тель? Проводник? Бог? Я не знаю, я даже не думаю, что тут есть какая-то разница. То есть это все - проявления Бога, правильно? Но одно знаю точно: я слышал этот голос. Всего одно слово, и оно спасло мне жизнь".
- Ого! - воскликнул я. - И если бы не тот Момент Благодати в вашей жизни, то не было бы и этих "Моментов Благодати", - я имею в виду книгу. Кто еще ее опубликовал бы? И кто опубликовал бы "Беседы с Богом"?
- Уж во всяком случае не я...
- Так что, думаю, у Бога были по поводу вас кое-какие планы.
- Думаю, у Него были планы по поводу нас обоих.
И вот "Моменты Благодати" перед вами. Думаю, каждый может рассказать по меньшей мере одну историю о Божественном Вмешательстве в его жизнь. И я не вижу в этом ничего удивительного. Я рассказал Бобу, почему решил сделать эту книгу: я хочу показать миру, что в моем опыте, описанном в "Беседах с Богом", ничего необычного нег. Необычно лишь то, что я решил выйти на публику, что я захотел говорить об этом. И еще немного необычно, что мои беседы были достаточно долгими и я успел записать их. Но сам опыт, - опыт прямою общения с Богом, - вещь очень и очень обычная.
Если когда-нибудь попадете в Индианаполис, штат Индиана, спросите об этом у Каролины Лефлер. Вот что она нам поведала...
6
БОГ ТОЖЕ ПОЕТ ?
Мам, не волнуйся о папе, - сказал мой пятилетний ребенок, глядя мне прямо в глаза. - Все будет хорошо.
Я, конечно же, удивилась. Отвозя Эрика в школу, я как раз думала о своем бракоразводном процессе. Я-то уже смирилась с тем, что наш брак подошел к концу. Единственное, о чем я по-настоящему беспокоилась, - как это повлияет на Эрика.
Отец и сын любили друг друга. Я всячески пыталась защитить мальчика от жестокой новости о том, что его папа больше с нами жить не будет, но Эрик был слишком умен и чувствителен, чтобы не понять правды.
После того как отец все-таки ушел, Эрик стал носить свою куртку с капюшоном задом наперед и при всякой возможности закрывал лицо. Я просила его, просто умоляла не делать этого, но безрезультатно. Мальчишка продолжал прятаться. Однако сегодня, похоже, он оправился от потрясения достаточно, чтобы попытаться утешить меня.
- Спасибо, родной мой. Ты прав. Все будет хорошо.
Я вновь удивилась способности Эрика читать мои мысли. Этот ребенок с самого начала обладал сильнейшей интуицией. Нередко в самые неожиданные моменты он схватывал глубочайшие мои мысли - словно мы общались телепатически. Мы с ним часто играли в игру "подумай меня домой".
Когда готов обед и пора звать Эрика со двора, я мысленно направляю ему свой зов. Эрик безошибочно вскоре появляется в дверях и вполне буднично говорит:
- Ну вот, мам, я пришел.
Он всегда очень отличался от большинства детей. Позже, когда настала пора отдавать мальчика в школу, я заметила, что одноклассники его, видимо, не понимают и он чувствует некоторое отчуждение. В результате у Эрика появился свои собственный очень богатый мир фантазии. Нередко он без предупреждения уходил в свой воображаемый мир и погружался туда настолько полно, что утрачивал всякую связь с реальностью. Фактически, фантазии превращались для него в реальность.
Однажды, - ему тогда было лет восемь, - Эрику надоел урок, и он ушел в свой мир. Мальчик представил себе, что он - тигр, охотящийся в джунглях. Тихо и медленно пробираясь среди густых зеленых зарослей, он заметил обезьянку, выискивающую что-то в траве. В один прыжок Эрик настиг добычу.
- Эрик! Что ты делаешь? - донесся до него визг учительницы. Мальчишка тут же вернулся в реальность. Он сидел на полу классной комнаты и грыз деревянную ножку парты! Эрик стал пристыжено извиняться перед учительницей. Позже он сказал мне, что даже не мог найти слов, чтобы объяснить свое поведение. Тем более что мальчику казалось, будто к тому времени учительница все равно уже оставила всякие попытки понять его.
Я всегда знала, что воображаемый мир Эрика был для него не только местом укрытия и источником неспособности "приноровиться" к другим детям, но и симптомом особой чувствительности к обычным горестям и бедам детства. Он был очень уязвим, его ранили многие вещи, которые с других детей стекали как с гуся вода.
