тепени вольнодумцем и любил щеголять скептицизмом перед своими наивными товарищами. Теперь в течение многих дней пищей для его остроумия стала доверчивость бедных пастухов и легкость, с какой эти простофили позволили нам себя провести.
Прошло некоторое время и вот я снова с великой радостью увидела берега большого Синего озера - святейшего озера Куку-Hop, места поклонения миллионов монголов и тибетцев (вокруг Куку-Hop я совершила обход несколько лет тому назад).
Однажды, возвращаясь после купания в озере, я заметила, что Тсеринг стремительно вышел из палатки Ионгдена, что-то пряча в карман своего платья. Он меня не видел и направился к кухне. В тот же вечер молодой лама рассказал мне, что днем его зачем-то вызвали из палатки, как раз когда он считал деньги. Вернувшись, он не досчитался в кошельке, оставленном в палатке, трех рупий.
- Очень хорошо, вора найти не трудно, - подумала я, но посоветовала молодому человеку быть внимательнее, а сама никому ничего об этом происшествии не сказала.
Три дня спустя, разложив у себя на столе стебли трав и рассыпав рис, я зажгла ароматические палочки и поставила чашу с водой. Я подождала, пока слуги не легли спать, прекрасно зная, что в этот момент каждый из них уже положил свой кошелек под подушку.
Позвенев тамбурином и колокольчиком, служившими ламам во время совершения религиозных церемоний, я позвала Тсеринга. Когда Тсеринг явился, я подула на воду, слегка помешала ее веточкой и сказала голосом оракула:
- Тсеринг, из кошелька ламы Ионгдена исчезли три рупии. Я видела их у тебя под головой, когда ты лег спать. Принеси их.
Скептицизм вольнодумца получил сокрушительный удар. Не в силах произнести ни одного слова, побледнев как мертвец, он трижды распростерся у моих ног, потом пошел к себе в палатку и принес украденные деньги.
- Благородная, преподобная госпожа, спросил он, дрожа всем телом, То-Уо потребует теперь моей смерти?
- Нет, - ответила я великодушно. - Я заступлюсь за тебя. Он снова припал к моим ногам и вышел.
Оставшись одна в своей маленькой палатке, открытой в ночное безмолвие пустыни, я снова взяла тамбурин и колокольчик ламаистских жрецов, и, под аккомпанемент их древних напевов, погрузилась в размышление о власти вековых верований над рассудком человека и о глубоком смысле только что разыгранной мной комедии.
Глава 5
Ученики древности и их современные конкуренты
Все перипетии, связанные с согласием учителя мистики принять ученика, первые годы послушничества, уготованные ученику испытания и обстоятельства, сопровождающие его духовное прозрение, представляют прекрасный материал для увлекательного романа. По всему Тибету ходит множество историй об удивительных приключениях наших дней или же дней давно минувших. Они записаны в биографиях знаменитых лам, закреплены преданием, рассказываются очевидцами. При переводе на чужой язык, при чтении в странах, где мысли, нравы, внешность - все совсем другое, чуждое Тибету, - очарование этих причудливых ламаистских "золотых легенд" рассеивается. Но когда хватающие за сердце интонации рассказчика звучат в полумраке монашеской кельи или под каменными сводами пещеры отшельника, в них снова трепещет душа Тибета во всей своей самобытности - примитивная и могучая, томящаяся по неведомому совершенству.
Прежде всего я расскажу легендарную и символическую историю приобщения Тилопы-Бенгальца к доктрине "Прямого пути". После его смерти это учение было занесено из Индии в Тибет и передавалось от учителя к ученику в секте Кхагиуд-па. Тилопа считается духовным предком этой секты. (Отмечу мимоходом: лама Ионгден мой коллега и приемный сын - начал в возрасте восьми лет испытательный срок своего ученичества в одном из монастырей секты Кхагиуд-па).
