Перевод: В. Трилис
Необходимость сделать новый перевод "Третьего глаза", одной из самых известных в мире книг, преподнесла нам абсолютно неожиданный подарок.
Перед вами - новый полный перевод книги, очевидно, невозможный в советские времена по цензурным соображениям. Совсем небольшие, но частые купюры в прежнем издании сделали книгу несравненно беднее. Всем, кто с давних пор любит эту книгу, непременно стоит прочесть ее в новом издании.
"Третий глаз" - поразительная история о духовном путешествии, замечательная автобиографическая повесть о необыкновенном детстве в монастыре Чакпори - оплоте тибетской медицины. Семилетний мальчик из аристократического тибетского семейства под руководством великого Мастера постигает тайны видения ауры, астральных путешествий, целительства. Это книга о дружбе с самим Далай-ламой, последним Великим Воплощением.
Это богатый художественный документ о Тибете, о его уникальной природе, о жизни и нравах его ведущих сословий - аристократии и духовенства, о системе физического и духовного воспитания детей и юношей в ламаистских монастырях, об истории страны.
Наконец, это еще и знакомство с тибетским буддизмом. Просто, увлекательно, но глубоко автор раскрывает все самое существенное в этой великой религии - от преданий, легенд и живописных культовых подробностей до высших моральных и духовных истин.
ОГЛАВЛЕНИЕ
ГЛАВА 1. ДЕТСКИЕ ГОДЫ
ГЛАВА 2. КОНЕЦ ДЕТСТВА
ГЛАВА 3. ПОСЛЕДНИЕ ДНИ ДОМА
ГЛАВА 4. У ВРАТ ХРАМА
ГЛАВА 5. ЧЕЛА
ГЛАВА 6. ЖИЗНЬ В МОНАСТЫРЕ
ГЛАВА 7. ОТКРЫТИЕ "ТРЕТЬЕГО ГЛАЗА"
ГЛАВА 8. ПОТАЛА
ГЛАВА 9. "ЖИВАЯ ИЗГОРОДЬ ИЗ ШИПОВНИКА"
ГЛАВА 10. ОСНОВЫ ТИБЕТСКОЙ ВЕРЫ
ГЛАВА 11. ТРАППА
ГЛАВА 12. ТРАВЫ И ЛЕТАЮЩИЕ ЗМЕИ
ГЛАВА 13. ПЕРВЫЙ ВИЗИТ В РОДИТЕЛЬСКИЙ ДОМ
ГЛАВА 14. Я ПРИМЕНЯЮ ТРЕТИЙ ГЛАЗ
ГЛАВА 15. ТАЙНЫ СЕВЕРА И ЙЕТИ
ГЛАВА 16. ЛАМА
ГЛАВА 17. ПОСЛЕДНЕЕ ПОСВЯЩЕНИЕ
ГЛАВА 18. ПРОЩАЙ, ТИБЕТ!
ГЛАВА 1 ДЕТСКИЕ ГОДЫ
- Эх ты! В четыре года не можешь удержаться в седле! Когда же ты станешь настоящим мужчиной? И что скажет твой достойнейший отец?
Старый Тзу в сердцах вытянул хлыстом пони - заодно досталось и незадачливому наезднику - и сплюнул на землю.
Раззолоченные купола и крыши Поталы искрились в лучах яркого солнца. Ближе раскинулось живое лазурное озеро Змеиного Замка, легкой рябью выдавая места, где резвились водоплавающие птицы. Вдалеке по каменистой горной тропе тянулись покидающие Лхасу люди; оттуда слышны были удары и громкие крики, которыми погонщики подбадривали медлительных яков. Где-то совсем близко время от времени сотрясало воздух низкое "бмммн", "бмммн" - это монахи-музыканты, забравшись подальше от слушателей, учились играть на своих бас-трубах.
Мне недосуг было любоваться этими обычными, повседневными вещами. Сложнейшая задача -удержаться на спине непокорного пони - стояла передо мной. У Наккима же на уме было совершенно иное - ему необходимо было отделаться от седока, убежать на пастбище, кататься по траве и звонко ржать.