Однажды, - Эрику тогда недавно исполнилось десять лет, а в школе начинались каникулы, - эта его черта проявилась в своей самой опасной форме. Он предложил своему однокласснику (кажется, по фамилии Джексон) во что-то сыграть.
- Не-а. Я буду играть с ребятами в футбол. Хочешь, пошли с нами?
Об этом Эрику не хотелось даже и думать. В прошлый раз во время игры ему в глаз попал мяч, и он пришел домой с синяком.
- Ну уж нет, - ответил Эрик.
- Я буду играть в футбол, - сказал Джейсон. - А ты как знаешь.
Эрик увидел в этих словах какую-то обидную окончательность. Должно быть, он сразу же пришел к выводу, что раз Джейсон не хочет с ним играть, значит, он его не любит, а отсюда родилась мысль, что его вообще никто не любит.
Если мальчик думал именно так, то я понимаю, почему он дошел до отчаяния. Эрик нашел во дворе брошенную кем-то скакалку и, ни секунды не раздумывая, взобрался на трехфутовый забор, обвязал один конец веревки вокруг столба, другой - вокруг шеи и прыгнул.
К счастью, дежурившая на площадке учительница увидела, что делает мальчишка, на полсекунды раньше, чем все это закончилось. Она бросилась к Эрику, подхватила его и позвала другого учителя, чтобы тот развязал веревку на шее у моего сына.
Сам Эрик особенно не поранился, но напугал всех до смерти. Меня тут же вызвали в школу. Я сидела рядом с сыном в кабинете директора, и по моим щекам лились слезы.
- Малыш, зачем ты это сделал? - спрашивала я. - Ты же знаешь, обо всем, что тебя волнует, можно поговорить со мной, и мы как-нибудь все уладим. Я люблю тебя. Папа тебя любит. Бог тебя любит.
- Но в школе меня никто не любит, мама! - горестно выкрикнул Эрик.
Я обняла сына. Как же ему помочь? Я была в отчаянии.
Обсудив этот случай со школьным психологом, я решила не уделять ему особого внимания. И учителя, и психолог считали, что лучше всего в подобных ситуациях реагировать на случившееся как можно сдержаннее. Я решила просто попытаться как-то помочь сыну справиться с болью от того, что отец больше не живет с нами.
К сожалению, у меня на это не оказалось времени. Всего два дня спустя Эрик снова попытался повеситься. На этот раз в стенном шкафу для одежды. И тогда я приняла трудное решение: отвезти сына в психиатрическую лечебницу. Другого выхода я не видела.
Мы ехали по широкому проспекту к больнице, и я беззвучно рыдала: "Я не могу оставить своего ребенка в этом страшном заведении. Ему всего десять лет!" Я даже не знала, достаточно ли хорошо Эрик понимает, что ему сейчас придется жить там, вдали не только от отца, но и от всего, что он любит: от дома, который был его небесами, его убежищем.
- Мам, не волнуйся. Со мной все будет в порядке. Да и ты сможешь навещать меня.
Он снова прочел мои мысли. "Как ребенок с такой интуицией может быть настолько озабочен?" - спросила я себя горестно.
Взявшись за руки, мы с Эриком прошлись вслед за медсестрой по клинике. Ничего страшного: больница как больница. Но все-таки - больница. Поговорили с врачом и медсестрами, распаковали его вещи, крепко обнялись на прощанье и сказали друг другу "до свидания". Теперь мне не позволено будет видеть Эрика целую неделю. Я думала, что просто не перенесу этой разлуки с моим мальчиком. Я так ему нужна, ему будет так одиноко. "Почему так вышло?" - не давала я себе покоя.
Совершенно обезумев от горя, я машинально вела автомобиль по улицам города. В последние дни мне приходилось глубоко таить свои чувства. Конечно, перед Эриком я пыталась выглядеть сильной, но теперь уже не от кого было прятать слезы, и я наконец смогла расплакаться.
Мой разум кричал: "Почему так вышло? Кто мне поможет?.. Кто меня поддержит? Я одна, совершенно одна!" Как мне хотелось просто упасть на руль и плакать!
