а полюбишь. У нее нет, конечно, двух университетских образований, но, поверь мне, она гораздо сильнее и целостней, чем ты.
- Иногда она мне кажется святой, а другой раз - просто развратной стервой...
- А где грань и кто ее прочертил? "Не суди о дереве по плодам, а о человеке по делам. Могут быть лучшие и худшие78"...
- Это что-то новенькое.
- Фрагмент из Апокрифического Евангелия. И я лично с ним полностью согласен.
- Начинаю понимать. Благодаря Лике...
- Мы не можем знать наверное, кто она на самом деле (также, как и любой человек). Душа, как выражался Кант - ноумен, "вещь в себе". Замечательный пример, кстати, напрямую связанный с Jokerом, приводит Шмаков, говоря о Двадцать Первом Аркане Таро: "Двадцать первый Аркан раскрывает перед нами горную высь, что одинаково может свидетельствовать как о господстве над землей, так и об оторванности и отчужденности от нее. На краю обрыва скалы, стоит Путник. Но кто может сказать, стоит ли он перед концом долгого пути или скоро погибнет в бездне? Он одет в лохмотья, но разве они не украшают одинаково пророка и бродягу? Он смотрит вдаль, как бы не видя пропасти, зияющей у его ног, что одинаково может указывать как на безумство Путника, так и на достижение полной власти, для которой опасности быть не может. За плечами в мешке у Путника лежат атрибуты Мага: меч, чаша и сикл. Путник несет их, как ненужный скарб. Но почему? Потому ли, что не знает об истинной цене своей ноши, или потому что он слишком много знает, чтобы ощущать необходимость в этих внешних признаках власти? У обрыва лежит во прахе обелиск - эмблема и хранитель мудрости. Путник не смотрит на него. Не потому ли, что он, как глупец, не знает цены ему, или потому, что постигнув все, он знает и о том, что гласит обелиск, а потому для него он есть лишь мертвый камень. За обелиском притаился крокодил с отверстой пастью. Лохмотья одежды разрываются собакой. Но путник не обращает на это никакого внимания. Потому ли, что он не понимает опасности, потому ли, что он пренебрегает ею? Весь иероглиф двадцать первого Аркана исполнен безмерных противоречий, даже более того, он есть сам по себе классически выраженный бинер. Ясной и определенно сознаваемой гранью Аркан двадцать первый расчленяется на бинер - безумец и совершенный Маг. Это есть высшая бинерная полярность, вкладывающаяся в рамки человеческого разума. Большей противоположности, большего противоречия человек себе в принципе представить не может. Этот бинер является для него высшим доступным аналогом Первопричины, которая есть прежде всего совокупность всех антиномий.79"
- Как я раньше не догадался, что Joker, - это Безумец из Двадцать Первого Аркана!
- А это неверная догадка. Так же, как когда-то со Святым Духом и Философским Камнем. Скоро ты спросишь меня, не черт ли - Joker...
- А такие мысли у меня как-то были...
- Повторяюсь в который раз: Joker есть Joker! Он действительно близок к Двадцать Первому Аркану, но им не является. Joker может быть чем угодно - пойми, это очень важно, - чем и кем угодно. Для тебя сейчас он - Лика...
Зачастую Лика приходила домой в два или три часа ночи после очередного свидания с кем-то. Причем, летела ко мне на такси, иногда на последние деньги. Вбегала разрумяненная, слегка пьяная и сразу безудержно отдавалась, иногда прямо в прихожей или в кухне, раздевшись лишь наспех наполовину. Я ждал ее в такие ночи и бредил ею, в свою очередь пьяный от ожидания, желания, ревности...
Бывало она неделями сидела дома, уткнувшись в книгу, убирая квартиру, готовя (как чудесно она готовила!), стирая мои вещи... Вечерами мы читали стихи, шептались о любви, сочиняли друг для друга сотни ласковых имен... Ее глаза, бездонные и чистые были задумчивы и тихи... Потом, вдруг, снова исчезала на ночь-две. Или пускалась в загул на несколько недель, являясь поздно ночью...
