ее как бы заговорил Махарадж-джи. Он говорил о вещах, которые мы уже обсуждали с ним в Индии, когда я видел его в последний раз мелкие взносы о содержании храмов в Индии и всякие пустяки, о которых она, вероятно, не могла знать, а я уже забыл. Она вернулась с того плана, но, как она пояснила, она не умела совмещать планы и потому не знала, что случилось только что.
А я обрадовался, т.к. опыт этот последовал так непосредственно за видением в мотеле Пенсильвании, что казался ответом на мои молитвы.
Через несколько месяцев я переехал в Нью-Йорк Сити и год и три месяца интенсивно занимался с Джойей.
Обучение отличалось какой-то странной напряженностью, которую трудно передать. С 5-ти утра и до часу - двух ночи каждый день, как будто ты закручен в торнадо или заложен в гигантскую стиральную машину. Надо либо уйти, либо сдаться.
Предание себя этому предписывалось как абсолютная необходимость для восприятия высших учений этого довольно необычного учителя. Преданность, благоговение и были методом, которым я открывал сердце свое в обучении у моего Гуру, так что метод этот был просто более глубокой стадией отказа; отказа даже от своего сопротивления многому из того, что, казалось, шло против здравого смысла. В это время я также получил много ужасных сообщений от некоторых ближайших последователей Ими, что любое сопротивление вызывает у Джойи кровотечение и мучительную психосоматическую боль. Не было иного выбора, как воздержаться от суждений и предаться этим учениям, просто позволить обучению протекать и сжигать все мои установки относительно того, каким должен быть учитель и как должно передаваться учение. Я отдался тому, что серьезно считал чистой передачей. И все глубже и глубже предаваясь этим учениям, я заявил публично, что, как возвещала Джойя, она является озаренной сущностью; заявление, о котором я впоследствии сожалел. Интенсивность общения (часто часов по двадцать в сутки) вызывала на поверхность мои защитные стороны тонкого эго. И Джойя на манер Кали набрасывалась на эти моменты нечистоты и преувеличивала их до того, что мне надо было либо уступить, либо уйти. Я отступался от этих моментов нечистоты насколько мог скорее и тушевался как мог. Просто моя хроническая неполноценность стремилась к этому огню очищения.
Напряжение всего спектакля и блеск рампы создали реальность, в которой я готов был поверить странному убеждению, будто еврейка-домохозяйка, мать троих детей, жена убежденного католика - итальянца, бизнесмена из Бруклина, и есть на самом деле мисс Большая-Творческая-Сила-Вселенной. Джойя представляла себя как реальную форму Кали, равно как и множества других космических тождеств, включая Афину, Шри Мата Брахму-Матерь Вселенной и Тару - Тибетскую Богиню Тагоры. С этим было нелегко согласиться.
Нас, несколько сот человек, соблазняло в эту реальность сочетание ее мощной харизмы, ее утверждений, что она вроде бы часто входила в состояния глубокого транса с прекращением телесных функций; она отмечала также, что у нее были проявления стигматов, и явно знала такие вещи, которых нельзя было ожидать от человека со средним образованием. Спектакль был хорошо поставлен, и мы на него пошли, потому что наша жадность и наш духовный материализм привели нас к огромному желанию - поверить в него.
Вначале Джойя много времени проводила в состояниях транса, в которых очевидно действовала как медиум. Через нее пришло много соблазнительно богатых учений от мудрецов прошлого - мужчин и женщин Библии, Хасидов, Индуизма и Буддизма или от сущностей иных планов. В ее голосе и языке грубый бруклинский жаргон часто сменялся исключительно поэтическими отрывками, которые изливались часами. Я не дыша ловил богатство этих мгновений.
Я приходил к все большему и большему преданию себя реальности всего этого окружения, потому что нам было сказано, что только благодаря полному любовному преданию себя со стороны окружающих и могут приходить эти более высокие учения. Она говорила мне, что некоторыми из моих учителей в то время были такие величественные фигуры как Ефтро (тесть Моисея), Падма Самбхава, Лао Цзы, как и Рамакришна, Христос, Мария, Нитьянанда, один из ранних учителей Каббалы, Кали и Дурга. Поскольку я никогда не был рядом с людьми в состояниях транса, весь этот спектакль меня действительно поражал. Я был совершенно обольщен всей этой мелодрамой, как турист, который раскрыв рот смотрит на факира, проделывающего индийский фокус с веревкой.
