печатания китайских текстов. Многим из них насчитывалось сотни лет и они содержали такие изысканные вертикальные ряды иероглифов, что я смог провести несколько счастливых часов, держа их в руках и любуясь ими; но мое состояние здоровья оставалось плохим и вскоре я почувствовал потребность добраться до своей спальни, которая видна была из зала усыпальницы на другой стороне внутреннего двора. Только я повернулся, чтобы уйти, как старый монах, улыбаясь, подал мне в руки копию одного из древних текстов, отксилографированного с тех картонок, которые я рассматривал.
Вернувшись в свою комнату, в которой даже днем было довольно темно, я зажег красную, исполненную по обету, свечу и начал лениво просматривать страницы подарка старого джентльмена. Это оказалось перепечаткой текста чаньского мастера Хуэй Хая, относящегося к восьмому веку (Танской династии), вместе с собранием его бесед с учениками. Почти сразу я натолкнулся на привлекающую цитату такого содержания: — мудрецы обращаются к разуму, а не к Будде, тогда как те, кто обращаются к Будде, а не к разуму, глупцы! Это живо пробудило мое любопытство, ибо казалось необычным то, что благочестивый буддийский писатель так жестко критикует тех, кто ищет ответа на что-то у Учителя богов и людей. Любого можно было бы понять, если бы он счел такие слова богохульством, — как счел я, пока не прочитал всю книгу и не начал ощущать первого проблеска понимания. Я тотчас же решил попробовать себя в искусстве перевода этой захватывающе интересной работы.
Первым плодом этого решения стала маленькая книжка под названием "Путь Внезапного Достижения", содержащая перевод первой половины нынешнего текста, которая была любезно опубликована Буддистским Обществом в Лондоне. У меня нет сейчас ее копии, но я не сомневаюсь, что она была полным-полна ошибок ввиду неопытности переводчика. Я могу только уповать на то, что я не совершил слишком большой несправедливости по отношению к мудрости Прекрасного Жемчуга; я абсолютно уверен в том, что мало чего осталось от ясности его изложения. Сейчас, спустя примерно шестнадцать лет, я сделал перевод всей работы, возвратившись к оригиналу для того, чтобы заново перевести первую часть, и переведя в первый раз записи Цзун Чина.
МЕТОД ПЕРЕВОДА
Для решения моей нынешней задачи мне значительно помогли три обстоятельства: возрастающее знание чань (дзэн) буддизма, которое хотя все еще и не является глубоким, все же стало значительно лучше; замечания по поводу моего первого перевода, оставленные для меня моим старым Другом, покойным И. Т. Пуном; и неоценимая помощь, оказанная мне м-ром Чарльзом Люком, который действительно является глубоким знатоком чань. Я не могу найти слов, чтобы выразить всю мою благодарность и признательность за эту третью и самую большую удачу.
Мой перевод является в некотором смысле толковательным. То есть я решился (в некоторых местах) вставить в настоящий текст слова, которые предположительно должны иметь место в сильно сжатом китайском оригинале; ибо буквальный перевод выглядел бы менее вразумительно, чем "телеграфный" стиль. Более того, когда китайский иероглиф употреблялся в разных контекстах, я не всегда переводил его на английский язык одним и тем же словом или фразой. Ученые могут посчитать, что это заслуживает порицания, но китайская проза имеет что-то общее с поэзией всех языков, что делает ее сразу полной глубины и чрезвычайно сложной для перевода — почти каждое важное слово имеет такое большое количество смысловых оттенков, что переводчику приходится выбирать самый подходящий оттенок для этого контекста и пропускать или вставлять слова с тем значением, которое подразумевается. Примечательна неопределенность слов типа "син" (ум, сердце и т.д.), потому что в буддизме есть не только ваш ум, мой ум, его ум и существующий извечно, бессмертный УМ, известный как единственно истинный, но также за одно и то же принимается и ум, воспоминание и объект размышления (мысль о). Несмотря на то, что точность английского языка часто имеет большое преимущество, в таких случаях, как этот, она является ограничивающим' фактором, который умаляет совершенство даже самых лучших переводов, ' которые могут быть сделаны. Специальный перечень терминов особой трудности дан сразу перед словарем.
