не. Сейчас она сама уже не справляется с потоком женщин, - появились ученицы...
Еще одна участница группы - Инна, которая не была задействована в роли, пришла в восторг:
- Я несколько лет провела в эзотерической группе, где люди с подобными проблемами годами не могли справиться. Хотя занимались по многу часов в день кропотливой энергетической практикой. А тут так просто и изящно за час!..
- Все не так просто, как кажется. Я не могу поставить на конвейер подобную процедуру и всех разбирать на Верх-Середину-Низ, так чтобы всегда выходило также сильно, надежно и с наглядным результатом. Такой конвейерный Театр не будет Живым! Ситуация Надежды уникальна. Она, как тебе сказать, - созрела... И я это просто уловил. И Магический Театр... Только постоянная импровизация делает его Живым. Он неповторим. Его нельзя сделать унифицированным, запатентовать и поставить на "поток". Иначе получить озарение за полчаса мог бы любой дурак, заплативший за участие. Все складывается так, что приходят неслучайные люди, и Театр дает им решающий толчок для перехода в новое качество жизни...
Но самое главное все равно было не для меня на этом "пиру жизни". "Труд гистриона163 принес ему ни с чем не сравнимую радость, может быть, первую в жизни; но звучал последний стих, убирали со сцены последний труп - и его снова переполнял отвратительный вкус нереальности.164" Заканчивался Магический Театр, расходились гости, и я опять оставался наедине со своей болью...
10. Ямвлихxlviii, Зосима из Панополисаxlix,
Альберт Великийl и Герхарт Дорнli
Странно то было и горестно, но не более странно и горько, нежели всякий удел человеческий: в своем суровом самоотречении этот художник, убежденный, что работать он может, лишь исходя из глубочайшей правдивости и неумолимо ясной сосредоточенности, художник, в чьей мастерской не находили себе прибежища ни прихоти, ни сомнения, - он в своей жизни был дилетантом и потерпевшим крушение искателем счастья, и он же, ни за что не соглашавшийся показать кому-то неудачную картину или рисунок, глубоко страдал под темным бременем бессчетных неудавшихся дней, неудавшихся лет, безуспешных попыток любви и жизни.
Герман Гессе "Конская Круча"
В детстве у меня был диафильм. Я часто смотрел его. Не помню точно его содержание, помню только один кадр, который поразил мое воображение и остался в нем надолго. То была Прага - Собор Святого Витта и Химеры на этом соборе. Иногда, тоже с детства, мне снился один и тот же сон: будто бы я, - пожилой уже человек, стою возле этого Собора на фоне Химер с чувством не то разочарования, не то какой-то глубокой потери. Как только я услышал слово Алхимия, (а, впервые я услышал его достаточно рано - лет в семь-восемь, - не помню уже откуда), просыпаясь всякий раз после этого сна, я знал, что там, во сне, тот я, стоящий возле Химер - Алхимик. Не скажу, чтобы уж очень часто, но раза три в году такой сон мне снился... Снился до недавних пор, пока в состоянии, близком ко сну, но все же не во сне, мне в деталях предстал этот сюжет, как некое видение... Я скептически отношусь к идеям реинкарнации, - ну не то чтобы совсем скептически, но считаю, что все, что касается предсуществования души или ее состояния после смерти - загадка, тайна, которой незачем попусту жонглировать, если нет ясного и очевидного опыта непрерывности самого процесса перехода от одной жизни к другой, ежели таковой действительно имеет место быть. Но мощь моего видения была неоспорима: это и обилие деталей, и осознание местности, которой я никогда прежде не видел, и глубина переживаний...
"Когда современная глубинная психология Юнга поставляет достаточный материал относительно возрождения прошлого опыта в снах, видениях и фантазиях людей, которые - находясь в нормальном сознании - ничего об этом не знают (из-за чего, например, ритуалы и символы древних таинств вновь появляются в полном свете дня XX столетия), тогда утверждение, необходимое для объяснения возможности реинкарнации, перестает быть только постулатом, но становится выводом, основанным на опыте и обладающим высокой степенью вероятности.
