перед лицом Собеседника..."47
- Вот еще одно место, и довольно на сегодня: "С того момента, как человек решится однажды вынести свою установку (свою доминанту) на Собеседника, в ней, помимо себя, происходит что угодно, но не покой. Начинается все растущий труд над собой ради другого. То есть все больший уход от себя в жизнь для ближнего. Награда, и притом, ничем не заменимая, в том, что изобилию жизни и дела конца уже нет. Не останавливаясь на себе, на излюбленных доктринах, успокаивающих мыслях, всегда предпочитая себе и своим доктринам реальных людей, твердо понимая, что истина для человека - не подушка для усталой головы, а обязывающая и влекущая за собой объективная правда, не зависящая от нас, как возлюбленное, влекущее за собой лицо. Каждая человеческая истина, каждая теория есть только временная доминанта, направленная на свой разрешающий акт, на проверку в ближайшей реальности. Она оказывается ложной, если это окажется в дальнейшей непосредственной проверке, и уже во всяком случае, она ложь, поскольку утверждает себя как окончательная и последняя, ибо тем самым она исключает дальнейший ход действительности в истории, всегда самоцветной и новой, как драгоценный камень. В погоне за истиной, как за своей возлюбленной, человек подобен пловцу с Делоса, описанному в древней легенде. Вот он плывет изо всех сил к острову, который виднеется вдали. Наконец как будто доплывает, и уже чувствует песок под ногами. И в тот момент, когда он готов уже выйти на вожделенный берег, остров опять уходит от него на прежнее расстояние, опять требует труда, опять влечет за собою. Опять труд, опять движение вперед. И дорого то, что так дорого дается. Пускай возлюбленная все время впереди."48
- И заметь, Ухтомский не случайно пишет слово "возлюбленная"! Не друг, не абстрактный Собеседник, а именно возлюбленная... Так как у тебя с личной жизнью, Макс?
- Задачу понял...
- Понял или нет - жизнь покажет. Тут дело на годы... Ну что же, на сегодня я больше не имею, что сказать...
Вот, Анюта. Ни хрена я тогда задачу не понял. Я стал искать себе "удобного Собеседника", что есть не что иное, как Двойник. И в тебе искал... А возлюбленную... Было, мне кажется, два года в моей жизни... Может быть, и сейчас? Надеюсь, что сейчас...
Ну я и расписался! Четыре часа утра, а мне еще семинар вести. Но не зря я писал... Спасибо тебе, Аня, что ты есть!
Максим (9.08.03)
5. Вова и Алена
Что же это за пир, что же это за всегдашний великий праздник, которому нет конца и к которому тянет меня давно, всегда, с самого детства; и к которому я никак не могу пристать. Каждое утро восходит такое же светлое солнце; каждое утро на водопаде радуга; каждый вечер самая высокая снеговая гора там, вдали, на краю неба, горит пурпуровым пламенем; каждая маленькая мушка, которая жужжит около меня в горячем солнечном луче, во всем этом хороводе участница: место знает свое, любит и счастлива! И у всего свой путь, и все знает свой путь, с песнью отходит, с песнью приходит; один я ничего не понимаю, ни людей, ни звуков, всему чужой и выкидыш... Федор Михайлович Достоевский "Идиот".
Собственно, если рассказывать, чтобы было понятнее, то начинать нужно чуть ли не со школьного возраста. Хотя в школе-то все довольно банально было. Душа компании, заводила и весельчак. Не отличник, но и не двоечник. Был влюблен в одноклассницу с шестого класса и по выпускной вечер. Безответно. Увлекался музыкой - тяжелым роком: вот в этом-то, пожалуй, впервые почувствовал себя белой вороной, - все одноклассники торчали от попсы, а моими кумирами были Ричи Блэкмор и Пинк Флойд. Я в десятом классе даже дискотеку вызвался делать, - поставил темы из Флойда, из Скорпионз, Юрайя-Хипп, - почти никто не танцевал и смотрели на меня, как на придурка, - а я-то старался, рассказывал историю возникновения рока и все такое. Короче, обидно было...
