ость случиться. Мы же на сцене работаем - мы работаем. Тот, кто был на наших спектаклях, тот знает, что мы работаем всерьез. А куда мы там вываливаемся всерьез, я не всегда отслеживаю.
В.: Вы имеете в виду "куда" - это в какие состояния сознания?
И.Д.: Ну да. Кто его знает, за что ты там зацепишься. Потому что люди в традиции. Это живая традиция.
В.: Но вы-то знаете.
И.Д.: Я догадываюсь. И я стараюсь, конечно многие вещи отслеживать... А зачем? Достаточно того, что мы в этой традиции живем. А люди, которые лезут в другую традицию, а потом еще и проводят какие-нибудь тренинги эти безумные... А потом: "Ой, вы знаете, из нашей группы кто-то все время умирает!" Ну надо же!
В.: Действительно умирают?
И.Д.: Ну это совсем уже когда крайнее. Это у меня был эпизод. Мы работаем, на кафедре у нас этнографов много, нормальных, настоящих, действительно ученых. Не будем называть фамилии и прочее. Там разные мнения. Шаманологи... Они стоят на разных позициях. Одни идеалисты, другие - материалисты. Очень разные - настолько полярные позиции. И вот я некоторых из них возила к реальным шаманам, причем в такое нехорошее место...
В.: Нехорошее - это...
И.Д.: Это нанайский шаманизм.
В.: А чем он нехорош?
И.Д.: На мой взгляд, там какой-то деструктивизм присутствует.
В.: В самой традиции?
И.Д.: В самой традиции. Там что-то случилось. И что это, не могу сказать, можно только догадываться, строить спекуляции. В общем, там деструктивная традиция. И они бедные-несчастные, все эти старики-старушки, носители этой традиции. Даже по видео это смотреть нельзя.
В.: Почему?
И.Д.: А неприятности случаются. Причем мне в дом притащили несколько кассет, мы сидим, чай пьем, смотрим... Я смотрю, смотрю, думаю: блин, чего-то не то. Чего-то как-то нехорошо. В общем, кончилось грудой мелких неприятностей, слава Богу, относительно мелких... Ну, неважно. Причем мне-то пофиг, а те, кто со мной зацеплен был... То есть пострадали в основном родственники. Причем это был мой первый опыт столкновения с традицией. И потом говоришь: что ж у меня всякую дрянь дом-то приютил? Вернее, это сказала я потом. Сначала я говорю: что это за запись? "А это вот финны, это съемочная группа, я их возила туда-то, они там снимали, то-се..." Знаете, почти вся съемочная группа погибла впоследствии. Кто-то от одного, кто-то от другого. Когда умирает один человек, то мало ли что случается. Когда какая-то закономерность отслеживается... Можно это считать, можно это не считать. Можно стоять на другой позиции и говорить, что все это фигня, что все это мистификация. Но оно есть. Для нас оно есть. Для европейцев, в основном европейцев, с забитыми телами, забитыми совершенно, которые лезут в эту традицию... Я не знаю. Вот мои дети, мои студенты, они, слава Богу, еще не настолько забиты. У них есть чувство самосохранения. У большинства современного народа оно просто атрофировалось. А это самое главное, по-моему. "Не спи, дубиной огреют". Это примитивная вещь. Но это чувство самосохранения должно работать. А народ лезет... В общем такая тема-то неприятная для нас. И начинают: "Ах! Какие у вас бубны! Дайте постучать". Да ради бога, стучи. Только не лезь с грязными ногами, с голыми руками в чужую традицию. "А как это, а что это?.." Мне это непонятно. Мы-то занимаемся другим. Я вообще режиссер. И занимаюсь режиссурой. Я образы перевожу на другой язык, вот и все. У нас есть традиция, я как бы перевожу это на сценический язык.
В.: В реальной традиции - там же ничего не переводится на сценический язык.
И.Д.: В смысле?
В.: Ну, когда вы показываете танец... Не знаю, какой пример привести.
И.Д.: Не важно, какой.
В.: Например ритуальный танец перед охотой...
И.Д.: Реально это не будет никогда на сцене. Поэтому когда начинают кричать, что "давай аутентику"... Раньше я могла по молодости что-то доказывать. Сейчас я даже не считаю нужным что-то доказывать. Сцена есть сцена, аутентика есть аутентика...
