и, собственные квартиры, машины, положение в обществе, надежный заработок... У меня всего этого нет. Скитаюсь по съемным квартирам, залезаю в долги. Живу от семинара к семинару. Никаких гарантий.
Еще пару лет назад я "пожаловался" Кириллу, что у меня как-то слабо набираются семинары, - набираются, но не так чтобы у меня было денег с избытком, не так, чтобы начать, например, копить на квартиру или хотя бы немного передохнуть. Помню его ответ тогда:
- Твоя беда в том, что ты вечно будешь "бедным импровизатором", вынужденным "скитаться из дому в дом и просить себе вспоможение195". Беда твоя в том, что какая-то твоя часть еще желает надежности, уверенности в завтрашнем дне, а оно-то для тебя уже недоступно. Надежность - не для тебя. В этом твоя беда. Возможно, однажды не только умом, но и сердцем поймешь ты, что это и есть твое счастье. Вспомнишь тогда слова Старца Зосимы Алеше Карамазову: "Вот тебе завет: в горе, в горе счастье свое ищи. Много несчастий принесет тебе жизнь, но ими-то ты счастлив будешь. И жизнь благословишь.196"
А я не жалуюсь. Ничего другого не жду. Только любовь еще ищу. Человеческую любовь... Но чего-то всякий раз не хватает...
На улице, между тем весна! Девчонки ходят - загляденье! Иной раз проходишь мимо, а мысль-то стучится горячим пульсом: "Эх, затащить бы ее в кроватку, да оттрахать как следует. Да и так и эдак!" - Бесполезная мысль. Может быть, у кого-то получается, а у меня не получится. Не "затащить" не получится, - это-то дело десятое. Вычеркнуть потом не получится... "Не вычеркнешь. - Не слова ведь - люди.197" Не создан я для легкой интрижки. Все как-то сложно оборачивается. Взять хоть Алену... "И от всякого, кому дано много, много и потребуется; и кому много вверено, с того больше взыщут...198"
А что до случайных связей... - вспоминается одна история из университетской юности. Было это году в восемьдесят шестом. Первый курс МатМеха. Тоже ранняя весна. Собрались с моими приятелями по курсу - Толиком и Вадимом отметить Восьмое Марта. Коньяк, цветы и закуски были, а вот с девчонками - проблема. Но Толик легко ее решил за полчаса: прямо возле моего дома "снял" трех девочек, пообещав им веселую компанию, приятный вечер и выпивку.
Помню, что я старался подавить в себе презрение и брезгливость, которые возникли у меня с приходом девушек. Я считал себя выше случайных знакомств с дешевыми девчонками - шлюшками, к коим, не раздумывая, причислил своих гостей, лишь взглянув на них. Тем не менее, я всячески старался не выдать своего настроения, так как чувствовал, глядя на броско накрашенные, смелые глаза и стройные ножки девушек, что вдоль позвоночника ползут сладостные мурашки, а в висках затаенной радостью стучит молодая кровь, несущая в мозг надежду на возможность неожиданной легкой близости.
После нескольких рюмок коньяка брезгливость и презрение почти совсем исчезли. Длинно и важно затягиваясь сигаретой и иногда разгоняя рукой застилающий глаза густой дым, я, как всегда немногословный, оценивающе разглядывал всю компанию, увлеченную оживленными рассказами Толика.
Одна из девушек, назвавшаяся Сашей, пила меньше других и вела себя более сдержанно. Мне это понравилось; компромисс с чувством брезгливости был окончательно найден и, поспешив выпить еще сразу две рюмки, я вышел из задумчивости и растворился в общей беззастенчивой веселости.
После непродолжительных танцев при неярком свете, когда порядком захмелевшие гости опрокидывали на пол стулья и закуски со стола, мы с Сашей оказались "как бы случайно" в отдельной комнате. Дрожащей рукой я нащупал замок и повернул его.
Дальнейшее произошло настолько просто и быстро, что я не запомнил из всего этого почти ничего, кроме, пожалуй, бешеного стука крови в висках.
Через несколько минут, с пунцовым лицом и горящими губами, я вышел на кухню и, ломая спички, торопливо закурил.
