ре раза трубку к губам и
потянул через нее воздух. Он нежно тер ее. Внезапно, он почти неуловимо
кивнул мне смотреть на пробуждение трубки. Я посмотрел, но не мог увидеть
этого.
Он вручил трубку мне. Я наполнил чашечку своей собственной смесью, и
затем взял горящий уголек щипцами, которые я сделал из деревянной вешалки
и приберегал специально для такого случая. Дон Хуан взглянул на щипцы и
начал смеяться. Я секунду помешкал, и уголек пригорел к щипцам. Я побоялся
стучать щипцами о трубку, и мне пришлось плюнуть на него, чтобы снять с
щипцов.
Дон Хуан отвернул голову и закрыл лицо руками. Его тело сотрясалось.
На секунду я думал, что он плачет, но он беззвучно смеялся.
Действие на долгое время было прервано, затем он взял уголек сам,
положил его в трубку и велел мне курить. Требовалось значительное усилие,
чтобы прососать воздух сквозь смесь. Она казалась мне компактной. После
первой попытки я почувствовал, что засосал к себе в рот мелкий порошок. Он
тотчас вызвал у меня во рту онемение. Я видел горение в трубке, но совсем
не чувствовал дыма, так, как чувствуешь дым сигареты. Однако, я ощущал,
что вдыхаю что-то, что сначала наполнило мне легкие, а затем ринулось
вниз, заполняя все остальное мое тело. Я насчитал двадцать затяжек, а
затем счет уже не имел значения. Я начал потеть. Дон Хуан смотрел на меня
пристально и сказал, чтобы я не боялся и чтобы делал все так, как он
говорил. Я попытался сказать "хорошо", но вместо этого издал утробный
завывающий звук. Он продолжал звучать и после того, как я закрыл рот. Звук
ошеломил дона Хуана и вызвал у него еще один приступ смеха. Я хотел
крикнуть "да", но не мог двинуться.
Дон Хуан мягко разжал мои руки и забрал трубку. Я ждал, что он
поможет мне лечь, но он этого не сделал. Он просто непрерывно смотрел на
меня. Внезапно я увидел, что комната крутнулась, и я уже смотрел на дона
Хуана из положения "лежа на боку". С этого момента мои видения стали
странно расплывчатыми, как во сне. Я могу смутно припомнить, что дон Хуан
много говорил мне, пока я был бездвижным.
Я не испытал ни страха, ни неудовольствия в течение этого состояния,
и я не был болен при пробуждении на следующий день. Единственной необычной
вещью было то, что я не мог ясно думать в течение некоторого времени после
пробуждения. Затем постепенно, за 4-5 часов я стал самим собой.
20 января 1965 года.
Дон Хуан не говорил со мной о моих впечатлениях и не просил меня
рассказать ему их. Единственным его замечанием было то, что я слишком
быстро заснул.
- Единственный способ не заснуть - это стать птицей или зайцем, или
чем-либо в этом роде, - сказал он.
- Как ты это делаешь, дон Хуан?
- Именно этому я и учу тебя. Ты помнишь, что я сказал тебе вчера,
когда ты был без своего тела?
- Я не могу ясно припомнить.
- Я ворона. Я учу тебя, как стать вороной. Когда ты научишься этому,
ты будешь оставаться бодрствующим и будешь свободно двигаться. Иначе ты
всегда будешь приклеен к земле, где ты упал.
7 февраля 1965 года.
Моя вторая попытка с дымком имела место около полудня, 31 января. Я
проснулся на следующий день в начале вечера. Я имел ощущение
необыкновенной силы памяти по отношению ко всему, что дон Хуан сказал мне
в первом опыте. Его слова были впечатаны в мозг.
Я продолжал слышать их с необыкновенной ясностью и постоянством. В
течение этого опыта другой факт стал для меня очевиден: все мое тело
онемело после того, как я начал глотать мелкий порошок, который попадал
мне в рот каждый раз, когдя я затягивался. Таким образом, я не только
вдыхал дым, но также поедал и смесь.
