ыбрался из ситуации и с братанами остался в лучших отношениях.
В.: Каким образом?
О.П.: Ну, каким образом... Ну, не знаю. Это маленькие черточки, детали, постепенно, начал улыбаться, вдруг стал проявлять интерес к деталям каким-то. Один хромает, у одного ножик тупой, у третьего собака.
В.: То есть это вы сделали специально в качестве тренинга себе?
О.П.: Это можно и так назвать. Но это ситуация уже сейчас постоянная. Это просто яркая ситуация. А там постоянно происходит. Вот, например, на ученом совете выступить, например, выступить и сказать: да вы все воры, мерзавцы и подонки. У нас министерские деятели приехали, а я встал и сказал: а чего вы тут говорите?
В.: Такими словами?
О.П.: Вы же ворье, в общем...
В.: Вот именно так?
О.П.: Ну, примерно. Чуть-чуть интеллигентнее. А потом сделать так, что... ученый совет кончился тем, что я с ними целовался, они кидались мне на шею. И все счастливы оказались. Раньше бы я это делал сознательно. Сейчас это как бы само собой получается. Это немножко нехорошо, конечно. Но я даю себе право точить свою способность к импровизации каким-то таким способом. Ницше говорил, что право кто имеет? Сильный, умный, красивый, знатный. А остальные не имеют. А потом в конце писал, что право имеет тот, кто себе это право взял. Ну, вот я себе такое право взял. Вообще я себе права беру часто очень разные. Хотя я понимаю, что рано или поздно найдется человек или сущность, которая сильнее, которая меня просто убьет и возьмет мои права и еще немножко. А потом найдется другая сущность, которая и ту сущность убьет. Как Борджиа в свое время, Цезарь Борджиа, точно так же жил. Да, я вас, перебил, извините. Это свойство профессионального коммуникатора - никого не слышать.
В.: Что позволило вам решиться на этот шаг, взять себе это право? Внутреннее какое-то озорство, джокерство какое-то?
О.П.: А постепенно. Постепенно какие-то детальки подвигали. Но очень сильно меня подвигло... Ну, скажем, я склонен считать, что я лично знаком с Ницше, например, я гулял с ним вместе, я присутствовал при том, как Жиль Делез, французский философ, постмодернист выбросился с 36 этажа своей новой квартиры в Париже. Поэтому я очень хорошо понимаю и знаю Жака Дерида, скажем. И он меня очень сильно подвигнул к многим вещам. Пример: я полагаю, что я там присутствовал, но это был 69-й год, после Вудстокского фестиваля в Нью-Йорке был философский конгресс. И там еще довольно молодой, лет до сорока, Жак Дерида выступал с докладом. В зале сидели всякие философы, в том числе и Хайдеггер. И Хайдеггер встал и задал Дериде какой-то вопрос. На что Дерида ответил: "Я не понимаю, что этот фашист делает в зале вообще. Штандартенфюрер, выйдите! И пока этого подонка не выведут из зала... Кстати, мой дядя погиб во французском сопротивлении, воюя вот с такими мерзавцами, как господин Хайдеггер". А Хайдеггер, как известно, был штадартенфюрер. Вот, и: "До тех пор, пока этого мерзавца не выведут, я вообще доклад продолжать не буду". И Хайдеггер, понурив голову, вышел из зала, потому что куда ему было деваться? Ну, тут все стали вскакивать и кричать Дериде: какое ты вообще имеешь право? Это великий наш Хайдеггер! Он тогда нашел какую-то фигуру в зале, - кого-то, кто там активно заступался за Хайдеггера, и говорит: "а ты вообще нахер пошел отсюда!" Тот говорит: "А дискуссия философская?" - "Ну так вот тебе и философская дискуссия: пошел нахер. А если ты нахер сейчас отсюда не пойдешь, то лично я в юности был чемпионом Франции по боксу. Я тебя сейчас в коридор выведу и отметелю там до полусмерти". Примерно так. И на этом дискуссия философская прекратилась. И во многом Дерида этим меня подвигнул к такому отношению или... В книгах у него, например. Он пишет, пишет, пишет, там сорок страниц явного прикола, который никому не понятен. Бред такой. И на сорок второй странице он пишет: "Ну я так полагаю, что вы ничего не поняли. Поэтому я должен вам все это пояснить на примере. Какой бы вам пример привести? Приведу