свое
величайшее отдохновение в жизни Карлоса. Карлос -- человек особенный,
избранный, он безупречный воин, он человек знания. Он демонстрирует свою
храбрость, попав под перекрестный огонь. Он безропотно выносит любые
умственные и физические испытания, никогда не умоляя о снисхождении. Он твердо
движется к лучшему миру. Эти идеи вновь и вновь возникают в книгах о Доне
Хуане, но написания книг Кастанеде недостаточно. Фантазиями необходимо
делиться лицом к лицу, как это случилось с Марией Каруапомой. В ноябре 1970
года повествования Кастанеды, к примеру, Дон Хуан инструктирует Карлоса о том,
как напугать маленького мальчика, который плохо себя ведет. В ноябре 1970 года
обычного календаря Кастанеда рассказывает Барбаре Майерхфф, что он уже
осуществил над своим маленьким мальчиком магическую версию "напуганного до
смерти" в зоопарке Сан-Диего. В 1970 году мальчик жил в Западной Вирджинии; в
1979 году он не смог припомнить, чтобы Кастанеда когда-нибудь водил его в
зоопарк. В этом примере мы обнаруживаем расширение правила, сформулированного
в статье 39 этой книги: Кастанеда пишет то, о чем только что прочитал. Помимо
этого о еще и немедленно пересказывает то, что написал. Читаемое превращается
в написанное, а написанное -- в рассказываемое. Так в мир фантазий втягиваются
обычные люди, придавая ему временную теплоту и остроту.
Критиков тоже можно затянуть в отделенную реальность. За исключением письма
Уоссону, мне неизвестны примеры того, чтобы Кастанеда ответил на критику
непосредственно и прямо; он отвечает на нее с безопасного расстояния,
посредством тайных бесед с самим собой, описываемых в его историях. Через три
года псоле того, как Джозеф Чилтн Пирс, что изоляция является пороком Дона
Хуана, Дон Хуан возражает, утверждая, что воин никогда не одинок, потому что
живет в биосфере. Когда Дона Хуана упрекнули в поощрении иррационализма, он
ответил: "Никто не желает и не стремится к избавлению от рациональности
_тоналя_. Но этот страх безоснователен." После того, как Вине Делория спросил
Кастанеду, почему нет никаких описаний лечения, Ла Горда решилась рассказать,
что Дон Хуан курит грибы не только, чтобы _видеть_, но и чтобы лечить, хотя
она немедленно добавляет, что лечение других ослабляет мага, и именно поэтому
Дон Хуан не упоминал о нем в своем учении. Через тринадцать месяцев после
того, как я спросил, где же прятался друг Карлоса Билл, Кастанеда
ретроспективно избавляется от него. Через шестнадцать месяцев после того, как
Мэри Дуглас поинтересовалась, действительно ли Дон Хуан боялся ла Каталины,
Дон Хуан ответил, что конечно же, нет; Каталина просто была его собщником.
Стоило Дуглас отметить сходство Дона Хуана с Иоанном Крестителем, как этот
святой возникает на переднем плане "_Сказок о силе_". После того, как
Карлоса-Ученика раскритиковали за использование Дона Хуана в своих целях и
разглашение его секретов всему миру, Карлос заколебался. "Может быть, я
рассказываю им то, что не следовало бы?" -- задумывается он. Дон Хуан
успокаивает его словами: "Нет никакого значения в том, что рассказывается и
что остается скрытым." В своем письме в октябре 1968 года Уоссон утверждает,
что воображаемые грибы не могут расти в Соноре или Чиуауа; ответ Кастанеды
обнаруживает, что Карлос и Дон Хуан ежегодно отправлялись "по грибы" в
Оахаку, а его следующая книга начинается с того, что Карлос [впервые]
встречается с Доном Хуаном в Оахаке.
