ки, было ясно, что он сделал относительно Дорджи распоряжения, так как его очень хорошо кормили и выделили место у очага.
Шли дни за днями. Дорджи начал терять терпение. Уютная кухня стала казаться ему темницей. Он попытался было работать - ходить по воду, собирать топливо, но ученики ламы к работе его не допустили. - Учитель велел, чтобы он ел и грелся у огня, - говорили они, - никаких других приказаний не поступало. Карме Дорджи было стыдно: с ним обращались как с домашней кошкой или собакой - о них заботятся, но ничего с них не спрашивают. Он все больше тяготился своим бездействием. Первое время он не раз просил товарищей напомнить о нем учителю, но те просили извинить их: они не могут себе этого позволить. Римпотше ("драгоценный", чрезвычайно почтительный титул в разговоре с ламой или о нем) позовет его, если захочет его видеть. Карма больше не смел повторять свою просьбу. Единственным утешением для него стало теперь подстерегать появление ламы, изредка выходившего отдохнуть на маленьком балкончике перед своей комнатой, или же прислушиваться, как лама объяснял иногда какой-нибудь философский трактат ученикам или случайному гостю. Если не считать этих редких просветов в его существовании, время для него тянулось медленно и бесплодно, и он снова мысленно переживал все приключения, направившие его в эту обитель. Так прошло немногим больше года. Дорджи захандрил. Он мужественно перенес бы по воле ламы самые тяжелые испытания, но такое полное забвение приводило его в отчаяние. Он уже начинал подозревать, не узнал ли Кушог Тобсгиес, благодаря своему оккультному могуществу, о его низком происхождении (Дорджи его предусмотрительно скрыл от ламы) и не презирает ли его теперь. Оказываемое ему гостеприимство было просто подаянием из жалости. Он не мог избавиться от этой мысли, она его терзала. Дорджи был убежден - его привело к ламе чудо, и во всем мире для него другого учителя не существует. Ему и в голову не приходило возобновить свои поиски. Но, порой, его стала посещать мысль о самоубийстве.
Карма Дорджи совсем погибал от отчаяния, когда к анахорету прибыл с визитом племянник. Племянник был ламой-тюльку, настоятелем одного монастыря, и путешествовал в сопровождении многочисленной свиты. Блистательный лама, сияя золотом парчовых одежд, в искрящейся, похожей на остроконечную пагоду, шляпе из позолоченного дерева, в окружении приближенных остановился у подножия горы. Слуги раскинули красивые палатки, и, освежившись чаем, присланным дядей-отшельником в огромном серебряном чайнике, тюльку поднялся в домик своего родственника. В один из последующих дней племянник заметил странную фигуру Кармы Дорджи в лохмотьях мехового плаща и с ниспадающей до пят шевелюрой. Он заговорил с ним, спросив, почему он всегда сидит у очага. Дорджи ухватился за этот случай, как за новую милость богов, наконец-то снова обративших к нему свои взоры. Он представился ламе, перечислив все свои заслуги и знания, не забыв упомянуть о своем отшельничестве в лесу, кйилкхоре в горах, разливе потока, прибытии к сияющему рите, об отраженных от обители и осенивших его чело лучах. Он закончил жалобой на забвение, в котором пребывает теперь по воле ламы, и просьбой к тюльку походатайствовать о нем перед дядей. Судя по рассказам Дорджи, тюльку был по своему складу похож на своего дядюшку и не был склонен видеть вещи в черном свете. С удивлением рассматривая верзилу Дорджи, он спросил, чему он хочет научиться у ламы. Наконец-то нашелся человек, принимающий в нем участие! Кандидат в колдуны преисполнился прежней самоуверенности. - Я хочу, - ответил он, - приобрести магические способности, летать по воздуху и сотрясать землю. Из предосторожности Дорджи не заикнулся о причине своих желаний. Тюльку все это, должно быть, позабавило. Тем не менее, он обещал просителя замолвить за него словцо дяде. Но за две недели пребывания в их обители лама ни разу больше не посмотрел в его сторону. Тюльку распростился с дядей и собирался спуститься в долину, где ждала наготове его свита. С порога домика ламы были хорошо видны слуги, державшие под уздцы горячих коней, покрытых попонами из красного или желтого сукна. Седла и сбруя с украшениями из полированного серебра сияли в лучах утреннего солнца. Карма Дорджи машинально созерцал это зрелище, думая: "Вот уезжает мой заступник, не передав никакого ответа на просьбу". С его отъездом он терял последнюю надежду. Он собирался по обычаю приветствовать ламу прощальными коленопреклонениями, как вдруг тот отрывисто бросил ему:
- Следуйте за мной.