Саша была не первой женщиной в моей жизни, но та простота, легкость, поспешность и какая-то безличность произошедшего ошеломили меня. Я взахлеб выкурил подряд две сигареты, прежде чем более-менее успокоился. Стоя на кухне, я слышал, как щелкнул выключатель в ванной и заплескались струйки воды. От этих звуков стало почему-то очень неловко. Я смотрел на пестрые и яркие окна двенадцатиэтажного дома напротив и они казались какими-то далекими, незнакомыми, противными... Я вернулся в комнату, где сидели гости. Через несколько минут туда же вошла и Саша; стараясь не встречаться взглядом со мной, она села в углу комнаты в пол-оборота и стала разглядывать корешки многотомных изданий: Куприн, Чехов, Достоевский, Сервантес...
Я налил себе остатки из бутылки, но пить не стал. Мой взгляд упал на Вадима, который сидел в кресле у окна. На коленях у него расположилась девушка, - имени ее я не запомнил; она обнимала Вадима своими худыми руками, положила голову ему на плечо и закрыв глаза, что-то, сладко позевывая, шептала на ухо. Вадим одобрительно, даже как-то покровительственно подмигнул мне. Я тотчас отвел глаза и сжал кулаки. Взгляд мой снова остановился на Саше. Она сидела все так же, в пол-оборота, уже без интереса разглядывая книжные полки. Ее пухлые, как у ребенка веки, теперь лишенные косметики, время от времени подрагивали, она то и дело морщила маленький носик, как будто что-то ей мешало, щеки ее были чуть розоватыми и на них играли крохотные ямочки.
Было видно, что ей не хочется ни с кем общаться. Но взгляд мой она почувствовала и, как будто немного выждав, вдруг резко повернулась. Глаза ее увлажнились, она быстро встала, вышла в прихожую и скоро оттуда послышался щелчок захлопнувшейся двери.
Я сидел неподвижно. От Сашиного взгляда я почему-то почувствовал, что спина под шелковой рубашкой покрылась капельками пота, а кожа на голове стянулась. Я не понял, что это за чувство охватило меня вдруг, да и не стал пытаться его анализировать.
Как-то незаметно разошлись остальные гости. Рассеянно проводив их, я прошел на кухню, встал перед окном и некоторое время просто стоял ни о чем не думая, глядя на дом напротив, огни которого почти все погасли и лишь несколько одиноких окон продолжали глядеть в пустую тишину ночи.
Из оцепенения меня вывел неожиданный, резкий и требовательный звонок в прихожей. На пороге была Саша...
Мы довольно долго стояли в прихожей, молча разглядывая друг друга и не зная, что делать дальше. Наконец, я помог ей снять куртку, провел в комнату, усадил в кресло, сам сел напротив. При тусклом свете торшера лицо Саши казалось еще более бесхитростно - детским и нежным. Было видно, что она плакала, - болезненно блестели глаза и красные от растирания веки еще сильнее припухли. Она с жадностью затянулась сигаретой. Несколько минут сидели молча. Саша непрерывно кусала губы. Потом вдруг начала говорить, не глядя на меня, торопливо, сбивчиво:
- Понимаешь... Мне нужно сказать это хоть кому-нибудь, все равно... у меня здесь, в этом городе никого нет, только так... да это неважно. Я... я не знаю, что со мной, ... почему это так... Скажи, ты можешь объяснить, почему всегда все вот так получается, ... ну вот все это, ... ты понимаешь, ... все как-то пусто, бессмысленно, непонятно зачем..., как-то легко и глупо. И так всегда. Я ведь раньше никогда не думала, что все это может быть так... так... Ты знаешь, я видела у тебя много хороших книг, я раньше много читала, ты ведь тоже, наверное, читал, да? Так где же все то, что там написано? Я не встречала...понимаешь, этого нет, там в книгах все неправда... Я перестала верить. Я не верю людям, не верю никому, не верю себе... Зачем, зачем я говорю это все сейчас, тебе? Не знаю,... просто надо кому-то сказать, я... я сейчас уйду, ты не обращай внимания, мне часто говорят, что я какая-то странная...
"Итак, положите себе на сердце не обдумывать заранее, что отвечать...199"
Я слушал ее и то чувство, которое я испытал перед самым ее уходом, снова наполняло меня, росло, перехватывало дыхание. Потом я перестал слушать и уже просто жадно всматривался в ее простое личико, ловил малейшее ее движение, то, как морщился ее носик и подрагивали опухшие веки. Я смотрел на Сашу и в груди моей росла необыкновенная нежность ко всему ее маленькому существу, нежность, которую я еще никогда не знал ранее.