Потом, после школы, решил поступать на МатМех49 в Университет. Провалился на сочинении. Год работал на заводе слесарем. Ну, вечеринки, там, дискотеки, все стандартно. Влюбился в девчонку из соседнего двора, - каждый вечер она гуляла с собакой, и я приходил, - сидели на скамейке, я рассказывал какую-то дурь, с магнитофоном приходил... Она любила индийские фильмы - приходилось каждую неделю таскаться с ней в кино. Дальше поцелуев в парадной дело не пошло. На следующий год - армия. Попал на ракетную базу в Казахстан. Первый год скучал очень - девчонка-то моя только на первые два письма и ответила.
А на второй год подфартило мне - лишила меня невинности одна казашка. Она работала в офицерской столовой. Симпатичная казашка, лет двадцати пяти. Муж у нее был русский, - работал археологом, - все время в экспедициях где-то на Урале. Не знаю, чем я ей приглянулся, только однажды она кивком подозвала меня к себе и, когда я подошел, прошептала в самое ухо: - "Пошли в хлеборезку"... Что-то я уже заподозрил: ее горячее дыхание, когда шептала..., - возбудился, - дело молодое, солдатское. И вот через три минуты я уже задыхался от ее горячих поцелуев и ласк. Три месяца кряду, почти ежедневно я ее в хлеборезке этой "жарил", - это же для солдата срочной службы такое счастье, лучше ничего и не придумаешь. Через три месяца, правда, часть нашу перевели в другой городок...
После армии поступил-таки на МатМех. Тут уже разгульное студенческое время началось. Опять я - душа компании, любимец девчонок, без меня ни одна вечеринка не обходилась. Нашлись ребята, которые тоже увлекались роком. Мы с ними за год создали рок-группу и на факультетских дискотеках играли кое-что из "Машины времени", "Воскресенья", "Зоопарка". Я - на клавишах, благо в детстве ходил в музыкальную школу года два...
В стройотряде, после первого курса, гуляли мы с Верой - девчонкой с нашего потока. Ну и "нагуляли". Вроде она забеременела. Ну, я как честный человек... Короче, в сентябре, сразу после моего дня рождения, сыграли свадьбу. Но ребенка не было - Верка аборт сделала. Мол, куда нам ребенок, ни денег, ни жилья своего. Вот закончим институт... Не скажу, что я сильно огорчился. Только вот жили мы скучно. И не ссорились сильно, вроде бы. Иногда даже говорить было не о чем. И секс какой-то вялый, неинтересный, - одно слово - супружеский долг. Так и жили четыре года. А я начал к тому времени кое-что почитывать из психологии: Владимира Леви: "Искусство быть другим", Эрика Берна: "Игры, в которые играют люди"... И как-то Вере предложил: давай, мол, пройдем семейную психотерапию. Пожала плечами - давай... Тогда на Васильевском острове открылся Медико-Психологический Центр. Полгода походили и развелись. А мне психолог наш, Боря Кузнецов, предложил на группу походить. Тут вся моя прошлая жизнь рассыпалась, а новая начала зарождаться. По инерции я закончил МатМех, поступил в аспирантуру, а сам-то весь жил и горел группой. Тут и литература по эзотерике появилась: Кастанеду я на одном дыхании прочитал, потом Раджниша, Гурджиева.
Боря вел группу классно. Через пару месяцев это была уже сплоченная команда. Ездили в походы, каждое воскресенье - за город, в любую погоду. Костер, купанье в проруби. Йога, Психодрама, жаркие споры об эзотерике... К девяносто третьему году я уже сам кое-что научился делать, стал "правой рукой" Бориса. Он приглашал меня на семинары иностранцев, которые тогда повадились в Россию: холотропное дыхание, Гештальттерапия, Трансактный Анализ... Только успевай.
Так что, в девяносто четвертом году бросил я аспирантуру и поступил на Психфак - годичные курсы, второе высшее образование. Ну а там - лекция Кирилла...