Сферу, в которой хранится прошлый опыт, Юнг обозначил, как коллективное бессознательное. Но почему коллективное? Почему не индивидуальное? Не потому ли, что переживания прошлого, всплывающие из глубин сознания, имеют много общего и во всяком случае на удивление схожи?..
Будучи истинным ученым, Юнг оставляет открытым вопрос, является ли коллективное бессознательное общим хранилищем для всего человечества или же это совокупность, выведенная путем синтезирования качеств, общих у различных индивидов. "Метафизика", так сказать, коллективного бессознательного была лишь немного разработана Юнгом. Но как бы там ни было, факты, собранные и предоставленные им, по меньшей мере с одинаковой легкостью поддаются интерпретации как с точки зрения перевоплощения, так и с точки зрения коллективного бессознательного165".
Как бы то ни было, я пока (!) не претендую на то, что эпизод, который, возможно, произошел в Праге шестнадцатого века, - а именно этим веком "датируется" мое видение, - случился со мной (само видение случилось в декабре двухтысячного года). Вот что, однако, было:
Мне пятьдесят два года. Недавно я пережил сильнейшее потрясение и потерю. Меня оставила любимая. Она умерла. Ей было чуть больше сорока лет и звали ее Агриппа. Тридцать лет я работал над Камнем. После ухода Агриппы - невообразимая тоска и боль. Я хожу по Златой улочке до Панкрациума166 и обратно, - это рядом с Собором Святого Витта.
Я потерял себя. Я потерял цель. Я потерял смысл. Даже Камень мне уже не нужен. Это длится уже семь лет, - с тех пор как она умерла. Я работаю по инерции. Но у меня есть ученик. Парнишка бережет меня. Он верит в Делание. Он верит, что я знаю. Он - как свет в моей жизни. Семь лет для меня длится затмение Солнца. Есть только корона вокруг этого Солнца. Что-то нужно, чтобы понять, что жизнь продолжается, чтобы делать свое дело с любовью. Я делаю без любви. А парень - верит в меня и любит меня. Я знаю, что ему тоже придется хлебнуть очень много страдания и боли на этом пути. Но он преодолеет, он живет этим. Он - в своей судьбе и принимает все как есть. Он знает, как мне тяжело, но он не бросит меня. У меня есть знание, а у него - молодость. Мы оба - камни в фундаменте чего-то большего, чего - трудно пока сказать. Из какого-то уголка сознания пришло мое имя: Михаэль Майер. Я вспоминаю образ той, которую потерял. Я очень виноват перед ней. Виноват в том, что не замечал ее заботы. Я не видел, что все мои достижения - это дело ее рук. Ее руки, ее сердце, ее любовь вели меня.
Я реально увидел образ Агриппы. От нее исходило тепло и глаза что-то говорили мне. Я сделал какое-то неимоверное усилие, чтобы понять, что говорят ее глаза, и вдруг понял: "Возьми меня в свое сердце". В этот момент я - Максим - разрыдался и увидел себя в небе над Прагой. Подо мной был Костел Наисвятейшего Сердца в Виноградах. Правда, это уже был век двадцатый...
Это видение потрясло меня. Что-то внутри отпустило, отлегла какая-то древняя боль. Я почувствовал в тот момент, что несу свой крест, и в сердце моем - "Наисвятейшем Сердце" - живет и дышит лик любящего меня существа. Несколько недель я очень ярко переживал себя в некоем новом качестве. Потом оно не сошло на нет, но просто стало привычным...
Я не знал тогда еще, что был такой реальный алхимик - Михаэль Майер, оставивший довольно много трудов и комментариев. Об этом я узнал лишь через год после моего видения. И жил ли он в Праге? Было ли в его жизни такое? Не знаю... В конце концов, хотя бы в чем-то я могу себе позволить ошибиться167...
Зачем я, собственно, все это рассказываю? Это сильное переживание - во-первых. Мне кажется, а точнее, "знается" (как в Магическом Театре, когда "знаешь", что делать), что на этот случай замкнут круг моего "вечного возвращения", и особенно того, что творится в отношениях с женщинами. Во-вторых, я также "знаю", что если когда-нибудь попаду в Прагу, - это должно перевернуть мою жизнь. Как? - Этого я не могу сказать...
"Не знаете ли, что тела ваши суть храм живущего в вас Святого Духа, Которого имеете вы от Бога, и вы не свои?