Мир фантазии предлагает массу развлечений и множество удовольствий, хотя и не
освобождает от бремени детских разочарований и не подавляет эмоциональных
вспышек, выражающих младенческие горести и печали. Многие из мистических
техник Дона Хуана направлены на удерживание мага от жизненных неприятностей и
на его защиту от ощущений собственной несчастности. "Когда я становлюсь
свидетелем чего-либо, что способно меня огорчить," -- откровенничает Дон Хуан,
-- "я просто смещаю глаза и _вижу_ это, вместо того, чтобы смотреть. Но когда
я сталкиваюсь с чем-то смешным, я смотрю и смеюсь." Для подавления
эмоциональных взрывов необходим строгий контроль над собой. Карлос
останавливает внутреннюю борьбу, следуя суровому пути воина, подчиняя каждый
импульс своей воле и упражняясь в безжалостном самовоспитании. "Чтобы стать
человеком знания," -- говорит Дон Хуан, -- "человек должен быть воином,
а не хныкающим ребенком." Непрерывные "индульгирования" Карлоса являются
склонностью тесно связывать себя со своими чувствами -- той слабостью, которой
сочувствует и над которой издевается Дон Хуан, заявляя: "Ты индульгируешь, как
сукин сын."
Воздержанность Кастанеды выдерживает яростную осаду его чувств путем
непрерывной и сложной интеллектуальной деятельности. Возможно, так называемый
внутренний диалог является препятствием Карлоса на пути к _видению_, но для
Кастанеды это щит от переполнения эмоциями. Пока Карлос упражняется в своем
"единственном магическом умении" -- записывании, -- Кастанеда подкрепляет свой
сбивчивый аскетический образ жизни обитанием в спартанской обстановке (по
крайней мере, до его финансового успеха), никогда не принимает ЛСД, выпивая
не больше стакана вина за вечер, поддерживая хорошую физическую форму и
признавая, что "чтобы стать великим художником" ему недостает
"чувствительности и открытости". "Чувствительность почти не играет роли," --
объявляет Дон Хуан. Безупречная замена чувств волей -- вот что на самом деле
важно. В молодости гнев Дона Хуана почти уничтожил его, но он сумел одолеть
свою ненависть. Карлос, напоминавший Дону Хуану его самого, перенес свой
гневное разочарование с родителей на неудачливого директора средней школы и
жалкую шестилетнюю девочку из Бразилии с испанским именем Хоакин; разорвав
ошейник детства, Карлос отрекся от какого-либо насилия. Ненависть Кастанеды
составилась из бесчисленных мелких оскорблений и глупых шуток над своими
коллегами, друзьями и семьей.
Хотя Карлос страстно жаждет любви, его, судя по всему, не любит никто. Самым
тяжелым чувством никем не любимого человека является беспомощность. "Мы
растрачиваем вечность, как беспомощные младенцы." -- говорит Дон Хуан. Когда
Карлос поймал кролика, Дон Хуан сказал, что этому кролику пришла пора умереть.
Наблюдая за пойманным кроликом, Карлос чувствовал кроликом _себя_. "Этому
кролику повезет," -- заявляет он. Пытаясь открыть клетку, он сворачивает
кролику шею. "Я же сказал тебе, что его время истекло," -- прошептал Дон Хуан.
Точно таким образом взрослый Кастанеда убил маленького Арану, пытаясь
освободить его от цепей прошлого. С этого времени и другие жертвы будут
находить свой конец в этой ловушке; Дон Хуан называет это силой охоты. Карлос
использует ловушки и голые руки для охоты на кроликов; Кастанеда использует
истории и красивые жесты для охоты на людей. Его обаяние чрезвычайно
характерно. Он привлекает своей слабостью, смущением и наивностью. Он умеет
льстить, особенно женщинам; скрутив Калифорнийский университет в бараний рог,
он тем не менее восхваляет выдающиеся способности Майерхофф, проявляющиеся в
борьбе с холодным, пугающим академическим миром: "Я на подобное неспособен,"
-- скорбит он, извращая истину ровно настолько, чтобы показать свою
беспомощность. Лишь незначительное извращение вещей представляет собой одну
из основных его методик: ловец душ становится ловцом духов, недумание
превращается в неделание, и так далее.
Кастанеда отражает содержание ума своего собеседника. Прочитав где-то о том,
что индейцы Яки используют дурман для полетов, Майкл Харнер рассказал об этом
Кастанеде. Довольно скоро летные уроки с помощью дурмана преподает Карлосу Дон
Хуан. Оборот, типичный для Кастанеды, но когда Харнер начал восхвалять такое
совпадение, он не смог найти источника, из которого впервые узнал об этом
факте. Обратив внимание на то, что он перечислил 37 прочих источников и лишь
упомянул об утверждениях этнографов о том, что индейцы Яки не заболевают,
используя дурман, я обвинил Харнера в сговоре с главным обманщиком.
