другим столом девушке. Вскоре я ответил на все многочисленные, нередко весьма личного свойства вопросы и, как было велено, отдал анкету девушке. Не удостоив ее даже взглядом, она сказала:
- Можете сейчас внести плату за регистрацию.
Я так и сделал, думая о том, что они довольно легко зарабатывают деньги. Она их тщательно пересчитала и передала через окошко еще одной женщине, которая тоже их пересчитала, и только после этого мне была выдана квитанция. Девушка встала и крикнула:
- Кто-нибудь свободен?
Человек за столом в дальнем углу комнаты вяло помахал рукой. Девушка повернулась ко мне и сказала:
- Вас примет вон тот джентльмен.
С трудом пробравшись между столами, я подошел к нему. Некоторое время он продолжал писать, не обращая на меня внимания, потом протянул мне руку. Я взял ее и пожал, но он резко выхватил руку и раздраженно произнес:
- Нет, нет! Я хочу видеть вашу квитанцию. Квитанцию, знаете ли.
Тщательно ее изучив, он перевернул бумагу и осмотрел пустую сторону. Еще раз перечитав лицевую сторону, он, по-видимому, решил, что она все же не поддельная, потому что сказал:
- Прошу присесть.
К моему изумлению, он взял чистый бланк и попросил меня ответить на вопросы, на которые я только что ответил письменно. Выбросив заполненный мною бланк в корзину для мусора и спрятав свой бланк в ящик стола, он сказал:
- Зайдите ко мне через неделю. Посмотрим, что можно будет сделать.
И он вернулся к своей писанине, которая, как я заметил, была личным письмом к какой-то женщине!
- Эй! - громко сказал я. - Я требую внимания.
- Дорогой мой! - взялся он меня увещевать. - Так быстро такие дела просто не делаются. Должна быть какая-то система, знаете, система!
- Вот что, - сказал я, - мне нужна работа сию же минуту или верните деньги.
- Боже, Боже! - вздохнул он. - Это совершенно ужасно!
Бросив быстрый взгляд на мое решительное лицо, он принялся выдвигать один ящик стола за другим, словно тянул время, пытаясь придумать, что делать дальше. Один ящик он выдвинул слишком далеко. Раздался громкий треск, и на пол вывалилось все его содержимое. Из лопнувшей коробки рассыпались скрепки - не меньше тысячи. Ползая по полу, мы принялись подбирать всю эту мелочь и сваливать в кучу на стол.
Наконец все было собрано и уложено в ящик.
- Этот проклятый ящик! - отрешенно сказал он. - Вечно он вот так вываливается, другие к этому уже привыкли.
Он немного посидел, порылся в картотеке, поискал что-то в стопке бумаг. Отрицательно покачав головой, он отшвырнул бумаги в сторону, попутно свалив на пол другую стопку.
- А! - вымолвил он наконец и умолк. Спустя несколько минут он сказал: - Да, у меня для вас есть работа!
Он снова порылся в бумагах, надел другие очки и не глядя протянул руку к стопке карточек. Взяв верхнюю, он положил ее перед собой и медленно начал писать.
- Так, где же это? Ага! Клэпхэм, вы знаете Клэпхэм? - И не дожидаясь ответа, он продолжил: - Это обработка фотопленок и печатание снимков. Работать будете по ночам. Уличные фотографы Вест Энда по вечерам приносят свои пленки, а утром забирают снимки. Г-мм, да, минуточку. - Он снова порылся в бумагах. - Иногда вам самому придется работать в Вест Энде как подменному фотографу. Отнесите карточку по этому адресу и поговорите с ним, - сказал он, подчеркнув карандашом фамилию на карточке.
Клэпхэм не относился к числу самых чистых районов Лондона. Адрес, по которому я отправился, представлял собой убогую улочку в трущобах, прилегающих к подъездным путям железной дороги. Словом, место было отвратительное. Я постучал в облупившуюся дверь с окошком, в котором отсутствующее стекло с успехом заменяла наклеенная бумага. Дверь чуть приоткрылась, и на улицу выглянула неряшливо одетая женщина со всклокоченными волосами, закрывающими половину лица.
- Да? Чего надо?
Я сказал, и она, отвернувшись, прокричала куда-то в глубину дома:
- Арри! К тебе какой-то тип!
И она захлопнула дверь, оставив меня на улице. Немного погодя дверь открылась снова, и ко мне вышел грубого вида мужчина с небритой физиономией, без воротничка, с сигаретой, свисавшей с нижней губы. Сквозь дыры в домашних тапочках просвечивали пальцы.
