збежно последует очень низкое депрессивное состояние. Тогда понадобится еще больше наркотиков, дозу придется увеличить - вы стали наркоманом. Это - не путь к истине, потому что это - не насыщение.
Самадхи - насыщение, самадхи - не наркотик, самадхи - пробуждение, но сходство есть, так что иногда может показаться, что вы приняли наркотик. Слушая меня, для вас может наступить момент огромной радости и красоты. Если вы принимали наркотики, вы сравниваете это с ними, но поскольку это происходит только оттого, что вы меня слушаете... Поразмыслите над этим. Если вы медитируете, если входите в тот же мир, где нахожусь я, в то измерение, где нахожусь я, и если это может случиться только оттого, что вы меня слушаете, то что же сказать, когда вы сами войдете в этот мир? Тогда вы поймете, что все эти переживания с наркотиками были глупостью, ерундой, тратой времени и энергии. Но наркотики помогают вам спать. Если вас устраивает сон, тогда наркотики - хорошо, алкоголь - хорошо, любые химикалии, помогающие чувствовать себя счастливым - хорошо. Счастье не может прийти с их помощью, они дают только иллюзию счастья, они держат вас во сне, а если вам захотелось бы проснуться, пробудиться - тогда вы опасны. Вы гасите само ваше стремление, жажду пробуждения. Вы гасите их наркотиками.
Одному путешественнику по Югу пришлось остановиться в гостинице, где комнаты гудели от полчищ огромных комаров, к тому же здесь невозможно было достать противомоскитпую сетку.
- Вам остается только последовать примеру хозяина гостиницы, полковника Рипа Клэтборна, - сказал ему портье.
- Как же ваш проклятый полковник умудряется спать без сетки?
- Дело в том, что полковник, с вашего позволения, убежденный алкоголик, он ложится так хорошо пропитавшись, что полночи нс замечает комаров, а потом комары так нализываются, что утром не замечают полковника.
Можете продолжать эти игры, не упускайте бесценную возможность Избегайте наркотиков. Если вам на самом деле хочется, почему бы не принять настоящий наркотик, но его нельзя купить у торговца, его нельзя купить у разносчика. Самадхи достигают огромной напряженностью, жаждой, страстью, вопрошанием. Вам нужно достичь самадхи. Наркотиками можно "достичь" извне, самад-хи происходит в вашей глубочайшей сердцевине. Это - истинный наркотик, сома.
ВОПРОС Бхагван, я хочу задать три очень коротких вопроса.
ОТВЕТ Благодарю. На короткие вопросы я дам короткие ответы.
ВОПРОС ...Что вы думаете о жизни?
ОТВЕТ Жизнь замечательна. Без нее вы мертвы.
ВОПРОС ...Что вы скажете о любви хорошей женщины?
ОТВЕТ Ну, это нечестно. Задавать такой вопрос старому холостяку... Но раз уж вы спросили, придется ответить: нет ничего лучше, чем любовь хорошей женщины, конечно, если это не любовь плохой женщины.
ВОПРОС ...Был ли в вашей жизни такой период, когда вы совсем не разговаривали?
ОТВЕТ Верите или нет, но однажды случилось так, что полтора года я не говорил вовсе - на утренних беседах, на вечерних даршан. Эти полтора года было то время, когда я родился.
Беседа третья
ЖАЛЕТЬ НЕ О ЧЕМ
Когда Лин-лею было около ста лет, однажды весной он надел тулуп и пошел подбирать зерна, оброненные жнецами; продвигаясь по полю, он пел.
Конфуций, идущий тогда в Вэй, увидел его издалека. Обернувшись к ученикам, он сказал: "С этим стариком, видно, стоит поговорить. Кому-нибудь надо подойти и узнать, что он может сказать".
Подойти вызвался Цу-кань. На краю межи он дождался Лин-лея. Глядя ему в лицо, он вздохнул:
- Неужели ты ни о чем не жалеешь? И все же ты поешь, подбирая зерна.
Лин-лей не остановился и не прервал песни. Цу-кань все не отставал. Наконец он взглянул и ответил:
- О чем я должен жалеть?
Ребенок, ты никогда не учился себя вести;
Человек, ты не пытался оставить след;
Старик, у тебя ни жены, ни сына,
А смерть уже на пороге...
- Учитель, какое счастье позволяет вам петь, подбирая зерна?