вот этот". И никакого, естественно, примера не приводит. И такие вот вещи постепенно подвигали... Ну, учителя у каждого есть. И потом окаянство определенное. Где-то по молодости лет, научение манипулировать сверстниками в играх, когда я ощутил в себе определенный талант манипуляции. Это нравилось, - людей в дураках-то оставлять. Потом началось понимание, что это нехорошо. Люди же серьезно ко всему относятся. А вот ты, гад такой... Потом это стало приносить и материальные какие-то выгоды - обдуривание. Убедить человека в том, что черное - это белое, что ему надо то, что ему никогда не надо на самом деле. А потом это все постепенно превращалось в сущность и жизнь. Дуракаваляние. Потом одновременно мы стали понимать, что какую-то пользу кому-то приносим. Это тоже подвигало еще больше. И вот до такой жизни и докатились. А сейчас многие вещи уже можно себе позволить: не бриться, не носить галстука. При этом быть экспертом министерства. Я говорю: зачем вам такой эксперт? Они сами не знают. Но я, например, могу приехать в министерство и сказать: да все вы козлы. Вот лично ты, сказать замминистра Болотову, ты мудак просто. И что? И ничего, и мы оставим вас экспертом, потому что ваше мнение нам крайне ценно на самом-то деле. Ну, рано или поздно найдутся, которые побьют, убьют, зарежут. Это нужно всегда иметь в виду.
В.: То есть вы готовы?
О.П.: Нет, я не могу сказать, что я готов. Кто же к этому готов? Конечно, там будет ужас, коленки затрясутся. Но умом-то я понимаю, что это когда-нибудь будет. Хотя и не хочется. Знаете, как в анекдоте камчатском. Пошел мужик на медведя. Увидел берлогу. Но медведя надо поднять из берлоги. Он туда потыкал ружьем. Никакой реакции. Поорал, пострелял. Никто. Вдруг, говорит, я чувствую, что мне на плечи сзади ложатся две мягких лапы. Умом-то я понимаю, что это моя собака Тузик. Но срать перестать уже не могу.
Спрашивайте еще что-нибудь если хотите.
В.: Вернемся, скажем так, к педагогическому процессу. В процессе самих тренингов, обучения вы позволяете себе такие отвязные действия - взять кого-нибудь поколотить, или какое-нибудь такое...
О.П.: Знаете, я стараюсь не позволять себе этого. Потому что мы работаем, скажем так, с простыми нормальными людьми, которые еще деньги заплатили. И это нехорошо звучит, может быть, примитивно... Но их надо уважать, нельзя оттягиваться за их счет. Когда сидят люди, которые к этому готовы - очень богатые люди, богема, там, богатая - можно себе позволить все что угодно. Даже удовольствие получу, если я умою кого-нибудь из этой братии... Но когда сидят нормальные директора школ, или деятели образования. Они не готовы к этому. Для них это шок. Конечно, потом я выберусь из этого. У нас были ситуации, когда нужна была шоковая терапия так называемая. Но специально мы стараемся этого не делать, и я стараюсь этого не делать. Я стараюсь быть в галстуке, бритым, и говорить правильно, и не позволять себе жаргонизмов. Единственное, что - энергетику иногда включаешь. И этого я себе стараюсь не позволять, потому что у меня по молодости лет были ситуации, когда, скажем так, определенными способностями обладая, совершенно не умея этим пользоваться, я позволял себе взять, в красный круг группу замкнуть и заставить делать то, что я хочу. Или развлечься каким-то образом, заставить людей говорить то, что я им диктую на расстоянии.
В.: Способности спонтанные или реальные?
О.П.: Я не знаю, понимаете? Я думаю, что... Я никогда не развивал ничего подобного в себе. Но бывали ситуации, когда... Один раз я человека убил на расстоянии, правда, его потом оживил. Своего близкого друга, который очень неправильные, с моей точки зрения, вещи говорил, я поднял над полом, убил его, а потом испугался страшно, вытащил его обратно. А он мне потом говорит: "Зачем ты меня вытащил? Там гораздо лучше". Была такая ситуация.
В.: То есть у него реальная клиническая смерть была?
О.П.: Я полагаю, что он умер.
В.: А он? Это он какую-то обратную связь чувствовал?