Я попытался передать свои ощущения дону Хуану, он сказал мне, что я
ничего важного не сделал. Я заметил, что могу вспомнить все, что
произошло, но он не хотел об этом слушать. Каждое воспоминание было точным
и безошибочным. Процедура курения была точно такой же, как и при
предыдущей попытке. Казалось, что оба опыта полностью совпадают, и я могу
начать свой пересказ с того места, где первый эксперимент закончился. Я
ясно помню, что после того, как я упал на землю на бок, я был полностью
лишен чувств и мыслей.
И однако же моя ясность в голове ни в чем не была ущемлена. Я помню,
что последней мыслью, которую я подумал, когда комната перевернулась в
вертикальном плане, была: "я, должно быть, треснулся головой о пол, и все
же я не чувствую никакой боли".
Начиная с этого момента, я мог только слышать и видеть. Я мог
повторить каждое слово, которое мне сказал дон Хуан. Я следовал каждому из
его указаний.
Воскресенье, 28 марта 1965 года.
Во вторник, 18 марта, я вновь курил галлюциногенную смесь.
Первоначальная процедура была отличной в мелких деталях. Мне нужно было
вновь наполнить чашечку трубки один раз. После того, как я закончил первую
трубку, дон Хуан указал мне, чтоб я очистил трубку, но он положил в нее
смесь сам, потому что у меня отсутствовала мускульная координация. Очень
большое усилие потребовалось, чтобы двигать руками. В моем мешочке было
еще достаточно смеси, чтобы еще раз наполнить трубку. Дон Хуан посмотрел
на мешочек и сказал, что это была моя последняя попытка с дымком вплоть до
следующего года, потому что я использовал все свои запасы. Он вывернул
мешочек наизнанку и вытряхнул пыль на блюдо, на котором были угли. Она
сгорела оранжевым пламенем, как если бы он положил лист прозрачного
материала на угли. Лист вспыхнул пламенем, а затем рассыпался на сложный
рисунок линий. Что-то зигзагом пролетело внутри этих линий на высокой
скорости. Дон Хуан велел мне смотреть на движение линий. Я увидел что-то
выглядевшее наподобие небольшого шарика, катавшегося туда-сюда по
светящейся зоне. Он наклонился, сунул руку в это сияние, вынул шарик и
положил его в чашечку трубки. Он велел мне затянуться. У меня было ясное
ощущение, что он положил небольшой шарик в трубку для того, чтобы я смог
вдохнуть его. В один момент комната потеряла свое горизонтальное
положение, я почувствовал глубокую скованность и чувство тяжести. Когда я
проснулся, я лежал на спине на дне мелкого арыка, погруженный в воду до
подбородка. Кто-то поддерживал мою голову. Это был дон Хуан. Первой моей
мыслью было то, что вода в арыке имеет необыкновенное качество. Она была
холодной и тяжелой. Она легко накатывалась на меня, и мои мысли ощущались
с каждым движением, которое она делала. Сначала вода имела ярко-зеленый
отблеск или флюоресценцию, которая вскоре растворилась, оставив лишь поток
обычной воды. Я спросил у дона Хуана о времени дня. Он сказал, что это
раннее утро. Через некоторое время я полностью проснулся и вылез из воды.
- Ты должен рассказать мне все, что видел, - сказал мне дон Хуан
когда мы пришли в его дом.
Он также сказал, что он пытался вернуть меня назад в течение трех
дней, и ему пришлось употребить на это много усилий. Я сделал
многочисленные попытки, чтобы описать ему то, что я видел, но я не мог
сконцентрироваться. Позднее, в начале вечера, я почувствовал, что я готов
говорить с доном Хуаном, и я начал рассказывать ему все, что я запомнил с
того времени, как я упал на бок. Но он не хотел слушать об этом. Он
сказал, что единственная интересная связь была в том, что я видел и делал
после того, как он бросил меня в воздух и улетел. Все, что я мог
вспомнить, это была серия похожих на сон картин или сцен. Они не имели
последовательного порядка. У меня было впечатление, что каждая из них была
подобна отдельному пузырьку, вплывающему в фокус и затем уходящему прочь.