- Основания для этого счастья есть у всех, - ответил Лин-лей, улыбаясь, - но вместо того об этом горюют. Оттого, что я не изведал боли в молодости, учась себя вести; а выросши, - никогда не пытался оставить след в жизни, мне уда.пось прожить легко. Оттого, что в старости у меня нет ни жены, ни сыновей и близится время моей смерти, я могу быть таким счастливым.
- Но ведь обычно люди хотят прожить долго и боятся смерти, отчего же ты счастлив умереть?
- Смерть - это возвращение туда, откуда мы вышли, когда родились. Так что, откуда мне знать, что умирая здесь, я не рождаюсь где-то еще? Откуда мне знать, не заблуждение ли - так испуганно беспокоиться о жизни? Откуда мне знать, не будет ли близящаяся смерть лучше, чем моя прошедшая жизнь?
Цу-кань выслушал, но не понял значения его слов Возвратившись, он рассказал обо всем Конфуцию.
- Я знал, что с ним стоило поговорить. Он нашел, но нашел не все, - ответил Конфуций.
Дао - не рационально. Оно иррационально. Жизнь больше рацио. Жизнь больше, чем то, что может понять разум. У жизни есть для вас больше, чем вы способны понять. Она больше ваших познавательных способностей. Она больше, чем все, что вы сумеете о ней узнать; но ее можно почувствовать. Дао интуитивно. Дао ближе к целому. Интеллектуальный подход к жизни - подход лишь частичный, ему неизбежно сопутствует непонимание. Тот, кто пытается выразить, высказать, объяснить, неизбежно оказывается в глухой ловушке, из которой будет нелегко, трудно выбраться. Начиная рассуждать о жизни, вы уклоняетесь. Но жизнь надо пережить. Жизнь должна быть проживаема экзистенциально, а не интеллектуально. Интеллект - не мост, а барьер.
Надо хорошо это понять и тогда притча обретает чрезвычайное значение. Мы будем втягиваться очень медленно в нее, пытаясь понять в ней каждую фразу, каждое слово.
У Конфуция мыслительный подход, у Дао подход немыслия. Конфуций думает о жизни. Лао-цзы, Чжуан-цзы, Ли-цзы не думают о жизни; можно все размышлять и размышлять, ходить вокруг да около, круг за кругом, так никогда и не достигнув центра. Кружить вокруг да около - это не путь. Надо идти прямо, быть непосредственным. Впитывайте в себя жизнь, а не размышляйте о ней.
Не забывайте никогда, что меню - это не обед. Можно досконально изучить меню - это не поможет. Надо съесть, надо проглотить, надо переварить, надо экзистенциально быть связанным с пищей, надо впитывать ее в себя, надо претворить ее во все свое существо. Изучение меню или поваренной книги вам не помогут. Ученый изучает меню: чем голоднее ум, тем усиленнее он изучает меню. Естественно, ученый остается самым голодным в этой жизни, он не жил, не любил, не рисковал, не двигался, не танцевал, не праздновал. Он только сидел и размышлял обо всем этом. Ученый решил, что прежде он поймет и разберется, а потом уже двинется с места. Теперь уже невозможно шевельнуться. Прежде надо двинуться, а понимание приходит потом.
Многие приходят ко мне и говорят, что хотели бы стать саньяси. Их глубоко взволновала эта идея, но им еще надо подумать. Естественно: прежде надо подумать, а потом решать. Как вы станете думать о саньясе? О чем вы будете думать? Это внутренний опыт, это нечто из внутреннего пространства. Это общение со мной изнутри; никто не может его видеть. Можно видеть саньясина, но видя саньясина, вы ничего не узнаете о саньясе. Если сам сань-ясин пытается выразить это интеллектуально, он не может. Саньясу надо попробовать, но даже тогда очень трудно ее объяснить. А размышлять о ней, не погружаясь в нее, невозможно. Это все равно, что сказать: "Прежде я узнаю все о любви, а затем полюблю". Как вы собираетесь узнать о любви? Единственный способ узнать что-нибудь о любви - это влюбиться, других способов нет. Можно изучить энциклопедии и монографии, расспросить людей, можно узнать тысячи сведений о любви, но не саму любовь. Можно стать ученым в этой области, переполнить свой ум всевозможной информацией, но информация - это не знание.