В.: То есть именно ваша задача - это режиссура?
И.Д.: Перевести, чтобы это было эстетически значимо. А за аутентикой, пожалуйста, в Сибирь - вперед, ребята! А то все книжки читаете, такие умные, все всё знаете, везде все печатают, где какую висюльку надо было надевать. Это у нас был забавный случай в Риме, - когда мы в Римском университете работали. Там были совершенно две сумасшедшие тетки. Они учились в Москве, они знают русский язык. Но они были такими специалистами, что нам было рот не открыть. Мы там с квадратными глазами сидели... Причем наш завкафедрой, профессор, слава Богу, доктор философских наук... Ну, это чума какая-то. "Ой, и мы все знаем". Да, говорим, но тут есть вот такая штучка, туда-сюда, обратите внимание. "Ой, что вы нам рассказываете? Мы все знаем!" Вот так вот. Люди почитали книжки, и все теперь умные. Все превращается в какой-то маразм в результате. А когда они видят это все... У нас задача вообще сложная. Этот коллектив - это большая традиция сорокалетняя, более чем 40-летняя, 45-летняя.
В.: Вы имеете в виду "Северное сияние"?
И.Д.: Да. Это вообще сложный такой организм. Это такой остров. И у нас тут тридцать человек ходит туда-сюда, каждый со своей традицией, никто друг перед другом не выпендривается. И наша задача - помогать им самоидентифицироваться. Язык, танец, изучение... Все равно чем. То есть сохранить вот эту среду. Я по образованию вообще, извините, оперный режиссер. Я просто сюда попала... Даже копать особо не надо было. Оно так - раз! - все и всплыло. Я языка не знаю. Я на нем пою, у меня хорошее произношение. Но я не знаю его... Это единственное, что у меня не особенно... У меня с саамским, правда... Не знаю, не мое. Вот это не мое. Вот это больше европейская традиция. Наше село ближе к европейцам. А так - оленеводческая культура. Я только имитирую это. Я не могу сказать, что это мое.
В.: А зачем это нужно зрителям? Зачем это может быть нужно? Понятно, что людям, которые в этом внутри участвуют, это нужно. А вот ведь все-таки коллектив очень популярный, много гастролей, выступлений.
И.Д.: Что значит "зачем"? Это часть культуры все-таки российской. Так на минуточку если абстрагироваться, отвлечься от анекдотов и прочего маразма, то это все равно часть культуры. Потом народ подходит с квадратными глазами: "Боже, а мы даже не подозревали, что это так интересно, это так красиво".
А тут еще такая тема возникает - повальное увлечение любой экзотикой. Причем это не российская тема, а общемировая. Это кошмар какой-то. А у нас как-то еще круче, что у нас не рост своего национального самосознания, а почему-то чужого. То индийцами прикидываются, то еще кем-то прикидываются. Какая-то беда просто. То все шаманами становятся. Чума. Просто какое-то безумие. Никто из реальных шаманов же не будет говорить: "Вы все дураки, а вот мы с шаманской традицией выросли". Нормальному человеку из традиции это в голову не придет никогда. Хотя сейчас многие северяне на этом спекулируют очень успешно. И если за это деньги платят, то почему бы не спекулировать? Такие концерты закатывают - ухохотаться. У меня есть видеозаписи. Это уписаться просто, что они творят. И там и экстаз шаманский... все на свете. Такие камлания - цирк. Но им за это платят деньги.
В.: Это ваши ребята?