Карма Дорджи немного удивился. От него здесь никогда не требовали никаких услуг. Чего хочет от него тюльку? Палатки и поклажу, упакованные слугами, отправили еще на заре с караваном вьючных животных. Может быть, он забыл что-то передать дяде?
Спустившись с горы, тюльку обратился к Дорджи:
- Я передал Кушогу Римпотше о вашем желании овладеть магическими знаниями, о которых вы говорили, - сказал лама. - Он ответил, что вам для этого нужно изучить некоторые оккультные труды. Здесь в обители их нет, но они имеются в моем монастыре, и Римпотше приказал мне взять вас с собой и дать вам возможность начать обучение. Для вас приготовлена лошадь. Вы поедете с моими трапа. Сказав это, он отвернулся от Дорджи и присоединился к небольшой группе монастырских сановников из сопровождающей его свиты.
Все склонились в прощальном поклоне в направлении обители, почтительно приветствуя ламу Тобсгиеса, а затем вскочили с седла, пустив лошадей с места крупной рысью. Карма Дорджи остолбенел. Один из слуг толкнул его, вручая ему уздечку лошади... Не сознавая, что с ним происходит, он очутился в седле и поскакал вместе со слугами. Путешествие прошло без приключений. Тюльку не обращал ни малейшего внимания на Дорджи, разделявшего трапезу и ночлег со слугами-монахами.
Монастырь тюльку был не таким огромным, как некоторые тибетские гомпа, но, несмотря на свои скромные размеры, выглядел очень благоустроенным, и действительность соответствовала его внешнему виду.
На четвертый день по приезде один из трапа пришел известить Карму Дорджи, что тюльку приказал отнести в "тсхамс кханг" собрание книг, которые Кушог Тобсгиес рекомендует ему прилежно изучать, если он хочет добиться желаемой цели. Монах прибавил: во время затворничества Дорджи будут регулярно присылать из монастыря необходимые припасы. Монах привел Дорджи к домику, расположенному в красивом месте недалеко от монастыря. Из окна был прекрасный вид на позолоченные кровли монастырских строений, под ними расстилалась долина в рамке из поросших лесом склонов. Возле маленького алтаря на полках стояло около тридцати огромных фолиантов, тщательно обернутых и зажатых ремешками между покрытыми резьбой дощечками. Будущий маг обрадовался: наконец-то к нему начинают относиться с должным почтением.
Уходя, трапа предупредил его - тюльку совсем не предписывает ему строгого затворничества "тсхамс". Он волен жить, как ему заблагорассудится - ходить по воду к ближайшему источнику и даже на прогулку. Потом трапа показал, где сложены провизия и топливо, и ушел.
Карма Дорджи погрузился в чтение. Он выучил наизусть множество магических формул и повторял их, надеясь в конце срока обучения узнать точную их интонацию у своего гуру, ламы Тобсгиеса, так как рассчитывал с ним потом увидеться. Он построил множество кйилкхоров по рецептам из этих книг и расходовал муку и масло для изготовления ритуальных пирогов "торма" самых разнообразных форм больше, чем для собственного стола. Кроме того, следуя изложенным в книгах указаниям, он предавался частым медитациям. Его рвение не ослабевало в течение почти полутора лет. Он выходил только зачерпнуть воды, ни единым словом не обмолвился с трапа, приходившим дважды в месяц пополнить запасы провизии, и ни разу не позволил себе подойти к окну. Мало-помалу в его медитации начали просачиваться совсем новые для него мысли. В некоторых всплывающих в памяти фразах из прочитанных книг, в некоторых диаграммах для него вдруг открывался новый смысл. Наконец, однажды он остановился перед открытым окном, глядя на хлопотливо снующих монахов, вышел, поднялся на гору, подолгу рассматривая растения, камни, струи неутомимого ручья, летучие тучки в небе, игру света и тени; потом долго сидел, созерцая разбросанные в долине селения, наблюдая работу крестьян в поле, бредущих по дороге вьючных животных и пасущийся на пастбище скот.