Знания - это не знание. Они могут обмануть вас, но не жизнь. Для жизни вы останетесь пустыней - цветок любви никогда не расцветет в вашем существе. Так же и с саньясой, так же со всем естественным, так же со всем живым. Это - краеугольный камень Дао.
Теперь притча.
Когда Лин-лею было около ста лет, однажды весной он надел тулуп и пошел подбирать зерна, оброненные жнецами;
продвигаясь по полю, он пел.
Лин-лей - даосский Учитель, но все даосские Мастера живут самой обычной жизнью; ничего необычного. Они не утверждают, что они особенные существа, выдающиеся гении, мудрецы, святые, Махатмы. Они совершенно естественны: естественны, как деревья, естественны, как птицы, естественны, как сама природа. Они не эгоистичны ни в каком смысле. В Индии, например, вы при желании легко бы нашли махатм, но если бы отправились в древний Китай и пожелали бы найти древнего Мастера, никто не смог бы помочь вам найти его. Вам .пришлось бы искать, ходить по стране, по деревням, по дорогам... и однажды вы могли бы встретить одного из них, но вам не удалось бы его распознать, если вы не испытали этого в своем существе. Пока вы не знаете этого в своем существе, пока вы не знаете этого на вкус, на запах, вы не узнаете даосского мастера.
Лин-лей - даосский Мастер - очень простой, очень старый, очень древний, ему сто лет, а он подбирает зерна, оброненные жнецами. Это самое низкое занятие, предел нищенства. И тем не менее... он пел, продвигаясь по полю.
Даос всегда счастлив: он не ждет никакой причины, не ждет никакой особой ситуации, в которой он намеревается быть счастливым. Счастье - как его дыхание, как биение его сердца; счастье - само его существо. Это не что-то, происходящее с ним. Счастье - не то, что приходит или же не приходит, счастье - то, что всегда есть. Он полой счастья. Счастье - это то, из чего сделано все существующее, а даос слился в гармонии с существованием, естественно, он счастлив. Что бы он ни делал, он делает это счастливо. Счастье предшествует действию.
Порой вы счастливы, порой несчастливы, потому что ваше счастье обусловлено чем-то. Когда у вас все идет хорошо, вы счастливы;
все плохо - несчастливы; ваше счастье зависит от внешней причины. Петь всегда вы не можете; даже если бы вы пели, в вашем пении не всегда была бы песня. Порой это было бы восторгом, порой всего лишь повторением, мертвым, скучным. Пришел друг, вы нашли возлюбленную - и вы счастливы. Ушел друг, вы утратили возлюбленную - несчастливы. Ваше счастье и несчастье имеют причину вовне, это не внутреннее течение, не то, что вы имеете. Их дают и отнимают другие, дают и отнимают обстоятельства. Это мало чего стоит; вы остаетесь рабом, вы - не хозяин.
Даосы называют хозяином того, чье счастье целиком принадлежит ему. Он может быть счастлив независимо от ситуации: в молодости он счастлив, в старости - счастлив, будучи императором он счастлив, если даже он нищий - счастлив. Его песня не регулируется обстоятельствами, его песня принадлежит ему, песня - его естественный ритм.
Этот человек - столетний старик... Обычно в сто лет уже не могут петь, - о чем уж тогда петь? Жизнь исчезла, источилась, он высох, как кость, ему не на что надеяться - впереди только смерть. Петь, праздновать - с чего бы это? В сто лет у человека нет будущего, жизнь истрачена, он истощен. В любой момент смерть может его прикончить. С какой стати ему так петь? Для кого? Для чего? И в свои сто лет влачить такое нищенское существование, подбирать зерна, оброненные жнецами... Значит, некому присмотреть за стариком, он остался один: ни жены, ни дочери, ни сына, ни брата - некому позаботиться о нем. О чем же тут петь?
Но если у вас есть песня, настоящая песня, возникающая из глубины вашего существа, тогда все остальное не важно. Можно продолжать петь и перед лицом наступающей смерти. Можно продолжать песню, даже когда вас убивают, можно убить ваше тело, но не вашу песню. Ваша песня вечна, ибо она беспричинна.
Запомните этот жизненный закон: имеющее причину не может быть вечно, имеющее причину - неизбежно временно. Когда исчезнет причина, исчезнет и оно; оно - побочный продукт. Необусловленное, беспричинное пребудет вечно; нет ничего, что может его разрушить. Тело ваше умрет, оно причинно; причина этому...
Продолжение на следующей странцие...