Что бы там ни было, но к лету девяносто восьмого года я, похоже начал видеть в ней Лицо Человеческое, Собеседника (как называл это Ухтомский). Мне казалось, что я обрел возлюбленную... Я перечитывал духовные дневники Ухтомского, которые выпросил у Кирилла:
"С того момента, когда однажды откроется человеку, что есть вне его равноценное ему Лицо человека, то он сам начинает превращаться в человека. Все в его жизни и сам он преобразится, и великая гераклитова истина, что все течет и проходит, приобретает совершенно новый смысл: если все безвозвратно проходит, если ни одно мгновение бытия и жизни не повторяется, если проходящий мимо человек дан тебе однажды, чтобы никогда и ничем не замениться и не повториться для тебя, то какова же страшная ответственность человека перед каждым моментом жизни, перед каждым соприкосновением с другим человеческим Лицом, перед утекающей драгоценностью бытия. Само восприятие истины преобразуется. Для того, кто видит в мире одни лишь только более или менее повторяющиеся вещи и связи между вещами, истина есть удобная для меня моя собственная абстракция, которая меня успокаивает, удовлетворяет и вооружает для новых побед над вещами. Для тех же, кто однажды увидел, учуял в мире Лицо, истина есть важнейшая и обязывающая задача жизни, все отодвигающая в истории вперед, драгоценная и любимая, как любимое человеческое Лицо 80".
Как-то в конце августа девяносто восьмого года Лика разоделась: короткая юбочка, ажурные чулочки... Мы были в ссоре и не разговаривали. Я тревожно наблюдал за ней. Она курила, вызывающе накрашенная, дразнящая, положив ногу на ногу, так что был виден край чулка, периодически посматривая в окно.
Потом встала, глянула в зеркало, еще раз подкрасила губы, взяла сумочку и выпорхнула из квартиры. Я подошел к окну. Сердце мое звонко стучало - волна ревности, возбуждения, желания, злости... За сквером на улице стоял "Audi". Я видел, что Лика направляется к нему... Вспомнилось Ерофеевское: "Стервозность, как высшая и последняя стадия блядовитости81". Я сжал кулаки и выругался. Лика села в машину... Не желая даже прятаться, она назначила свидание с кем-то прямо под окном...
Весь вечер я не мог ничем заняться, ходил из угла в угол. Я ждал... Клубок ярости, сильнейшего желания и ревности душил меня. В таком возбуждении я прождал до пяти часов утра. Она не пришла. Такое бывало и раньше. Я лег спать и отчаянно мастурбировал несколько раз. Лики не было неделю. Потом она позвонила. Голос, как будто ничего не произошло: "Я сейчас приду". Я ждал часа полтора, не находя себе места от волнения. Во мне бурлили два едких и острых чувства, возбуждая противоречивые образы: желание кричать на нее, ругаться, требовать унизительных объяснений, - эта картинка боролась с другой - с порога я подхватываю ее на руки, целую, раздеваю и наслаждаюсь ее податливым жарким телом, как это иногда бывало и раньше...
Вышло все совсем не так. Звонок:
- Я пройду?.. - утвердительно и вопросительно одновременно. И как-то даже кротко - очень необычно для Лики. Я встал между прихожей и комнатой, не зная, как поступить - мои сценарии были разрушены... Молча собрала немногие вещи. Подошла к зеркалу, слегка прищурилась, как бы что-то высматривая в себе. Чмокнула меня в щеку:
- Ну, счастливо, Максимка! - отстранено, голос как не ее, чужой какой-то. Я попытался схватить ее, начал целовать... Спокойно отстранилась, особо и не сопротивляясь, но холодно, отрезвляюще. Взгляд... Он говорил: "Все!"
Стук каблучков на лестнице. Ключи, оставленные на тумбочке в прихожей... Безнадежно вздыбленный член...
Мне кажется, что внутри я долго еще не мог расстаться с Анжеликой (возможно даже до сих пор?). Я был уверен, что никогда мне не встретится никто, подобный ей...
"Пусть искажен твой лик прелестный
Изгибом бешеных бровей, -
Твой взор вонзается живей;
И пусть не ангел ты небесный,
Люблю тебя безумно, страсть,
Тебя, свободу страшных оргий;
Как жрец пред идолом, в восторге
Перед тобой хочу упасть!
Пустынь и леса ароматы
Плывут в извивах жестких кос;
Ты вся - мучительный вопрос,
Влияньем страшных тайн богатый!82"
Потом, иногда - доходило до нелепого: с другими женщинами, чтобы возбудиться, мне нужно было вспомнить Лику. Часто, забываясь, я называл ее именем других...