Студент-антрополог Дэвид Кристи упорно требовал от Харнера ссылки на его
источник, и Харнер обещал предоставить ее, когда найдет. Ссылка так и не
появилась и Харнер выглядел еще более подозрительно, чем раньше. Наконец, эту
ссылку нашел -- и прислал мне -- Ханс Питер Дуерр из Германии; это оказался
туманный, непроверенный и опосредованный слух, опубликованный в Мадриде за
шесть лет до полетов Карлоса. Харнер был вызволен из зеркального лабиринта и
с него было снято подозрение в заговоре.
Кастанеда достаточно самоуверен. Он размашисто шагает по узкому лезвию,
отделяющему правдоподобное от абсурдного, -- заставляя читателя, идущего вслед
за ним, крениться в один или другой бок. Почитайте приведенную ниже беседу с
Теодором Рожаком, которая транслировалась по радио в 1968 году.
РОЖАК: Мне бы хотелось внести ясность в один момент, который удивил меня,
когда я читал [в "_Учении Дона Хуана_"] о вашем личном опыте в использовании
трав и грибов и о ваших разговорах с Доном Хуаном. Как вам удалось -- чисто с
технической точки зрения, -- как вам удалось так хорошо запомнить
происходившее в тех состояниях, которые занимали столь продолжительное время?
Как вам удалось записать все это? [К его чести, Рожак только что наткнулся на
одну из самых вопиющих недостоверностей полевых заметок Карлоса, но теперь
обратите внимание, как искусно и ловко отвечает на вопрос наш мистификатор --
в прямом эфире, в студии радиостанции, без возможности подготовить ответ и
воспользоваться услугами монтажа. Я намеренно оставил в тексте все его
запинки, чтобы вы могли представить себе звучание его ответа и отметили
задержки для обдумывания.]
КАСТАНЕДА: Ну, это -э- только представляется сложным -э- поскольку одним из
-э- элементов -э- процесса обучения [первая зацепка появляется, и он уже готов
продолжать] является вспоминание всего, что ты когда-либо испытывал, с целью
как можно более полных воспоминаний о происшедшем... ну, я -э- [Он
раздумывает, стоит ли набираться наглости и сделать еще один шаг; в результате
он решает рискнуть] мне приходилось делать _умственные_ заметки [его ударение]
всех этапов, всего, что я видел, -э- всех событий, который происходили во
время этих состояний, скажем, расширенного сознания, или как еще назвать... и
-э- потом мне было довольно легко перенести все это на бумагу -э- поскольку
все они были -э- -э- тщательно -э- _рассортированы_, что-то вроде этого -э-
-э- -э- у меня в _голове_. [Эта идея приходит ему в голову впервые; выдумка,
родившаяся на лету.] То есть, -э- я отмечал все это, пока -э- этот опыт -э-
протекал сам по себе, но потом во время вопросов и ответов [между Карлосом и
Доном Хуаном], -э- я просто _записывал_ их в блокнот. Во время беседы...
РОЖАК: О, так вы делали пометки прямо во время беседы...
КАСТАНЕДА: Ну, не с самого начала. В начале нашего знакомства я не делал
заметок на ходу [он передумал] и записывал только _украдкой_. [Кастанеда
переходит к пространному описанию того, как этнографы делают пометки на
блокнотах, укрытых в кармане.]
К этому времени Рожак уже был достаточно отвлечен от своего основного вопроса
и от несообразного ответа Кастанеды о том, что под воздействием наркотиков --
которое временами тянулось по три дня -- Карлос составлял нечто, именуемое
умственными заметками и тщательно упорядочивал их в голове, пока у него не
появлялась возможность извлечь их из памяти и перенести в свой блокнот. Рожак
похвалил красноречие Дона Хуана. Кастанеда согласился, сказав, что Дон Хуан
"чрезвычайно _творчески_ подходит к использованию слов". Он добавил, что ему
посчастливилось встретить учителя с такой же, как у него самого, склонностью
к артистическим беседам. Тут Кастанеда уже начинает откровенно издеваться над
Рожаком. "Дон Хуан" -- заявляет он, -- "сделал свою жизнь стратегической
игрой. Он извлекает прок из всего, из чего только возможно."
Магнитозапись беседы с Рожаком очень ярко демонстрирует мягкую гипнотичность
рассуждений Кастанеды. "Та...
Продолжение на следующей странцие...
