Эта книга - история о поисках любви, кризисе и сомнениях, человеческом становлении, исканиях истины, где причудливым образом переплетаются мистики древности и философы современности, атеисты и люди глубокой веры, алхимики, неоплатоники, герметисты, католики и православные, гностики и еретики... В ней сочетаются глубокий анализ внутренних конфликтов и метафизика, романтизм и постмодернизм, наивность и цинизм, все Человеческое в человеке... И, конечно, Joker, который переворачивает любое мировоззрение вверх ногами, а потом играет им, освистывает, шутит, бодрит, срывает все маски, выводит из равновесия, еще и еще раз сталкивая читателя с обнаженным нервом Бытия...
Joker играет судьбой главного героя, его взаимоотношениями с женщинами, ставит перед ним неразрешимые задачи, предлагает идти по лезвию бритвы импровизации, загоняет в тупики, дает возможность научиться любить и постичь тайну самого Joker'а - саморазвивающегося творческого принципа Вселенной, основы всего Живого и незакостенелого...
1.
О Существо Хаоса, приходящее из бесконечности,
уходящее в бесконечность, не умеющее остановиться,
ибо - живое, создатель всего из всего, разрушитель
подобий, бьющий зеркала, - многолики облики твои,
умирающие в материи... (Из личной переписки)
Где-то на задворках памяти - окно на пустынную улицу. Осень. Мокрый снег. Тихо поскрипывает, раскачиваясь, фонарь. Ночь. Я жду чего-то или кого-то... Я ловлю себя на ощущении, что так было всегда, - всегда я ждал чего-то или кого-то. Что, вдруг, прозвенит звонок и кто-то долгожданный скажет самые важные слова.
Но ведь это было уже. И звонок, и слова. И не один раз. Чего же я жду? Кого-то еще более долгожданного? Еще более важных слов? Молчания? Чего-то окончательного?
Уже давно за полночь. Сегодня я опять не дождусь. Пора бы спать. Нет, - посижу еще минут двадцать. Просто так. Вроде бы как и не ждешь уже. Но, вдруг...
Нет, не каждый день так... Вчера - купе скорого поезда, стакан чаю и мягкий сон, волнами подступающий под стук колес. Позавчера веселая компания друзей. Еще одна ночь назад - порыв вдохновения и работа почти до утра... Но память, раскручивая дни вспять, неизменно натыкается на эти остановки. Остановки среди круговорота людей, работы, вокзалов. Я жду. Сейчас только я понял это совершенно отчетливо. Я не знаю чего или кого я жду. Я не знаю, что будет, когда я дождусь... Все закончится? Или только начнется?
Если я жду, значит я хочу ждать. Улыбаюсь этому бесхитростному выводу. Ожидание чуда, которое не случится никогда. Или оно уже случилось - само ожидание и есть это чудо...
Начинаю понимать, только словами это уже не выразить...
2. Первое письмо Ане.
Молодой Опуич из Триеста видел мир косыми глазами. Он шептал: "Бог - это Тот, Который Есть. А я - тот которого нет". Он носил в себе самом с самого детства хорошо запрятанную большую тайну. Он будто чувствовал, что с ним, как с существом, принадлежащим к человеческому роду, не совсем так, как надо. И естественным было его желание измениться. И желал он этого тайно и сильно, немного стыдясь такого желания, как неприличного. Все это походило на легкий голод, который, как боль, сворачивается под сердцем, или на легкую боль, которая пробуждается в душе подобно голоду. Он, пожалуй, не помнил, когда именно произошло это скрытое томление по перемене, принявшее вид маленькой бесплотной силы. Словно он лежал, соединив кончики большого и среднего пальцев, и в тот момент, когда на него навалился сон, уронил руку с кровати, и пальцы разъединились. И тогда он встрепенулся, будто выпустил что-то из руки. На самом деле он выпустил из рук себя. Тут появилось желание, страшное, неумолимое... С тех пор он постоянно и много работал над тем, чтобы что-то существенным образом изменить в своей жизни, чтобы мечта, томившая его, стала реальностью. Но все это приходилось делать как можно более скрытно, поэтому его поступки часто оставались непонятными окружающим.
Милорад Павич "Последняя любовь в Константинополе"
Письмо:
Здравствуй, Анюта!