И вдруг произошло неожиданное: я упал лицом в ее колени и безудержно, сладко заплакал.
...Она уже заснула, а я еще долго смотрел на ее открытое и как будто даже счастливое лицо. И, целуя ее в приоткрытые сонные губы, почувствовал, как она улыбнулась и тихо-тихо прошептала мое имя... "Не судите по наружности, но судите судом праведным...200"
Утро заглянуло в комнату резко и внезапно. По крайней мере, мне так показалось. Болела голова. Рядом слышалось ровное тихое дыхание Саши. Я осторожно вылез из-под одеяла и вышел на кухню, чтобы поставить чайник. Потом сел на табуретку и стал растирать тяжелую голову, вспоминая события минувшей ночи.
Зачем послала мне судьба эту странную, такую противоречивую встречу? В сердце моем еще сохранялась та, вчерашняя нежность, но мозг работал отчетливо и неумолимо. Вспомнилось ее появление с подругами и первоначальное чувство брезгливости. Представились вдруг злорадные улыбочки Толика и Вадима, которые, не дай бог, могут увидеть нас вместе и бросить вслед что-нибудь липкое, колючее, ехидное... Меня, помню, даже передернуло от этой мысли. Да и на что мне, в конце концов, сдалась эта Саша, эта, по сути-то, - уличная девчонка?
В это время дверь спальни открылась и на кухню вышла она, уже одетая, свежая после сна. Она быстро подошла к мне, улыбнулась и вся потянулась навстречу своему такому неожиданному счастью.
Я стоял неподвижно, даже задержав дыхание. Во рту пересохло. В руках я судорожно вертел крышку от заварного чайника. Где-то в самой глубине души понимая, что делаю что-то непоправимое, я в то же время уже говорил, удивляясь своему чужому до неузнаваемости, спокойному голосу:
- Мне в институт пора собираться... Тебе, наверное, тоже куда-то... В общем ... иди..., - я механически прошел в прихожую, включил свет, резко дернул с вешалки Сашину куртку, - оборвалась пуговица и закатилась под коврик.
Ее губы дрожали и весь вид был настолько растерянный, что я не мог больше спокойно на это смотреть, - было лишь одно желание - чтобы она поскорее ушла. Саша быстро справилась с собой, накинула куртку и стала надевать сапожки. Молнию на левом сапожке заклинило. Звенящая, оглушающая тишина врезалась в мозг. Саша беспомощно дернула молнию и с непонятной надеждой на что-то заглянула мне в глаза. Не в силах вынести ее взгляд, я отвернулся к стене. Время, казалось, остановилось. Но вот дверь захлопнулась и в тишине лестничных пролетов послышался неровный, удаляющийся, безнадежный стук ее каблучков. Когда он затих, я поднял закатившуюся под коврик пуговичку, зачем-то положил ее себе в нагрудный карман, зашел в комнату и свалившись на диван, еще согретый ее теплым телом, долго лежал, бессмысленно перебирая пальцами край закатавшейся простыни... "Любящий душу свою погубит ее...201"
С тех пор я стал осторожен в выборе подружек и уж подобных связей старался избегать. Я научился, если девушка переставала возбуждать мою чувственность, постепенно переводить отношения на дружеские или приятельские. Уже после Анжелики, когда я убедился, что никого, подобного ей, я больше не встречу, я довольствовался легкими, ничем не обязывающими отношениями... Галя, с которой в апреле девяносто девятого мы приехали на дачу ее родителей... Шел снег и мы, расстелив одеяла возле печки, три дня напролет занимались любовью. В промежутках спали, болтали о пустяках и пекли картошку. Без всякого взгляда в будущее, без планов и надежд, взаимных обещаний и клятв. Мы до сих пор иногда созваниваемся, - по крайней мере, на Новый Год и на дни рожденья... Юлька - совсем юная девушка, приезжала ко мне, когда у нее было время, свободное от института, иногда один или два раза в неделю - мы смотрели видик или что-нибудь читали, а потом она оставалась на ночь. Иногда жила у меня по два-три дня - осенью девяносто девятого... Прошлый Новый Год она встречала со мной и со Светкой... Ольга, вышедшая в двухтысячном году...
Продолжение на следующей странцие...