Я припарковала машину и побрела в свой опустевший дом. Началось время одиночества. Не раздеваясь, я рухнула на кровать и завернулась в покрывало. Так и лежала в коконе, всхлипывая и желая лишь одного: чтобы кто-то меня обнял и успокоил. И тут я услышала голос: "Ты не одна, Кэрол".
Я вскочила и оглянулась. В комнате никого не было.
"Я с тобой".
Вот опять. Голос из ниоткуда. Однако на этот раз не было ни испуга, ни тревоги. Меня объяло изумительное ощущение покоя. И вдруг я поняла, что знаю, кто говорил со мной.
Ничего.
- Да-а-а-а, - пробормотала наконец Глэдис, - так я и думала.
Она с отвращением привстала и включила телевизор. И побледнела. Ноги стали как резиновые. Не веря своим глазам, женщина снова откинулась на спинку кресла. На весь экран красовались два огромных - огромнейших - слова:
О, Бог.
По телевизору начался фильм Джона Денвер-Джорджа Бернса, и как раз в тот момент, когда Глэдис нажала кнопку, на экране высветилось его название. Вы и представить себе не можете, что творилось в тот момент в ее голове.
Позже она посмеивалась надо всем этим, и письмо ее написано в весьма ироничном тоне. Но с тех пор она больше не сомневается в существовании (и присутствии) Бога.
Итак, вы видите, что Бог являет Себя нам во множестве форм. И не все они "Божественны". Небесные послания не всегда приходят к нам в небесных конвертиках или с небесными переживаниями, - как мы обычно их себе представляем. Они могут прозвучать под напористую музыку тяжелого рока. Или прийти с титрами фильма двадцатилетней давности. Или, как ни странно, в широко популярных книгах.
Божественные послания редко приходят к нам под аккомпанемент арф, редко их приносят ангелы. Редко. Но не сказал бы, что этого не бывает никогда...
7
ПОСЛАНННИЦА С НЕБЕС ?
Дениз Морленд смотрела на молодую мать, лежавшую с ней в одной палате. Лицо женщины так и лучилось улыбкой, когда она кормила свою новорожденную девочку.
"Почему я тоже не могу так же приласкать сына? Почему ему так плохо? - беззвучно спрашивала Дениз у Бога. - Почему эта женщина обнимает своего ребенка, а мой лежит в другой палате, на грани между жизнью и смертью?"
Была зима 1976 года, когда Америка отмечала двухсотлетнюю годовщину независимости. Для многих это был праздник жизни, свободы, стремления к счастью. Дениз волновала более важная проблема... ей нужно было найти повод, чтобы жить. Прежде чем Дениз исполнилось восемнадцать, у нее уже было два выкидыша, и вот теперь, наконец, она выносила ребенка полный срок. Но и тут случилась беда. В конце беременности кровь Дениз с отрицательным резусом вступила в конфликт с кровью плода, у которого резус был положительный, и прошлым вечером пришлось срочно делать женщине кесарево сечение. Маленький Адам сейчас боролся за свою жизнь, и врачи обнадежили Дениз, что, скорее всего, он справится.
"Он такой крохотный, такой красивый". Как одиноко Чувствовала себя Дениз, глядя на Адама, лежащего в холодной пластиковой кроватке, с подключенными к тельцу трубками. Ей хотелось взять его на руки, согреть, показать малышу свою любовь. Он весил всею два шестьсот. Матери было даже трудно представить, как что-то настолько маленькое и беспомощное может бороться за свою жизнь.
Но он боролся. И в эти несколько дней, пока боролся он, пришлось побороться и ей - Дениз нужно было победить зарождавшуюся в ней ненависть к женщине на соседней кровати, которая с такой любовью ворковала над своим ребенком и кормила его грудью. Более того, ей нужно было бороться, чтобы не возненавидеть Бога, который, казалось, ее покинул.
За больничным окном было тускло, и от этого становилось еще хуже. Город скрывался под слоем снега и льда. Больница оказалась буквально отрезана от внешнего мира, - оттуда приходили лишь посетители, чтобы снова туда вернуться. Дениз чувствовала себя одинокой и плененной в этой реальности, которую она просто не могла постичь, - что ее сын может умереть.
Вот уже третью ночь женщина лежала в кровати, гоня от себя саму мысль о том, что, возможно, она придет домой без ребенка. И тут ею овладел гнев.
"Как Ты можешь так поступать со мной, Боже? - беззвучно кричала Дениз. - Как мог Ты дать мне этого...
Продолжение на следующей странцие...