После защиты диплома понял я, что не хочу в аспирантуру. Решил заняться частной практикой, благо опыт уже к тому времени накопился. Это в то время было нетрудно, достаточно было подать в газету объявление: "Психолог-психотерапевт. Неврозы, страхи, депрессии, семейные проблемы" - и пять-шесть пациентов в неделю у меня было. Так что на жизнь зарабатывал. Но вот внутри, после знакомства с Joker'ом, стало неспокойно. Во всех людях вокруг и, прежде всего, в себе самом начал замечать какую-то фальшь. И чем дальше, тем больше. Если раньше я был добродушным малым, то тут буквально взорвался. В июле развалилась Борина группа. И я тому виной - разругался при всех с Борей. Часть группы заняла мою сторону, часть - Борину, а в результате все и закончилось. Перестали ездить за город, собираться. Продолжал изредка встречаться с двумя-тремя ребятами. Потом, вдруг, "прозрел" - какие кретины мои бывшие школьные и институтские друзья. Опять же - с кем поругался, а кого просто вычеркнул из своей жизни. Осталось несколько человек, с которыми я поддерживал какие-то контакты. С Вовкой Мироновым - моим сокурсником с Психфака, да с теми двумя-тремя людьми из бывшей группы Бориса. А состояние мое было то подавленным, то агрессивным. И все больше цинизма стало появляться. Типичный Соленый из "Трех сестер"50. Объяснения, которые давал Кирилл, только подогревали всю эту муть во мне... Вот таким я подошел к сентябрю девяносто пятого. К своему тридцатилетию, то есть. "...Все дни его - скорби, и его труды - беспокойство; даже и ночью сердце его не знает покоя. И это - суета!"51
Нет, вы не подумайте, я не стал совершенным мерзавцем, - и пациентов очень даже неплохо консультировал, и шутить не разучился, и на синтезаторе играл, и рисовал, и стихи писал, - только вот внутри расшаталось что-то, - то, на чем вся моя прежняя жизнь держалась. И чужим я себя чувствовал на празднике жизни, - если, конечно, был такой праздник. А что действительно важно, так это то, что начало до меня доходить - сколь хрупкая это штука - человеческая судьба...
В первое воскресенье сентября, - на следующий день после моего дня рожденья, разбудил меня телефон. Звонил Вовка Миронов:
- Макс, ты что, спишь еще? Выгляни в окно, - погодка-то какая! Поехали за город, погуляем.
- Куда? - Вылез из под одеяла. Потянулся. Действительно, в окошке сияло солнце. Обидно было бы пропустить последние теплые деньки.
- Давай в Пушкин. В парк. На лодках покатаемся, девчонок может каких найдем...
- Лады. Встретимся через час на Витебском вокзале.
В Пушкине от вокзала к парку ехали на автобусе. Народу было немного. Мы стояли возле задней двери. Рядом с нами - две девчонки, лет восемнадцати-двадцати. Одна поменьше ростом, худенькая блондинка. Симпатичная! Вторая - тоже ничего, только покрупней и постарше выглядит. Настроение было легкое, озорное. Та девушка, что поменьше и посимпатичней, держалась за поручень рядом с моей рукой. Я посмотрел на Вовку и подмигнул ему. В ответ одобрительный кивок. Тогда я свободной рукой погладил девушку по указательному пальчику. Удивленный взгляд снизу вверх. Глаза голубые, широко открытые.
- Милые создания, вы - в парк?
- А что?
- Как что? Мы вот, по странному совпадению обстоятельств - тоже в парк. А так как мы здесь люди бывалые, то беремся быть вашими гидами. Согласны? Вас как звать, добрая девушка?
Девчонки переглянулись (видимо, существуют какие-то тайные знаки глазами, которыми девушки за долю секунды переговариваются, - соглашаться или послать подальше), и голубоглазая смущенно произнесла:
- Алена. А это моя двоюродная сестра Маша.
- Максим и Вова. Ну-с. Нас ждут великие и неожиданные свершения! Позвольте вашу ручку...
Автобус остановился у парка...
Мы действительно чудесно провели время. С Аленой и Машей было как-то очень легко. Давненько я не был столь красноречив. Да и Вовка не уступал. Мы перефотографировались у всех памятников, составляя причудливые скульптурные группы. Катались на лодках. Прятались и появлялись в неожиданные моменты. Сходили на выставку. Болтали обо всем, - мы с Вовой норовили взять эдакий пушкинский слог, картинно расшаркивались и все такое. Выпендрились на славу.
Когда сели в электричку, я тихонько прошептал Вовке:
- Черт возьми, я кажется влюбился!
- В Алену?
- В нее.
- Угу. А я за Машей приударю пока.
В электричке мы с Аленой обменялись телефонами. Хотели проводить девушек домой - они жили на Гражданке52, но они сказали, что еще рано - доедут сами. Договорились созвониться завтра.
Возле метро "Пушкинская" попрощались....
Продолжение на следующей странцие...