Ибо вы куплены дорогою ценою. Посему прославляйте Бога и в телах ваших и в душах ваших, которые суть Божии168."
Существует еще кое-что, что уже около трех лет, подобно этому сну-видению, тревожит мое сознание. Несколько раз на дню я повторяю, - чуть ли не навязчиво, - четыре имени. Это четыре средневековых мистика и их имена для меня чем-то связаны - они возникают в моем сознании вместе: неоплатоник Ямвлих, один из первых греческих алхимиков - Зосима из Панополиса, Альберт Великий - легендарный адепт, получивший Камень, а также Герхарт Дорн - ученик Парацельса. Ямвлих и Зосима жили в третьем веке нашей эры, Альберт Великий - в двенадцатом, Дорн - в семнадцатом. Я посмотрел кое-какую литературу, но не нашел удовлетворяющих меня подробностей о жизни этих людей. Общая картина была крайне скудной... В начале две тысячи второго года я вдруг понял, что меня интересуют не столько детали их творчества, философские труды или методы работы, сколько именно личная жизнь! Тут тоже скрывалась какая-то загадка, которая могла привести к пониманию моей проблемы. Мы почти ничего не знаем о личной жизни великих адептов алхимии, философии, магии, великих мистиков. Об их жизни, об их любви к земным женщинам, о личном счастье. Да и совместимые ли это вещи - земная любовь и любовь всепоглощающая, Христова? Вот какие вопросы мучили меня. Почему я хотел услышать ответ именно от этих четверых? - задайте вопрос попроще! Но, однажды ночью, в просоночном состоянии я получил от них ответ. Были ли это мои проекции, наложенные на малознакомые фигуры исторических личностей, или это была какая-то информация из коллективного бессознательного, а может и впрямь эти четверо вняли моим мольбам и, явившись, открылись мне? НЕ ЗНАЮ! "Мы живем по правилам игры, которые не всегда осознаем и не всегда можем выразить словами. Иначе говоря, мы не только интерпретируем данные по мере их получения; мы быстро и бессознательно "подгоняем" данные к существующим аксиомам, или правилам игры в нашей культуре или субкультуре169"...
И еще я вспомнил, что будучи студентом МатМеха, в девяносто первом году я ходил на некоторые лекции на Психфак и Филфак. Однажды мне посчастливилось слушать Юрия Михайловича Лотманаlii. В ушах до сих пор звучит его фраза: "Научитесь относиться к прошлому, как к живому существу..." После видения, связанного с Прагой я не только понял, но и пережил смысл этой фразы. В искусстве, философии, мистике, Магическом Театре, словом, везде, где живет творческий дух, - Шекспир и Гете, Платон и Ницше, Августин и Юнг - живут одновременно. Творя, ты подключаешься к вневременному, живому пространству... Кроме того, я рассказывал уже о своих способностях "перемещаться во времени" и "совмещать в одном времени разные события".
И вот в ночь на тридцатое марта две тысячи второго года случился еще один мой внутренний Магический Театр. Я сидел в пустой и темной комнате перед едва горящей свечой. Было очень поздно и сознание мое порой проваливалось в дрему. Вдруг, я ощутил, как это бывает в Магическом Театре, некое "можно" и почти безмолвно позвал, точнее, воззвал:
- Ямвлих, Зосима из Панополиса, Альберт Великий и Герхарт Дорн!
Перед моим внутренним взором стали один за другим "появляться" все четверо. (Слово "появляться" тут весьма условное, ибо чрезвычайно трудно адекватно передать то, что происходит с предсонным сознанием). Первым явился, насколько я понял, Альберт Великий. Он был как будто соткан из световых нитей и "присутствовал" лишь своим верхним полуконтуром... Зосима - воздушный, легкий старичок - периодически парил над всеми остальными. Ямвлих, напротив - тяжелый, с расплывающимся и вибрирующим контуром, периодически появляющийся и исчезающий, подобно чернильной кляксе... Наиболее человекообразным был Дорн. Хотя он тоже был неуловим, то возникал в разных местах зрительного поля, то растворялся. Иногда появлялся еще некто, кого я п...
Продолжение на следующей странцие...
