гих печаль без единого звука; подлинный гнев не проявляется вовне, а наводит страх; подлинная любовь и без улыбки породит отклик. Когда внутри есть подлинное, внешний облик одухотворен. Вот почему мы ценим подлинное.
В отношениях между родственниками, в делах семейных сын почтителен, а отец милосерден. В делах государства советник предан, а правитель справедлив. На пиру мы веселимся, в трауре скорбим. В добродетельном поведении главное - выполнение долга, на пиру главное - веселье, в трауре главное - скорбь, в служении родителям главное - угодить им. А выполнить долг можно разными путями. Если, прислуживая родителям, все делать вовремя, никто не станет разбираться, как мы прислуживаем. Если на пиру веселиться от души, не будешь разбираться, из каких чашек ты пьешь. Если в трауре искренне скорбеть, не возникнет охоты разбираться в правилах благопристойности.
Правила благопристойности устанавливаются обычаем. Подлинное же воспринято нами от Неба. Оно приходит само, и его нельзя изменить. Поэтому мудрый, беря за образец Небо, ценит подлинное и не связывает себя обычаем. Глупец же поступает наоборот: не умея следовать Небу, он ищет одобрения людей; не зная, как ценить подлинное, он подчиняется обычаю и потому никогда не знает удовлетворения. Как жаль, что вы так рано понаторели в пустых изобретениях человеческого ума и так поздно услышали о Великом Пути!
Конфуций опять поклонился дважды и сказал:
- Сегодня мне повезло, как никогда. Кажется, само Небо ниспослало мне счастье! Если, уважаемый, вы не уроните своего достоинства, имея меня среди ваших учеников и наставляя меня в мудрости, я осмелюсь спросить вас, где вы живете? Прошу вас предоставить мне возможность быть вашим учеником и узнать наконец, что такое Великий Путь.
- Я слышал поговорку: "С кем можно идти - иди до последних тонкостей Пути. А от того, с кем нельзя идти, ибо он не знает, каков его путь, держись подальше - так оно спокойнее!" Учитесь сами, как можете. Я же ухожу от вас! Ухожу от вас!
И рыбак отчалил от берега. Пока его лодка скользила среди зарослей тростника, Янь Хой развернул экипаж в обратную сторону, а Цзы-Лу держал наготове вожжи, но Конфуций стоял, не оборачиваясь. Он подождал, пока волны на воде не улеглись и не затихли вдали всплески весла. Только тогда он взошел в экипаж.
Идя за экипажем, Цзы-Лу спросил:
- Я много лет прислуживал вам, учитель, но никогда не видел, чтобы вы были так взволнованы. Даже правители уделов в тысячу, а то и в десять тысяч колесниц, встретив вас, уступят вам место и будут обращаться с вами как с равным, вы же, учитель, и тогда будете держаться с необыкновенным достоинством. А сегодня вам предстоял всего лишь простой рыбак, а вы, учитель, обращались к нему с вопросами, сгибаясь перед ним, словно рама для колоколов. Не слишком ли далеко вы зашли? Мы все, ваши ученики, повергнуты в недоумение!
Конфуций наклонился к передку экипажа и вздохнул.
- О Цзы-Лу, как трудно образумить тебя! - сказал он. - Ты уже давно изучаешь церемонии и долг, а все еще не избавился от грубых мыслей. Подойди, я скажу тебе. Не отнестись уважительно к старшему при встрече - значит отступить от церемоний. Не выказать почтения достойному мужу при встрече с ним - значит потерять человечность в себе. Кто сам несовершенен, тот не сможет вести за собой других. А если люди не понимают существенного в себе, они утратят в себе подлинное. Как прискорбно, что люди сами вредят себе! Нет большего несчастья, чем не быть человечным в отношениях с другими, и ты один в том повинен.
Все вещи в мире имеют своим истоком Путь. Тот, кто теряет его, - гибнет. Тот, кто обретает его, - живет. Тот, кто идет ему наперекор, терпит неудачу. Тот, кто следует ему, добивается успеха. А посему мудрый чтит все, в чем пребывает Путь. Этот рыбак, можно сказать, обладает Путем. Так мог ли я посметь быть с ним непочтительным?
Глава XXXII
ЛЕ ЮЙКОУ
Ле Юйкоу отправился в царство Ци, но с полдороги вернулся и встретил Бохуня-Безвестного.