- Что надо, приятель? - спросил он.
Я отдал ему карточку из бюро по найму. Он взял ее, изучил со всех сторон, поднял глаза на меня, потом снова углубился в карточку и наконец сказал:
- Заморская пташка, а? Таких в Клэпхэме навалом. И не больно разборчивые, как мы, британцы.
- Что вы мне скажете насчет работы? - спросил я.
- Пока ничего! - сказал он. - Сначала я на тебя посмотрю. Идем ко мне в цоколь.
С этими словами он повернулся и исчез! Я в несколько обалделом состоянии вошел в дом. Как это он мог быть "в цоколе", если только что я его видел перед собой? И вообще, что такое этот "цоколь"?
В прихожей было темно. Я остановился, не зная, куда идти, и буквально подскочил на месте, когда у моих ног взревел чей-то голос:
- Так что, приятель, идешь ты вниз или нет?
- Послышался топот ног, и в слабо освещенном дверном проеме, ведущем в подвал, которого я вначале не заметил, показалась голова этого типа. Я последовал за ним по шатким деревянным ступенькам, боясь в любую минуту провалиться.
- Мастерская! - гордо объявил тип. В сигаретном дыму тускло светилась желтая электролампочка. Была ужасная духота. У стены стояла длинная скамья, вдоль которой тянулся сток для воды. На скамье выстроились в ряд кюветы. Немного поодаль на столе стоял видавший виды фотоувеличитель, а на другом столе с обитой свинцом столешницей громоздились многочисленные бутыли.
- Я Арри, - сказал тип. - Ну-ка, приготовь растворы, а я посмотрю, чего ты стоишь. - И подумав, он добавил: - Мы пользуемся химикатами фирмы "Джонсон", - всегда получаются снимки что надо.
Арри отошел в сторонку, чиркнул спичкой о штаны и прикурил сигарету. Я быстро приготовил растворы - проявитель, стоп-ванну и закрепитель.
- О'кей, - сказал он. - Теперь возьми эту пленку и сделай несколько отпечатков.
Я хотел было сделать пробу на полоске фотобумаги, но он сказал:
- Нет, не трать бумагу, дай пять секунд выдержки.
Арри остался доволен моей работой. - Мы платим помесячно, приятель, - сказал он. - И чтоб никакой порнухи. Неприятности с фараонами мне ни к чему. Всю порнуху отдавай мне. А то парням стукает иногда что-то в голову, и они подсовывают какую-то особую порнуху для особых клиентов. Все это будешь отдавать мне, понял? Начнешь сегодня в десять вечера, уйдешь в семь утра. О'кей? Тогда лады!
В тот же вечер, незадолго до десяти, я шел по той же убогой улочке, пытаясь в непроглядной темени разглядеть номера домов. Отыскав нужный дом, я поднялся по замусоренным ступенькам к облезлой и потрескавшейся двери. Я постучал, отступил немного назад и стал ждать. Ждать пришлось недолго. Дверь, скрипя ржавыми петлями, распахнулась настежь. На пороге стояла та же женщина, которая открывала мне днем. Та же, но совершенно другая. Лицо ее было напудрено и накрашено, волосы тщательно уложены в прическу, а полупрозрачное платье, подсвеченное из прихожей, во всех подробностях обрисовывало ее пышные формы. Она одарила меня широкой белозубой улыбкой и проворковала:
- Заходи, милашка. Меня зовут Мэри. Кто тебя прислал? Не дожидаясь ответа, она наклонилась ко мне, причем ее низко вырезанное платье опасно затрещало, и продолжила:
- Тридцать шиллингов за полчаса или три фунта десять шиллингов за всю ночь. Я знаю всякие штучки, милашка!
Она отступила, чтобы дать мне войти, и на мое лицо упал свет из прихожей. Увидев мою бороду, она свирепо на меня воззрилась:
- Ах, это ты! - сказала она ледяным тоном, и улыбку смахнуло с ее лица, словно мел с доски мокрой тряпкой. Она фыркнула: - Я только время с тобой теряю! Подумать только! Эй, ты, - заорала она, - достанешь себе ключ. По вечерам в это время я всегда занята.