Старый Тзу славился как суровый и принципиальный наставник. Всю свою жизнь он исповедовал настойчивость и твердость, и вот теперь его терпение - как воспитателя и инструктора верховой езды у четырехлетнего ребенка -подвергалось серьезному испытанию. На эту должность уроженец Кама был отобран из большого числа претендентов благодаря высокому, свыше семи футов, росту и огромной физической силе. В тяжелом войлочном костюме широченные плечи Тзу выглядели еще более внушительными. В Восточном Тибете есть одна область, где мужчины особенно выделяются ростом и крепким сложением. Это всегда обеспечивает им преимущество при наборе монахов-полицейских в ламаистские монастыри. Толстые подкладки на плечах одежда делают этих стражей порядка еще массивнее, а лица, вымазанные черной краской, - просто устрашающими. Они никогда не расстаются длинными дубинами и в любой момент готовы пустить их в дело; все это не может вызвать у несчастного злоумышленника ничего, кроме ужаса.
Когда-то Тзу тоже служил монахом-полицейским, но теперь - какое унижение! -должен был нянчить малыша-аристократа. Тзу не мог подолгу ходить, так как был сильно искалечен; он даже редко слезал с лошади. В 1904 году англичане под командованием полковника Янгхаз-бенда вторглись в Тибет, опустошили страну, считая, очевидно, что лучший способ завоевать нашу дружбу - это обстрелять из пушек наши дома и перебить часть и без того малочисленных тибетцев. Тзу, принимавшему участие в обороне, в одном из сражений вырвало часть левого бедра.
Мой отец был одним из лидеров тибетского правительства. Его род, как и род моей матери, принадлежал к десяти самым аристократическим и влиятельным семействам Тибета, игравшим значительную роль в политике и хозяйстве страны. Я еще расскажу вам кое-что о системе нашего правления.
Шести футов ростом, массивный и крепкий, мой отец недаром гордился своей силой. В юности он сам поднимал пони. Не многие из тибетцев могли, подобно ему, похвастать победой в состязаниях с уроженцами Кама.
У большинства тибетцев черные волосы и темно-карие глаза. Мой отец и здесь выделялся - он был сероглазым шатеном. Очень вспыльчивый, он нередко давал волю своему раздражению, которое казалось нам беспричинным.
Мы редко видели отца. Тибет переживал тяжелые времена. В 1904 году, перед вторжением англичан, Далай-лама удалился в Монголию, а на время своего отсутствия переложил управление страной на моего отца и на других членов кабинета. В 1909 году, после непродолжительного пребывания в Пекине, Далай-лама вернулся в Лхасу. В 1910 году китайцы, вдохновленные примером англичан, взяли штурмом Лхасу. Далай-ламе снова пришлось бежать, на этот раз в Индию. Во время китайской революции в 1911 году китайцев изгнали из Лхасы, но до этого времени они успели совершить множество ужасных: преступлений против нашего народа.
В 1912 году Далай-лама вернулся в Лхасу. В течение труднейших лет его отсутствия на отца и коллег по кабинету легла вся ответственность за судьбу страны. Мать не раз говорила, что в те дни отец был занят как никогда и, конечно, не мог уделить никакого внимания воспитанию детей; фактически мы не знали отцовского тепла. Мне казалось, что ко мне отец был особенно строг. Тзу, и без того скупой на похвалу или ласку, получил от него инструкцию "сделать из меня человека или сломать".
Я плохо управлялся с пони. Тзу воспринял это как личное оскорбление. В Тибете детей из высшего сословия сажают на лошадь раньше, чем они начинают ходить. В стране, где нет колесного транспорта и где все путешествуют либо пешком, либо верхом, очень важно быть хорошим наездником. Дети тибетских аристократов обучаются верховой езде ежедневно и ежечасно. Стоя на узких деревянных седлах, на полном скаку, они умеют поражать движущиеся мишени из винтовок и луков. Хорошие наездники могут нестись по полю в полном боевом порядке и менять лошадей на скаку, то есть перепрыгивать с одной лошади на другую. А я в четыре года не способен удержаться на пони!
Мой пони Накким был мохнат и длиннохвост. Его узкая морда отличалась исключительной выразительностью. Он знал на удивление много способов сбросить на землю не уверенного в себе седока. Излюбленный прием Наккима заключался в том, чтобы взять с места в карьер и тут же внезапно затормозить, да еще наклонить при этом голову. В тот самый момент, когда я беспомощно скользил вниз по его шее, он резко вскидывал голову, с эдаким особым поворотом, чтобы я совершил полное сальто в воздухе прежде чем шлепнуться на землю. А он спокойно останавливался и смотрел на меня сверху с выражением высокомерного превосходства.
Рысью тибетцы никогда не ездят: пони слишком малы, и всадник выглядел бы просто смешным. Мягкая иноходь оказывается вполне достаточной; галоп же практикуется только в учебных упражнениях.