7. Кирилл
Общение с Лобановым превратилось в какой-то сплошной праздник, щедрый дар судьбы. Лобанов вскрывал как тайные, незаметные для нормального глаза подспудные механизмы человеческих взаимоотношений, иногда на уровне интуитивного движения души... Возможно, там была какая-то тайна, которую сложно теперь разложить на простые величины, театральная магия, какой-то постепенный и почти мистический разогрев большого творческого организма. Помимо того, что мы постигали динамику скрытой человеческой борьбы и противостояния, мы еще узнавали много нового о жизни вообще, о людях, которые казались нам прежде простыми, но теперь, под режиссерским рентгеном нашего учителя, приобретали бесконечную сложность, глубину и ту самую ненавистную прежде, предаваемую анафеме противоречивость, которая и составляет, видимо, таинство человеческой души.
Марк Захаров "Суперпрофессия".
Недели две после того, как Лика ушла, я еще не мог полностью поверить, что это навсегда. Сидел до глубокой ночи возле окна, вздрагивал от каждого телефонного звонка. Ждал. Плакал, когда до сознания моего дошла глубина этой потери. Опять ждал... Наступил мой тридцать третий день рождения. Я никого не пригласил. Просидел дома. Надеялся, что она вдруг да позвонит...
Потом сам позвонил Кириллу:
- От меня Лика ушла... Совсем...
- Сочувствую... И - поздравляю! Эта удивительная девчонка сделала для тебя все, что могла и, в довершение, оставила тебя, если так можно выразиться, - на следующем уровне сложности Игры.
- Что еще такое?
- Теперь, видишь ли, твоей личной жизни на будущее поставлен шах и почти что мат. После того, что у вас было с Ликой, у тебя, скорее всего, больше ничего не получится... Почти...
- Что же в этом хорошего и с чем меня поздравлять?
- С тем, что у тебя теперь только один ход - научиться Любить. Не знаю, как и когда ты с этим справишься, но задача стоит не на шутку. Еще одна черта отделяет тебя теперь от простой и устойчивой жизни.
- Но я ведь вроде бы научился любить Лику. Я стал принимать ее такой как есть...
- Ну это все субъективно. Будущее покажет, насколько ты действительно можешь Любить. Не любить Лику как раз было бы сложнее - она сама воспламеняла это чувство, как воплощенный Joker, как вечно ускользающее, дразнящее и манящее чудо.
- Значит следующий мой шаг - Любовь?
- Вечная учеба этому искусству - Любить. А для этого - творчество и Игра. Вот послушай, я как раз сейчас читаю одну книгу, - тут прямо про твое грядущее: "Счастливый человек - плохой актер, у него мало искренних поводов к тому, чтобы вопрошать, сомневаться, быть недовольным жизнью и собой... Считается, что актер, говорящий о своей счастливой творческой судьбе, говорит совсем не о том счастье, которое имеют в виду обыкновенные люди. Происхождение этого счастья таково, что не многие пожелали бы его для себя... Настоящим актером может быть только тот, кто способен страдать и вмещать в себе страдание. Острое переживание внутреннего противоречия в себе, гнетущая неуверенность и боль собственного существования, разлад с самим собой, безысходное чувство вины, страдание и отчаяние от невозможности выразить себя, от ненужности твоего лучшего другим, тоска по правде и высшей разумности, несбыточные надежды, опрокинутая любовь и вера - вот достаточный повод, чтобы быть актером.83"
- Постой, при чем тут актер? Я же не актер...
- Можем встретиться и поговорить об этом подробнее. Давай в воскресенье погуляем по заливу под Зеленогорском. Мы с семьей будем там на даче в гостях у друзей еще с пятницы. А в воскресенье, ежели ты подъедешь часам к двенадцати, у меня будет пара часов.
- Договорились.
И вот воскресенье. Залив. Почти пустынный берег. Мягкое сентябрьское солнце. Мы с Кириллом сидим на скамейке неподалеку от какого-то пансионата.
- Ты говорил о следующем уровне Игры. Об актере... Поясни, пожалуйста...
- Я сразу пропущу банальные рассуждения о том, что все мы - актеры одного большого театра и...
Продолжение на следующей странцие...