И.Д.: Нет. Это не наши ребята. Это настоящие северные граждане, которые научились спекулировать на своей культуре. Потому что такой интерес. А люди ж небогаты, все-таки, коренное население небогатое. Богатые только те, на чьей территории нефть или газ. И то - несчастные эти народы. Мы часто ездим в Ханты-Мансийск, проводим семинары в Ханты-Мансийском округе, театрально - зрелищные, по культуре. Теперь не только там. Там вообще страшная история произошла. Если у нанайцев своя страшная история, то там другая... Там нашли нефть и газ. Всё, приехали. Театр закрывается, всех тошнит. Начались разработки. А хантыйская культура, нансийская культура - это вообще особо. Это люди-пограничники, которые как бы не азиаты и которые уже не европейцы. Они на границе стоят. Такая перепутанная культура. И священные угодья, все эти места, куда вообще нельзя было ходить... Боже мой, мы едем по дороге посреди тундры, задраиваем окна. Запах газа. Жуткий. Я даже не ожидала, что так. И загаженные совершенно дороги. По обочинам груды мусора. Чисто поле, груды мусора и вдали вышки горят. Жуткое небо просто. Люди согнаны со своих мест. А у них понятие священной территории. Это не чукчи, который "взял да поехал, где поставился, там..." Хотя тоже свои проблемы были, конечно, территориальные. И вот этого было достаточно, чтобы разрушить культуру. Потерялась передача. А там очень смешная еще история про то, как осуществлялась эта передача, собственно. Там проводились огромные медвежьи праздники. И все было замкнуто на эти праздники. Сейчас негде стало проводить. Всё - достаточно было десяти лет, чтобы все это прекратилось. Хотя, язык эти люди сохранили. Декоративно-прикладное, визуальное искусство у них обалденное. Просто блеск. А вот что касается танца, пения - беда просто. Институт исполнительства пропал. Выходят теперь бабушки, как везде, голосят чего-то. Без слуха, без голоса. Все пускают слюну, говорят: "Ах, носители традиции!" Какая прелесть! Боже мой, так она же просто петь не умеет. И начинают подражать так же. Это все настолько сложное, настолько хрупкое, настолько тонкое. Огромный объем материала. Это огромная тема. Это вообще все интересно. Но я понимаю, что это нам интересно. И я понимаю, что вот мы периодически даем в школах уроки-концерты: Рим, Штаты, здесь начали наконец-то. Безумно всем интересно. Потому что то, чего нет в твоей традиции, естественно. А тут как бы сохранилось. У нас вчера вся школа, извините, чайками кричала. Я говорю: "Бедные учителя! Всё, нас больше никуда не пустят". Концерт прошел, называется. И народ там оттягивается. Им показали, что можно вполне спокойно подражать зверям, и это нормально. За это по голове не бьют, как бы это нормально. Не знаю, чем это все кончится. Дети были счастливы покричать. И к нам другое отношение. Тетеньки, которые... вообще левые тетеньки, бухгалтеры какие-то, офисные тетеньки, которые сидят и занимаются своим делом конкретным. И тут вдруг чукотский танец. Такой шок культурный: ну надо же! Совершенно другое отношение к Северу, к конкретным народам, к культуре этой другое отношение. Не негативное. Обычно-то - негативное. Почему негативное, я не понимаю. Знаете, почему анекдоты про чукчей в основном? - Есть такая рабочая версия - это единственный практически нехристианизировавшийся народ. Они единственные, кто не пустил христианство на свою территорию. То есть такие дяди и тети могучие, которые просто не дались. С 17-го века все это шло, освоение шло, то Ермак у нас там, то другие персонажи. Все планомерно осваивалось. А чукчи не дались. Слово "поганый" - это итальянское, в латинское "языческий". Вот поганые чукчи не дались. Зато теперь подставляются под американцев с большим удовольствием... Хотя я не думаю, что сильно даются. Но тем не менее, там все эти евангелисты бегают. Но это все деньги.
В.: А если вернуться к ханты-мансийской культуре, вообще к таким ситуациям, когда какая-то, пусть маленькая, традиция разрушается каким-то образом - через промышленность, еще через что-то, в глобальном смысле, для Земли, для ноосферы что это значит? Ну, казалось бы, маленький народ...
И.Д.: Ну что, ну и ладно, ну и пропало... Что значит в глобальном смысле? В глобальном смысле целые народы так и пропадали.
В.: Но как-то это сказывается на общем организме Земли? И если сказывается, то как?
И.Д.: А кто ж его знает? Что такое - когда пропадает народ, который жил всегда на этой территории? Ну, не всегда, неважно. Он эту территорию содержал, правильно? Он там поддерживал баланс. Это традиционная культура. Это традиционное природопользование. Если оно не традиционное, то оно, значит, другое. Значит, урбанистическое, правильно?
В.: Да.
И.Д.: Ну и все, приехали. То есть было пятно экологическое - и разрушили.... По-моему, только так. У нас своя трагедия. Вот на Чукотке была своя трагедия. Там был такой процесс - расселение сел. Перен...
Продолжение на следующей странцие...