О.П.: Человек сидел на диване. Потом поднялся над полом. Выключился. Я знал, что он мертв. Потом я посадил его обратно, вытащил. Бывали ситуации провалов, когда я полагал, что проходило десять минут, а проходило двое суток. Бывали ситуации, когда я выпадал. Ангелы всякие и прочее. Особенно начитавшись Кастанеды, понятное дело. Были там ситуации полета. Я не знаю, может быть, это неправдоподобно так звучит, но я для себя решил, что я имею дело с людьми, которые не то что этого не могут, а думают, что это быть не может, я не имею права себе позволять нечеловеческим способом с ними обращаться. То есть я могу обращаться с ними, как я полагаю, человеческими способами. Говорить что-то там, делать что-то. Хотя, конечно, я понимаю, что все равно подключается что-то. Но у меня были ситуации, когда... Скажем так, я страдаю определенными сосудистыми всякими вещами. В частности, у меня жуткие боли каждый день по ночам. И один из людей - первых учеников Ментана, если вы знаете Ментана, это цигун, такая очень просветленная сущность, он сам человек, который по разным мирам постоянно путешествует, который штуки-дрюки всякие умеет делать, - он меня лечил, пытался меня от боли избавить и сказал, что нельзя тебя избавить от боли, поскольку энергетика такая, что только ты сам можешь. Поскольку ты ничего не хочешь, сам ты ленивая скотина, то ничего я делать не буду. Но он гонялся за моей болью по всему телу, вытаскивал, какое-то время мне показывал и говорил: понимаешь, сейчас она обратно... И откровенно, мне было предложено: хватит уже в этом мире валять дурака, пора уже уйти. И, в принципе, ты можешь принести гораздо больше пользы там, чем здесь. Но я испугался. Потом, я понимал, какие колоссальные самоограничения должны быть, сколько нужно работать. И мне стало себя жалко. Это, знаете, как-то я общался с Калинаускасом в то время, когда он был такой толстый весь, больной, тащащий ногу. И я ему говорил: Игорь Николаевич, вы же такой, как все говорят, крутой маг, вы же можете сделать с собой все, что угодно, чего же вы кашляете, чихаете, сопли у вас текут, ногу вы тащите? Он говорит, а ты знаешь, я вечером говорю себе: вот утром обязательно включу магическую энергию и стану совсем другим. А утром подойду к зеркалу и так мне все в себе нравится: и живот толстый, и нога, и сопли. И ничего не делаю. Но потом сделал. Запел. Я был поражен, когда я пришел на его концерт. Вдруг человек на 20 лет помолодевший, без единого седого волоса. Хотя он совсем был похож на развалину. Я куда-то ушел, что-то вы спрашивали...
В.: Я спрашивал про применение в педагогическом процессе. В том числе про энергетику...
О.П.: Ну, стараюсь я, скажем, ничего такого запредельного не использовать. И надо сказать, что постепенно это уходит. Я уже сейчас не могу многие вещи делать, которые мог делать раньше.
В.: Вы считаете так, что это и не нужно?
О.П.: Мне - нет.
В.: То есть с точки зрения продуктивности педагогического процесса это не...
О.П.: Понимаете, это будет уже не педагогический процесс и вообще не человеческий процесс. Педагогический процесс - это значит, есть педагог, с помощью личности которого, индивидуальности которого что-то происходит с другими. Он как-то воздействует, помогает. Но у него есть набор методов каких-то, у него есть какие-то качества собственной личности. Но если все это заменить на энергетические манипуляции, тогда это уже не человеческая совсем деятельность.
В.: А какая?
О.П.: Я не знаю. Я ее называл просто "нечеловеческая". То есть что-то как бы за пределами обычных... Ничего нового я тут вам не скажу. Но это такая, я не знаю, я называл ее сущностная деятельность, какая-то еще. Не знаю, может быть... Все люди - такие, как они есть. Они другими быть не могут. Значит, я не могу с ними не по человечески. Мне говорят: вот, ты не оправдал, гуру на тебя надеялся, а ты, гад такой... Ну, не оправдал, извините. Но я люблю деньги, я люблю ходить в ресторан, я люблю много все остального. Тщеславный я человек очень, гневливый. Мне не хочется от этого оказываться. Я стараюсь в каком-то смысле предельно откровенно все это говорить. Хотя, наверное...
Продолжение на следующей странцие...