Прошло полгода, как ты уехала... Почти три месяца, как ты исчезла и никто не знает, где ты. А мне сегодня безумно захотелось поговорить с тобой. Вообще-то, я все время говорю с тобой, но сегодня я впервые пишу тебе. Пишу, не зная куда... Вряд ли ты прочтешь эти строки. Но я все равно буду писать, хоть ты тогда и сказала, что нам больше незачем общаться.
Сегодня ночью мне снился дурацкий сон. Снится, что мне почему-то девяносто девять лет. Я вижу в зеркале свое старческое тело, впалые глаза, беззубый рот. Понимаю, что жизнь закончена... Вдруг - звонок. Я поднимаю трубку, а в ней - твой голос. Ничуть не изменившийся, такой же, как полгода назад. Ты спрашиваешь меня какие-то банальные вещи, что-то вроде "как дела" и "чем занимаешься" (интересно, чем я могу заниматься в девяносто девять лет?), но я не отвечаю - я плачу. Понимаю, что жизнь закончилась, а самое главное-то прошло мимо... Я так и проснулся, продолжая плакать, а утром сразу же сел за письмо. Как будто ты его прочтешь... И как будто что-то еще можно поправить...
А я тебе, Анютка, из Краснодара пишу. Я ведь нынче семинарист - езжу по городам, провожу семинары. Помнишь, я читал тебе из Довлатоваi про удалого Михал Иваныча: "...Я - дружбист! ... Бензопила у меня..."Дружба"... Хуяк - и червонец в кармане..."1 Так вот и я теперь - семинарист. Три дня - и триста "зеленых" в кармане. Те метания, что были в октябре - ноябре прошли, а с ними и бедность и вечные долги, хотя, конечно, не каждые три дня х...якнуть удается... Ну, я не для того, чтобы этим прихвастнуть пишу, - так, к слову пришлось. Пятый месяц, не возвращаясь в Питер, разъезжаю по городам. Ну, об этом потом... Не главное это.
Главное то, что я тебя и раньше, и теперь воспринимал, - как свое зеркало, как совесть, что ли. Да мы об этом много раз говорили. Так по сей день и осталось. Но почему-то тогда, когда мы были вместе, я не рассказывал тебе об одной очень важной вещи в моей жизни. Нет, так, намеками, эта тема все время звучала, только вот впрямую я ее никогда не называл. А сейчас хочу тебе об этом рассказать. О Joker'e. О том, как все началось... Тогда очень много понятно станет.
А началось все очень давно. Наверное с самого детства... Хотя, по-настоящему, осознанно, все началось в марте девяносто пятого года. Со знакомства с Кирилломii Михайловым. (Он был тогда - на моем дне рожденья, - помнишь? - Он играл роль моих "Внутренних Событий", когда меня разбирали на Театре). Так вот, в марте девяносто пятого я учился на Психфаке2. И по расписанию была лекция по "методам современной психотерапии", но вместо нее почему-то выступил Кирилл Михайлов. Как он попал на Психфак с лекцией?, зачем?, почему? - мне до сих пор непонятно. Помню, что наш лектор по "методам современной психотерапии" представил (по-моему они были просто знакомыми или друзьями) нам стройного бородатого парня лет тридцати четырех и сказал:
- Это Кирилл Михайлов. Он вам сейчас кое-что интересное расскажет, - а сам ушел. Кирилл обвел взглядом группу, помолчал, загадочно улыбаясь. Нескольким девушкам состроил глазки, скорчил какую-то физиономию - и как-то так легко и непринужденно "взял" аудиторию. Слушали его все очень внимательно, хотя говорил Кирилл вещи, которые вряд ли кому-то (кроме нас с Серегой Евдокимовым, который после курсов на родину в Казань уехал) были нужны и важны. Просто всех покорили обаяние Кирилла, его манера говорить... Полтора часа прошли на одном дыхании. Но едва ли кто-нибудь что-нибудь из этой лекции вынес и запомнил. Вот только для меня это очень важно было (да для Сереги еще), я ведь именно за этим на Психфак поступил и, проучившись с сентября до марта, так этого и не нашел.