Каждый вечер Дорджи зажигал маленький светильник на алтаре и погружался в медитацию. Но теперь он не стремился выполнять описанные в книгах обряды, чтобы вызывать духов в разных обличьях. До глубокой ночи, иногда до рассвета он оставался недвижим, без чувств и без мыслей, и ему чудилось, будто он сидит на берегу призрачного океана и видит, как наплывает готовая поглотить его ослепительно-белая стихия.
Прошло еще несколько месяцев. Однажды, днем ли, ночью ли - он не знал - Карма Дорджи почувствовал, как тело его приподнялось со служившей ему сиденьем подушки. Не меняя позы медитации, со скрещенными ногами он перенесся через порог и полетел вперед. Скоро он увидел внизу родной край и свой монастырь. Было утро. Трапа выходили с общей молитвы, Карма узнал многих: сановников, тюльку, прежних товарищей. Они выглядели усталыми, озабоченными и печальными. Он рассматривал их с участливым любопытством. С высоты, на которой он парил, они казались такими маленькими! Как они поразятся, испугаются, когда увидят его! И все падут ниц перед ним - магом, владеющим сверхъестественным могуществом. Последняя мысль заставила его улыбнуться от жалости. Он вдруг почувствовал усталость при виде этих пигмеев, они его больше не интересовали. Он вспомнил о блаженстве, наплывавшем на него вместе с приливами странного океана белого цвета. Ни одна волна не бороздит его безмятежной поверхности. Нет, он им не покажется. Какое ему дело до того, что они думают, что ему до его собственных размышлений об их былом пренебрежении, о сладости мести... Он полетел прочь. Вдруг монастырские здания внизу зашатались, затряслись, развалились. Окружающие горы беспорядочно задвигались, вершины обрушились и на их месте стали возникать новые. Солнце низринулось и промчалось, пересекая небо, как метеор. Продырявив небесную твердь, явилось второе солнце. Ритм этого фантастического хаоса все возрастал. Дорджи теперь различал только пенящиеся волны неистового потока, состоящего из всех существ и вещей вселенной...
Подобные видения у тибетских мистиков не редкость. Их не следует смешивать со снами. Переживающий их не спит и, зачастую во время своих необыкновенных странствий чувствуя смену местности и обстановки, сохраняет достаточно четкое сознание своей личности и места, где он на самом деле находится. Очень часто также при возникновении видений, мистик в состоянии транса вполне сознательно желает, чтобы никто не пришел, не заговорил с ним, не позвал, не постучал в дверь и т.д., и боится этого. Хотя он не в силах ни заговорить, ни пошевелиться, он слышит и понимает все, что вокруг него делается. Шум, суета часто вызывают у него болезненные ощущения и, если его насильственно выводят из этого психического состояния, или же по какой-нибудь причине ему приходится самому с большой затратой сил освобождаться от него, испытываемое при этом нервное потрясение вызывает сперва мучительный шок, а потом длительное недомогание. Именно чтобы избежать этого шока и пагубных последствий для здоровья при его повторении, были выработаны правила, определяющие способ выхода из состояния медитации, даже обычного, если оно несколько затянулось. Например, рекомендуется медленно поворачивать голову справа налево, массировать себе лоб, вытягивать руки, соединяя кисти рук за спиной и откидывая назад торс и т.д.Каждый выбирает подходящие для себя упражнения.
Среди членов секты Зен в Японии монахами практикуется групповая медитация в общем помещении, где специальный опытный наблюдатель, умеющий распознавать признаки усталости, подбадривает утомленных, оживляя в них энергию сильным ударом палки по плечу. Все испытавшие это средство единодушно утверждают, что получали при этом пр...
Продолжение на следующей странцие...