Тибет всегда был теократическим государством. "Прогресс" внешнего мира не представлял для нас никакого искушения. Мы хотели одного: спокойно медитировать и преодолевать ограниченность телесной оболочки. С давних времен наши мудрецы понимали, что богатства Тибета возбуждают зависть и алчность Запада. И что когда придут иностранцы - уйдет мир. Вторжение китайских коммунистов подтвердило правоту мудрецов.
Мы жили в Лхасе в престижном квартале Лингхор. Наш дом стоял недалеко от окружной дороги, под сенью Вершины. В самой Лхасе есть три кольцевые дороги и еще одна внешняя, Лингхор - ее хорошо знают паломники. В то время, когда я родился, наш дом, как и все другие дома, был трехэтажным со стороны дороги. Трехэтажная высота была официально разрешенным пределом, потому что никто не имел права смотреть сверху вниз на Далай-ламу; но поскольку этот высокий запрет действовал только на время ежегодного церемониального шествия, многие тибетцы сооружали на плоских крышах домов легко разбираемые деревянные надстройки и использовали их практически в течение одиннадцати месяцев в году.
Наш каменный, старой постройки дом большим квадратом огораживал внутренний двор. На первом этаже размещался скот, а мы жили в верхних помещениях. В доме была каменная лестница; в большинстве тибетских домов есть такие лестницы, хотя крестьяне вместо лестниц используют врытые в землю столбы с зарубками, лазая по которым нетрудно сломать себе ноги. Захватанные маслеными руками столбы от частого пользования становятся такими скользкими, что обитатели нередко по неосторожности срываются с них и приходят в себя уже этажом ниже.
В 1910 году, во время нашествия китайцев, наш дом был частично разрушен; особенно пострадали внутренние стены. Отец заново отстроил дом и сделал его пятиэтажным. Поскольку достроенные этажи не выходили окнами на окружную дорогу и мы не имели возможности взирать свысока на Далай-ламу во время процессий, то этому никто не перечил.
Дверь, ведущая во внутренний двор, была массивной и темной от времени. Китайские захватчики не одолели ее мощного каркаса и сумели только пробить брешь рядом в стене. Как раз над этой дверью находилось помещение эконома, наблюдавшего за всеми, кто входил и выходил из дома. Он вел хозяйство, распределял обязанности по дому, увольнял и назначал слуг. Когда монастырские трубы возвещали конец дня, под окном эконома собирались нищие Лхасы, чтобы запастись чем-нибудь на ужин. Все состоятельные жители города знали бедняков в своих кварталах и помогали им. Часто по улицам проходили закованные в цепи узники: тюрем в Тибете было очень мало, поэтому осужденные просто ходили по улицам и собирали милостыню.
В Тибете к осужденным относятся снисходительно, без презрения, никто не считает их отвергнутыми обществом. Мы понимаем, что на их месте может оказаться каждый, и жалеем их.
Справа от эконома жили, каждый в своей комнате, два монаха. Это были наши духовники, денно и нощно молившие небеса о благоволении к нашему дому. Среднеимушие семьи содержали только одного духовника, наше социальное положение обязывало иметь двоих. К ним обращались за советами и, прежде чем что-либо сделать, просили их помолиться богам о ниспослании удачи. Раз в три года духовники менялись - прежние уходили в свой монастырь, а на их место поступали новые.
В каждом крыле дома была часовня, где перед алтарем с деревянными скульптурами горели масляные светильники. Семь чаш со святой водой постоянно начищались до блеска, несколько раз в день их наполняли заново. Это делалось на тот случай, если боги придут и захотят напиться. Духовников хорошо кормили - тем же, чем питалась вся семья, - чтобы молитва их была страстной и чтобы боги услышали, как добротна наша пища.
Слева от эконома жил юрист, который следил за тем, чтобы все в доме делалось по обычаю и по закону. Тибетцы очень уважают свои традиции и законы, и наш отец должен был служить выдающимся образцом законопослушания.
Я вместе с братом Пальжором и сестрой Ясодхарой жил в новой части дома, наиболее удаленной от дороги. Слева от нас находилась наша часовня, а справа - классная комната, в которой вместе с нами учились и дети слуг. Уроки были длинными и разнообразными.
Жизнь Пальжора оказалась недолгой. Он был слишком слаб, чтобы приспособиться к тем трудностям, которые были уготованы нам. ...
Продолжение на следующей странцие...