А начал Кирилл примерно с такой фразы:
- Прежде всего, позвольте мне констатировать тот факт, что у человека нет необходимости развиваться духовно. При этом мы определим духовное развитие, как нечто, что превосходит развитие социально-нормативное, то есть, общепринятый взрослый уровень отношений человека с миром. Так вот - оно, это нечто, не может быть непроизвольным. Для того, чтобы духовное развитие имело место, необходимо, чтобы у человека была некая особая мотивация, которая совсем не обязательна для нормальной, обычной жизни - это и будет несущий стержень духовного развития. Таким стержнем может явиться Намерение. Далеко не у каждого оно возникает. Тут нужно, чтобы сложилось несколько факторов...
И дальше - про то, как Намерение побуждает человека заниматься некой специфической деятельностью - Практикой. Потом еще о Постижении человеком своей внутренней природы и процессе Преображения... Очень простым языком, буквально на пальцах Кирилл объяснил то, что я искал в десятках книг. Но мне все равно было непонятно, зачем он читал об этом лекцию на Психфаке. Тут народ совсем другим озабочен. После лекции я подошел к Кириллу и спросил:
- А для кого вы это читали? Ведь по-настоящему это все нужно одному-двум людям из всей группы...
- Разве этого мало, чтобы ради них прочитать лекцию?
- А можно с вами еще пообщаться?
- Ну, ежели напросился, - пиши адрес, а завтра вечером часикам к семи и заходи...
Я-то с девяностого года зачитывался Кастанедой, Гурджиевым и Раджнишем (больше, кстати, никого не знал и знать не хотел) и мечтал встретить Учителя. А тут эта лекция... Вообще-то, шел я тогда к Кириллу проситься в ученики. Силу я в нем почувствовал. Силу и Знание. Но не стал он моим Учителем, и охоту Учителя искать отбил, можно сказать... А кем стал, и какие у нас с ним отношения сложились, - это я до сих пор объяснить не возьмусь. Сам он тогда сказал так:
- Все, что я могу для тебя сделать, Макс, это стать комментатором. То есть, комментировать то, что с тобой будет происходить, пока ты не перейдешь в новый сюжет своей жизни.
- Новый сюжет? Что это и как это произойдет?
- Не волнуйся, - узнаешь. Дело не быстрое...
Жил Кирилл неподалеку от метро Автово в просторной трехкомнатной квартире "сталинского" дома. С ним жили его жена - Стэлла - красивая полногрудая блондинка лет тридцати и десятилетняя дочка - Валюша. Квартирка, конечно, шикарная, но что больше всего меня поразило, так это библиотека. Три громадных шкафа, заполненных редкими книгами, в основном, по философии - Платон, Кант, Ницше, Юнг - большинство авторов я не знал. Несколько полок были уставлены изданиями на английском и латыни. Почти из всех книг в изобилии торчали закладки.
Мы выпили замечательного красного французского вина со льдом (именно с тех пор я взял эту манеру - пить вино со льдом) и Кирилл предложил мне присоединиться к ним и посмотреть по видику постановку чеховского "Дяди Вани". Театр я люблю с детства, поэтому с удовольствием посмотрел на то, как выясняли отношения Басилашвили, Лебедев и Лавров3. Видимо, Кирилл как-то связал этот спектакль с моим появлением (потом я убедился, что он ничего не делал случайно), но как - я тогда не понял. Затем Кирилл вытащил из шкафа томик Ершоваiii и прочитал: "Видеть в пьесе борьбу - значит видеть, что действующие лица ведут себя не так, как они должны были вести себя по представлениям их партнеров. Поэтому представления эти неизбежно изменяются, и в этом в значительной степени заключается развитие каждого образа. И то, что человек собой представляет, определяется его представлениями о других людях. Все сказанное относится к любому произведению драматургии. Взаимоотношения между героями всегда, в сущности, раскрывают представления каждого о многих других, а в идеале - обобщенное представление о человеке вообще. Так, представления о партнере, взаимоотношения с партнером, перестраиваясь по ходу сюжета пьесы, говорят о взаимоотношении человека с человечеством"4.
Стэлла с дочкой вышли на кухню. Кирилл смотрел на меня. Слегка наклонил голову влево. Пара минут молчания. Потом - неожиданно:
- Ну что, усек?
- Честно говоря, не очень...
- А зря. Я ведь, как и обещал, - уже начал комментировать. И заметь - все прозрачно. Никакой долбаной эзотерики. Держи, - протянул мне книгу, - почитай на досуге. А это место повнимательней - тогда кое-ч...
Продолжение на следующей странцие...