Это были, однако, не просто сцены, на которые было бы просто смотреть. Я
был внутри их. Я был частью их. Когда я пытался вспомнить их сначала, у
меня было ощущение, что они были с пустыми смутными размазанными
вспышками, но когда я подумал о них, то я вспомнил, что каждая из них была
исключительно ясной, хотя полностью несвязной с обычным видением, отсюда
ощущение пустоты. Картин было несколько, и они были очень просты. Как
только дон Хуан упомянул, что он бросил меня в воздух, я получил слабое
воспоминание об абсолютно ясной сцене, в которой я глядел прямо на него с
некоторого расстояния. Я глядел только на его лицо. Оно было монументально
по своим размерам. Оно было плоское и имело интенсивное свечение. Его
волосы были желтоватыми, и они двигались. Каждая часть его лица двигалась
сама по себе, отбрасывая своего рода желтоватый свет. Следующая картина
была, в которой дон Хуан, фактически, подбросил меня вверх, или швырнул
меня в прямом направлении. Я помню, что я распластал свои крылья и
полетел. Я чувствовал себя одиноким, проносясь сквозь воздух, болезненно
двигаясь вперед и вверх. Это было больше похоже на ходьбу, чем на полет.
Это утомляло мое тело. Там не было ощущения свободного парения. Затем я
вспомнил тот момент, в который я был бездвижен, глядя на массу острых
темных краев, выдыхающихся в районе, который имел смутный больной свет.
Затем я увидел поле с бесконечным разнообразием огней. Огни двигались и
мелькали и изменяли свечение. Они были почти как цвета. Их интенсивность
манила меня.
В следующий момент почти прямо перед моими глазами был объект. Это
был толстый заостренный объект. Он имел явно розоватое свечение. Я ощутил
внезапно дрожь где-то в своем теле и увидел многочисленные похожие розовые
формы, приближающиеся ко мне. Все они двигались на меня. Я отпрыгнул в
сторону.
В следующую сцену, которую я помню, были три серебристые птицы. Они
отбрасывали сияющий металлический свет, почти похожий на отсвет
нержавеющей стали, но интенсивный и двигающийся, и живой. Мне нравились
они, и я полетел вместе с ними. Дон Хуан не делал никаких замечаний по
поводу моего рассказа.
23 марта 1965 года.
Следующий разговор имел место на следующий день после рассказа о моем
опыте. Дон Хуан сказал:
- Немногое требуется, чтобы стать вороной. Ты сделал это и теперь ты
всегда будешь ею.
- Что случилось после того, как я стал вороной, дон Хуан? Я летал в
течение трех дней?
- Нет. Ты вернулся домой с заходом солнца, как я и сказал тебе
сделать.
- Но как я вернулся?
- Ты был очень усталым и заснул. Это все.
- Я имею в виду, что я прилетел обратно?
- Я уже сказал тебе, ты послущался меня и вернулся назад в дом. Но не
занимайся этим делом. Это неважно.
- Но что же тогда важно?
- Во всем твоем путешествии была только одна вещь очень большой
ценности - серебристые птицы.
- Что же было такого особенного в них? Это были просто птицы.
- Не просто птицы. Это были вороны.
- Они были что, белые вороны, дон Хуан?
- Черные перья ворон в действительности серебристые. Вороны сияют так
интенсивно, что их не беспокоят другие птицы.
- Но почему их перья выглядят серебристыми?
- Потому что ты смотрел, как ворона смотрит. Ты видел, как ворона
видит. Птица, которая выглядит темной для нас, выглядит белой для вороны.
Белые голуби, например, розовые или голубые для вороны, морские чайки -
желтые. Теперь попытайся вспомнить, как ты присоединился к ним.
Я подумал об этом, но птицы были смутными несвязными изображениями,
которое не имело продолжений. Я сказал ему, что я могу вспомнить только,
что я чувствовал, что я летел вместе с ними. Он спросил, присоединился ли
я к ним в воздухе или на земле. Но я, пожалуй, не мог ответить на это. Он
почти рассердился на меня. Он требовал, чтобы я подумал об этом. Он
сказал:
- Все это не будет стоить и гроша. Это будет лишь сумасшедший сон,
е...
Продолжение на следующей странцие...