Я закрыл за собой входную дверь и спустился в замызганный подвал. Там уже были свалены в кучу кассеты для проявки, и мне показалось, что все лондонские фотографы сбросили свои пленки именно сюда. Я закрутился волчком в этом стигийском мраке, разряжая кассеты, цепляя к пленкам зажимы и опуская их в бачки. Тик-так-тик-так, - запущен таймер. Резко грянул звонок, возвестивший, что пленки пора переносить в стоп-ванну. От неожиданности я резко вскочил и треснулся лбом о низкую балку. Теперь быстренько все пленки из проявителя на несколько минут в стоп-ванну. Снова вынимаем пленки и опускаем на четверть часа в закрепитель. Еще одно погружение в ослабляющий раствор, и пленки можно промывать. Пока шла промывка, я включил желтую лампочку и сделал несколько отпечатков.
Два часа спустя все пленки были проявлены, закреплены, промыты и быстро высушены в метиловом спирте. Еще четыре часа, и работа значительно продвинулась. Я изрядно проголодался. Оглядевшись, я не нашел места, где можно было бы вскипятить чайник. Впрочем, чайника тоже не было, так что я сел, развернул пакет с сэндвичами и хорошенько вымыл фотомензурку, чтобы запить их водой. Я подумал о той женщине наверху, о том, как она сейчас пьет отличный горячий чай, и стал мечтать, чтобы она угостила меня чашечкой.
Дверь наверху с треском распахнулась, и вниз хлынул поток света. Я поспешно вскочил и бросился накрывать открытую пачку фотобумаги, чтобы она не засветилась, а голос сверху рявкнул:
- Эй! Ты там! Выпьешь чашечку? Дела сегодня как сажа бела, вот я и заварила себе чайку, перед тем как завалиться на боковую. Никак не могу выкинуть тебя из головы. Не иначе, как это телепатия. Она расхохоталась собственной шутке и застучала каблуками вниз по лестнице. Поставив поднос, она уселась на деревянный табурет и шумно вздохнула.
- Фу! - сказала она. - Ну и жарища же здесь. Она распустила пояс халата, распахнула его - и к моему ужасу под ним не оказалось ничего! Заметив выражение моего лица, она хихикнула:
- Снимать тебя я не собираюсь, у тебя сегодня другие снимки в голове. Она встала, сбросив халат на пол, и потянулась к стопке подсохших отпечатков. - Ты посмотри только! - воскликнула она, листая снимки, - Ну и рожи. Ума не приложу, зачем только эти придурки позволяют себя фотографировать.
Она снова села, явно без сожаления расставшись с халатом, - здесь и без того было жарко, но мне стало еще жарче!
- Ты веришь в телепатию? - спросила она.
- Конечно, да! - ответил я.
- Ну, я видела как-то представление в Палладиуме, и там показывали телепатию. Я сказала, что все было по-настоящему, а мой приятель, который повел меня туда, сказал, что все это враки...
Есть одна легенда о путешественнике в просторах пустыни Гоби. Его верблюд пал, и человек полз через пески, чуть не умирая от жажды. Внезапно ему показалось, что он увидел перед собой бурдюк с водой, обыкновенный бурдюк из козьей шкуры, который обычно берут с собой в дальний путь. Из последних сил он бросился к бурдюку, склонился, чтобы напиться, но обнаружил, что бурдюк был полон первоклассных алмазов. Верно, какой-то другой путешественник, страдая от жажды, бросил его в пустыне, чтобы как-то облегчить свою ношу. Так и на Западе. Люди стремятся к материальным богатствам, к ракетам со все большей ударной мощью, к беспилотным самолетам и даже пытаются исследовать космос. К истинным ценностям, астральным путешествиям, ясновидению и телепатии они относятся с подозрением, считая их подделкой либо сценическими трюками.
Когда британцы господствовали в Индии, было хорошо известно, что индийцы могли передавать послания на большие расстояния, сообщая о восстаниях, чьих-то приездах, словом, о любых интересных новостях. Подобные послания могли в считанные часы пересечь страну из конца в конец. Такие случаи отмечались и в Африке и получили известность под названием "телеграф буша". При наличии должной подготовки отпала бы всякая нужда в телеграфных проводах! И никаких телефонов, терзающих наши нервы. Люди могли бы обмениваться посланиями с помощью своих врожденных способностей. На Востоке все эти вещи изучались столетиями. Страны Востока "с симпатией относятся" к этой идее, там нет негативного образа мыслей, который сдерживал бы использование того или иного природного дара.
- Мэри, - сказал я, - я покаж...
Продолжение на следующей странцие...