Любой читатель, который считает, что стиль этого текста тут и там повторяется то и дело, что не может удовлетворить его вкусу, я думаю вспомнит, что Прекрасный Жемчуг, даруя нам драгоценную Истину, награждает нас даром, который выше всех даров, — даром бессмертной мудрости и миром, который расцветает из нее. Поэтому он старается задеть своими словами за живое; эти повторения подобны огромным сокрушительным ударам по шляпке твердого гвоздя, чтобы он прошел и осветил внутри самые потайные уголки сердца.
Порядковые номера заголовков каждого подраздела книги в оригинале отсутствуют; они вставлены для того, чтобы указать абзацы, разделенные по-другому в убористо напечатанном китайском тексте, и это может оказаться удобным, если нужно вернуться назад к какой-либо части текста.
УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ УЧЕНИЯ
ПРЕКРАСНОГО ЖЕМЧУГА
У меня нет копии раннего перевода первой части этой работы, который я делал, но мне кажется, я помню, что в предисловии, или возможно в примечании, я высказал мнение, что чаньский (дзэн) мистицизм имеет очень мало общего с христианским, суфийским и индусским. Если я действительно написал нечто подобное, я прошу извинения за это, ибо я уже давным-давно пришел к убеждению, что истинные мистики всех религий являются провидцами Истины и что чань (дзэн) особенно важен для Запада по той причине, что он утверждает в ясных, не касающихся бога терминах, то, что Мейстер Экхарт, или Св. Иоанн Креститель, и его собратья-мистики испытали сами, но сочли нужным замаскировать в религиозном символизме, широко принятом их современниками. На самом деле у них не было большого выбора. Так как Предельное Видение является восприятием, в котором выходят за пределы воспринимающего и воспринимаемого, и ничто маловероятное для описания не воспринимается, преуспевающий адепт остается с тремя альтернативами — хранить мычание, оставляя таким образом всякую попытку привести других к Цели; облачить невидимую реальность в одежды религии, господствовать там и тогда; или показать путь систематическим разрушением всех категорий мысли, таких как цвет, форма, размер, существование, не-существование, пространство, время и т.д. Последний подход положил начало той школе буддизма — известной на санскрите как дхьяна, а на китайском чань или чань-на, — которая достигла Запада под своим японским названием дзэн.
ПРЕКРАСНЫЙ ЖЕМЧУГ,
ИЛИ ЧАНЬСКИЙ МАСТЕР ХУЭЙ ХАЙ
Школа дхьяны, которую мы с этого момента будем называть чань (дзэн), вплоть до нынешнего момента вела самую активную деятельность. Она получила развитие около пятнадцати столетий назад, когда появились многочисленные Мастера, сперва в Китае, а позже и в Китае и в Японии, чьи учения до сих пор читаются и применяются. Среди этих Мастеров — "Ранних Отцов" Чаньской Школы — был один по имени Ма Дзы (умер в 788 г. н.э.), чей монастырь находился в провинции Гянзи. К нему приходили набожные студенты со всех обширных земель Китая, среди которых был Хуэй Хай, автор нашего текста. К сожалению, самое точное, что мы можем сказать, определяя дату рождения Мастера Хуэй Хая, это заметить, что он был учеником Ма Дзы, который, вероятно, был значительно старше из них двоих и умер в четвертый день второго лунного месяца четвертого года Чень Юань правления Династии Тан, то есть первого марта 788 г. н.э. Родившись в Юе Чоу, который, возможно, был тем городом, который ныне называется Шао Си...
Продолжение на следующей странцие...