... Тилопа сидит, погруженный в изучение какого-то философского трактата. За его спиной появляется старая нищенка, читает у него через плечо (или делает вид, что читает) несколько строк и резко спрашивает: "Ты понимаешь, что читаешь?". Тилопа приходит в негодование: как смеет ничтожная попрошайка задавать ему такой наглый вопрос! Он не успевает выразить обуревающие его чувства: женщина плюет прямо в раскрытую книгу. Монах вскакивает. Что себе позволяет эта чертовка? Она осмеливается плевать на Священное писание! В ответ на его яростные упреки старуха плюет еще раз, произносит какое-то непонятное слово и исчезает.
Как ни странно, но услышав это слово, показавшееся ему нечленораздельным звуком, Тилопа сразу забывает о своем гневе, его охватывает тягостное чувство, в душе пробуждается сомнение в своей учености. В конце концов, может быть, он действительно не понимает ни доктрины, изложенной в оплеванном трактате... ни вообще ничего не понимает, и он просто-напросто тупоумный невежда? Что сказала эта странная женщина? Что за непонятное слово она произнесла? Он хочет его знать. Он обязательно должен его знать.
Тилопа отправляется на розыски неведомой старухи. После долгих утомительных скитаний он встречает ее как-то ночью в пустынном месте в лесу (некоторые утверждают - на кладбище). "Ее красные глаза горели во мраке, как раскаленные угли".
Следует понимать, что злая старуха была Дакини. Эти волшебницы играют в тибетском ламаизме очень важную роль; они приобщают к тайному учения своих почитателей или колдунов, принудивших их к этому своими чарами. Их часто именуют словом "мать". Обычно Дакини является в образе пожилой женщины и ее узнают по зеленым или красным глазам.
В разговоре в лесу старуха дала Тилопу совет отправиться в страну Дакини и повидаться с королевой. Она предупредила монаха, что на пути туда его подстерегают множество опасностей: пропасти, бурные потоки, свирепые звери, коварные миражи, страшные привидения, голодные демоны. Если только он поддастся страху и свернет с узкой как нитка тропы, петляющей по этой ужасной стране, его сожрут чудовища. Если, мучимый голодом и жаждой, он напьется из прохладного источника или отведает плодов с ветвей окаймляющих дорогу деревьев, или же не устоит перед чарами юных красавиц, манящих его порезвиться в цветущих рощах, он потеряет рассудок и память и заблудится. В качестве пропуска старуха снабдила его магической формулой. Он должен был повторять ее беспрерывно, сосредоточив на ней все свое внимание и помыслы, глухой и слепой ко всему окружающему, и не произносить ни слова.
Некоторые люди совершенно уверены в реальности фантастического путешествия Тилопы. Другие, лучше знакомые с капризами восприятия и ощущения, сопровождающими определенные экстатические состояния, полагают, что речь здесь идет о психических явлениях. Наконец, третьи считают описание приключений Тилопы простой аллегорией. Во всяком случае, как повествует легенда, в соответствии с предсказаниями старухи Тилопу атаковали на пути устрашающие или соблазнительные видения. Он взбирался на головокружительную высоту, преодолевал бурлящие стремнины, замерзал среди снегов, в знойных песчаных пустынях его палило солнце, но ни на мгновение не отвлекался он мыслью от спасительной магической формулы. Наконец он добрел до подступов к замку Дакини. Его бронзовые, раскаленные добела, стены дышали жаром и разливали ослепительный свет. Исполинские чудовища-самки широко раскрывали готовые его проглотить огромные пасти. Ему преграждали дорогу деревья с острыми ножами и саблями на ветвях. Несмотря на все препятствия, Тилопа все-таки вошел в зачарованный дворец. Многочисленные роскошные покои переплетались в сложный лабиринт. Тилопа прошел через него и оказался у двери в апартаменты королевы.
Там на троне восседала королева божественной красоты, вся увешанная чудесными драгоценностями. Когда доблестный путник перешагнул порог ее покоя, королева милостиво ему улыбнулась. Но, равнодушный к ее прелестям, Тилопа, все время повторяя магическое заклинание, взошел по ступеням трона, сорвал сверкающие украшения королевы, растоптал гирлянды цветов, разодрал золотую парчу одежд и изнасиловал ее, обнаженную, на разгромленном троне.
Покорение Дакини, насилием ли, средствами ли магии постоянная тема в мистической литературе ламаистов. Это аллегория, означающая овладение истиной и определенной психический метод духовного развития.