- Отчего вы возвратились? - спросил Бохунь-Безвестный.
- Я испугался.
- Чего же вы испугались?
- Я обедал в десяти постоялых дворах, и в пяти мне подавали раньше всех.
- Ну и что в этом страшного?
- Моя внутренняя искренность еще не растворилась окончательно и светится во мне. А воздействовать на людские сердца извне, побуждая их относиться с пренебрежением к почтенным и старшим, - значит навлекать на себя беду. Хозяин постоялого двора - человек небогатый, торгует кашами да похлебками. Если так поступает тот, кто не имеет ни больших доходов, ни власти над людьми, то что будет делать владыка царства в десять тысяч колесниц, который неустанно печется о благе государства и ревностно вникает в дела? Я испугался, что царь захочет обременить меня делами государственного правления и будет ждать от меня заслуг.
- Вот прекрасное суждение! - воскликнул Бохунь-Безвестный. - Но если вы будете так вести себя и впредь, люди пойдут за вами толпой, ища у вас защиты.
В скором времени Бохунь-Безвестный пришел к Ле-цзы и увидел у ворот множество пар туфель, оставленных посетителями. Обернувшись лицом к северу, Он оперся на посох, постоял некоторое время молча и вышел вон. Дворецкий доложил об этом Ле-цзы, и тот, немедленно скинув туфли, побежал вдогонку за Бохунем-Безвестным, догнал его у ворот и спросил:
- Раз уж вы, учитель, пришли, не дадите ли вы мне наставление?
- Поздно! - ответил Бохунь-Безвестный. - Ведь я предупреждал вас, что люди будут искать у вас защиты, - так оно и вышло. Вы неспособны дать людям защиту и не можете сделать так, чтобы люди не искали у вас защиты. Для чего все это? Вы хотите воздействовать на других, но не понимаете, что и другие будут воздействовать на вас. Ваши способности придут в расстройство, а это уже никуда не годится. Однако же те, кто следуют за вами, не скажут вам правды. Их ничтожные речи - что яд для человека. А чем могут помочь друг другу люди, живущие без бодрствования, без понимания?
Умелые трудятся, знающие печалятся, неспособные же ни к чему не стремятся. Набив живот, привольно скитаются они, подобно отвязавшемуся в половодье челну: он пуст и свободно несется неведомо куда.
Человек из Чжэн по имени Хуань учился книгам во владениях рода Цюй. По прошествии трех лет Хуань стал конфуцианцем и щедро одарил милостями всех своих родичей, как Желтая Река орошает своими водами все земли вокруг на девять ли. Младшему же брату он велел изучать учение Мо Ди, а потом между ними зашел спор, и отец принял сторону младшего брата. Десять лет спустя Хуань покончил с собой и, явившись его отцу во сне, сказал:
- Ведь это я велел младшему брату изучать учение Мо Ди, почему бы тебе не признать, что я сделал тебе добро, и не присмотреть за моей могилой? Нынче я стал шишкой на кипарисе, который растет там.
То, что творит вещи, воздает человеку, но не какому-то определенному человеку, а небесному в человеке. Хуань заставил своего брата изучать учение Мо Ди. Но когда Хуань решил, что это он сделал своего брата не похожим на себя и по этой причине стал презирать своего отца, он уподобился тем людям в Ци, которые брали воду из одного колодца и старались оттолкнуть от него друг друга. Потому и говорят сейчас: "В наше время все люди - хуани". Вот почему тот, кто претворил в себе полноту жизни, живет незнанием, и тем более таков тот, кто претворяет Путь. В старину это называлось "избежать кары Небес".
Мудрый обретает покой в том, что дарит ему покой, и не ищет покоя там, где его нет. Заурядный человек ищет покоя в том, что не дает покой, и не имеет покоя там, где покой есть.
Чжуан-цзы сказал: "Познать Путь легко, а не говорить о нем трудно. Знать и не говорить - это принадлежит небесному. Знать и говорить - это принадлежит человеческому. Люди древности предпочитали небесное человеческому".
Чжу Пинмань учился закалывать драконов у Чжили И. Он лишился всех семейных богатств стоимостью тысячу золотых, но за три года в совершенстве овладел этим искусством. Одно было плохо: мастерству своему он так и не нашел применения.
Мудрый и необходимое не считает необходимостью, а потому обходится без оружия. Обыкновенный человек считает необходимостью даже не необходимое, а потому имеет много оружия. Привыкший к оружию всегда пользуется им, чтобы добиться желаемого. Но тот, кто уповает на силу оружия, гибнет сам.
Знания маленького человека не идут дальше обертки для подарка и дощечки для письма. У такого человека на уме одни мелкие заботы, но он хочет облагодетельствовать весь мир, постичь Великий Путь и слиться с Великим Единством. Подобные ему вслепую блуждают по миру и, не ведая Великого Начала, впустую расточают свои силы. А вот совершенный человек духом устремляется к Великому Истоку и сладко дремлет в Извечно Отсутствующем.
Он подобен воде, которая струится, не имея формы, и обнажает Великую Чистоту. Разве не прискорбно, что люди стараются знать все о кончике волоска и не ведают о великом покое?
В царстве Сун жил человек по имени Цао Шан. Сунский царь отправил его в Цинь и дал ему несколько колесниц, а Шан сумел понравиться циньскому царю и заимел целую сотню колесниц.
Вернулся он в Сун, встретил Чжуан-цзы и стал над ним насмехаться:
- Жить на задворках захолустной деревни, по бедности плести сандалии, иметь иссохшую шею и пожелтевшее лицо - такое мне, Шану, нелегко приобрести. А вот вразумить правителя целого царства и получить в награду сотню колесниц - такое мне сделать нетрудно. Когда циньский царь захворал, то позванный им лекарь вскрыл ему чирей и вырезал опухоль и в награду получил одну колесницу. А тот, кто вылизал царю геморрой, получил пять колесниц. Видно, чем ниже способ лечения, тем выше награда. Как же ты лечил ему геморрой, что заслужил столько колесниц?
Ай-гун, царь Лу, спросил Янь Хэ:
- Если я сделаю Конфуция своим первым советником, станет ли лучше правление в моем царстве?
- Это опасно! Вам будет грозить гибель! - отвечал Янь Хэ. - Конфуций норовит разукрасить даже фазаньи перья. Он может только красиво говорить, а несущественное принимает за главное. Он мягок с людьми, но не знает их и им не доверяет. Он воспринимает только свои мысли, думает только о своей душе. Как же может он стоять над народом? Только по недомыслию можно привлекать его на службу и оказывать ему покровительство. Нынче он уводит людей от действительности, учит их притворяться - так ли нужно относиться к народу? Нет, лучше от этого отказаться, иначе потомкам нашим прибавится забот. В управлении государством трудно оказывать милости людям, забывая о себе. Не таково милосердие Неба. Торговцев оседлых и странствующих нельзя причислять к служилым людям. Даже если установить такой порядок в царстве, духи этого не признают. Казнь внешняя свершается железом и деревом. Казнь внутренняя свершается поступками и ошибками. Простых людей, приговоренных к внешней казни, мучают железом и деревом. Тех, кому уготовлена казнь внутренняя, грызут силы Инь и Ян. Избежать казни и внешней, и внутренней способен только Настоящий человек.
Конфуций сказал:
- Проникнуть в сердце человека труднее, чем проникнуть в горное ущелье, а познать его труднее, чем познать само Небо. Небо установило весну и осень, лето и зиму, день и ночь. У человека же лицо непроницаемо, чувства скрываются глубоко. Он бывает с виду добрым, а по натуре жадным; бывает по виду способный, а на деле никчемный; бывает горячливый, а в душе праздный; бывает внешне мягкий, а внутри грубый или внешне жесткий, а внутри резкий. А потому бывает, что человек исступленно, словно в горячке, выполняет долг и так же ретиво, словно в горячке, бежит от выполнения долга. Посему государь посылает человека далеко, чтобы испытать его преданность, и посылает его близко, чтобы испытать его почтительность; дает трудное поручение, чтобы испытать его способности, и задает ему неожиданные вопросы, чтобы испытать его сообразительность; приказывает действовать быстро, чтобы испытать его доверие, и доверяет ему богатство, чтобы испытать его совестливость; извещает его об опасности, чтобы испытать его хладнокровие, и поит его допьяна, чтобы испытать его наклон...
Продолжение на следующей странцие...