Тилопа передал свое учение Нароте,* (*Нарота - настоящее имя; тибетцы переделали его в Наропу. - Прим. авт.) а ученик последнего, Марпа, распространил его по всему Тибету. Выдающийся последователь святого Марпы, знаменитый пустынник-поэт Милареспа, в свою очередь, посвятил в тайны этого учения своего ученика Тагпо Лхаджи. Линия преемственности не прерывалась и продолжается в наши дни.
В биографии философа Нароты, духовного наследника Тилопы, мы находим занимательное (и гораздо больше соответствующее действительности, чем можно было бы подумать) описание искусов, придуманных наставником "Прямого пути" для тренировки своего подопечного. История двенадцати больших и двенадцати малых испытаний ученого Нароты слывет среди тибетских мистиков классической, и наставники-ламы любят пересказывать ее в назидание молодым "налджорпа".
Привожу эту историю в общих чертах, чтобы дать о ней представление читателю.
Нарота родился во втором столетии в Кашмире. Он был сыном брамина, слыл очень ученым вообще и знатоком магии в частности. Нарота исполнял обязанности жреца дворцового храма у одного раджи. Однажды раджа оскорбил его, и Нарота решил отомстить за обиду оккультными средствами. Он заперся в нежилом уединенном строении и, желая вызвать смерть раджи, построил магический круг. Как только он приступил к надлежащим заклинаниям, перед ним явилась Дакини и спросила, сумеет ли он направить "дух" умершего в благоприятную сферу или же вернуть этот дух в покинутую им оболочку и оживить мертвое тело. Магу пришлось признать, что для этого его знаний недостаточно. Тогда Дакини стала грозно ему выговаривать: никто не смеет разрушать того, чего он не в силах восстановить и объявила, что следствием его злобного неразумного поступка будет возрождение в одном из чистилищ. Перепуганный Нарота осведомился, нет ли возможности избежать такой жестокой участи. Он получил совет отправиться к Тилопе и упросить мудреца приобщить его к доктрине "прямого пути", уничтожающей последствия всех поступков, каковы бы они ни были, и обеспечивающей достижение нирваны за одну земную жизнь. Если ему удастся постигнуть смысл тайного учения, и усвоить его плоды, он избежит следующего перевоплощения, и, следовательно, мучений в чистилище. Нарота. отбросил свой "кйилкхор" (магический круг) и поспешил в Бенгалию, где жил Тилопа.
Когда Нарота отправился на розыски Тилопы, последний уже пользовался большой популярностью. После своего посвящения (удивительные перипетии которого я только что рассказала) он сделался одним из отшельников "авадхута". Это о них сказано: "Они ничего не любят, ничего не ненавидят, ничего не стыдятся. Им чуждо тщеславие. Они отрешились от всего мирского, разорвав узы семьи, общества, религии". Нарота представлял полную противоположность этому идеалу. Он был правоверным индусом, преисполненным сознания собственной исключительности как ученый и как брамин. Встреча таких разных по характеру людей должна была разрешиться ситуацией, на наш взгляд забавной, но для Нарота она вылилась в мучительную драму.
В первый раз он увидел своего будущего наставника во дворе буддистского монастыря. Тилопа, почти совершенно голый, сидел на земле и ел жареную рыбу, складывая возле себя в сумку обглоданные рыбьи кости. Нарота с брезгливостью чистой касты собрался было обойти его подальше, как вдруг из кухни вышел монах и набросился на старика с упреками за отсутствие жалости к живым созданиям. К тому же старик демонстрировал свое жестокосердие в ограде буддийского монастыря, поедая блюдо, стоившее жизни бедным рыбам. Монах приказал ему убираться, Тилопа не удостоил его ответом. Он махнул рукой, произнес какую-то мантру, и рыбьи кости покрылись мясом и снова превратились в рыб. Рыбы поднялись в воздух и затем исчезли. От безжалостной трапезы не осталось и следа, и Тилопа удалился.
Нарота остолбенел от удивления, но вдруг его осенила яркая, как молния, мысль: этот удивительн...
Продолжение на следующей странцие...