Джойя вновь и вновь повторяла, что пришла на Землю только для того, чтобы быть инструментом моего приготовления как духовного учителя мира, и что в конечном счете она будет сидеть у моих ног. Это звучало несколько чрезмерно, и я как-то странно чувствовал, что все более и более становлюсь просто ничем особенным. Бывали на самом деле моменты, когда я чувствовал себя как Кришнамурти, склоняемый к руководству Орденом Звезды как раз перед тем, как он от этого отказался, оставив пятьдесят тысяч членов Ордена, которые думали, что он будет новым учителем мира, возвестив им, что им следует обратиться внутрь себя, а не искать Дхармы где-то вне.
Меня в тот период, как раз перед тем, как я встретился с Джойей, очень беспокоило то, что я еще не вполне освободился от своих сексуальных привязанностей. После продолжительного и активного периода полумонашеской жизни я находил, что мое восприятие все еще окрашено сексуальными желаниями. Я мог себе позволить потерпеть с моим очищением от сексуальных фантазий, но ввиду моей общественной деятельности я был обеспокоен тем, что любая сексуальная озабоченность с моей стороны будет заражать тех, с кем я работаю на лекциях или индивидуально, и таким образом усиливать их собственные привязанности и их страдания. Невзирая на тот факт, что Махарадж-джи сказала "Я никогда не допущу, чтобы Рам Дасс в Америке сделал что-нибудь дурное", упорство этой сексуальной озабоченности заставило меня усомниться в мнении Махарадж-джи и глубоко стремиться к очищению моего сексуального плана. Ввиду того, что я столько лет пытался освободиться от этих привязанностей, включая свое подношение вожделения в жертвенное пламя в Индии, я оставил надежду узнать когда-нибудь свободу в этой жизни. Сексуальная карма казалась слишком тяжкой.
Я читал о тантрических посвящениях в некоторых тибетских сектах как раз для этой цели. Монах проходит ряд ритуальных раскрытий, работая с дакини, женщиной небесной сферы. В большинстве своем это были молодые женщины, которых с детства готовили к служению в этих ритуалах безо всякого личного включения или привязанности к чувственному аспекту ритуала. В своих фантазиях я надеялся, что на каком-то этапе я также буду ознакомлен с такими учениями, и благодаря таким сознательным ритуалам с дисциплинированным гидом стану раз и навсегда непривязанным к этим желаниям.
И вот я предстал перед учителем-женщиной, которая через несколько месяцев после начала занятий стала сосредотачиваться на моей сексуальности. Когда я все более и более открывался, уверяемый ею в ее совершенной непривязанности к любой системе желаний, я ощутил новую надежду на то, что моя мечта об очищении наконец проявляется в этом обучении. Я с головой окунулся в торнадо, выбросив на ветер осторожность и сомнение.
Быть может, самым важным из всех соображений, повлиявших на мое глубокое участие в этом обучении, было то, что Махарадж-джи когда-то не раз говорил мне: "Смотри на мир как на Матерь и познаешь Бога". Часто можно было услышать, как он снова и снова повторяет слово "Ма". У него был алтарь, воздвигнутый Дурге - аспекту матери. Все это поклонение Матери заставляло меня чувствовать себя посторонним. Мои собственные чувства к матерям были окрашены отношениями с моей матерью и моим образованием врача и теоретика-фрейдиста. Пребывать в любви со вселенской Матерью мне просто еще не приходилось. Я жаждал уразуметь этот аспект поклонения. Ибо я знал, что поклонение Матери, точно так же, как и Хануману, слуге Божьему, к которому я испытывал неодолимую любовь, входило в традицию моего Гуру. Я чувствовал, что рано или поздно я найду путь к благоговейному отношению к Матери. Когда я прибыл в Нью-Йорк Сити и начал заниматься с Джойей, вошел в ее матриархальную реальность, я почувствовал, что наконец пришел к учению, к которому так давно стремился, особенно когда Джойя заявила далее, что она - сама Божественная Мать.
Тот факт, что Джойя постоянно говорила о Махарадж-джи и подразумевала его присутствие, как бы продолжая беседы с астральным Махарадж-джи, питал во мне желание и несколько шаткую веру в то, что хотя Махарадж-джи и оставил тело, он все еще рядом, чтобы направлять мой духовный путь.
Для Джойи, казалось, было огромной трудностью оставаться в теле, и она при малейшем стимуле становилась твердой, как доска. Усилия удержать ее в теле, удержать от простого ухода из тела в иные сферы занимали у нас много времени. На шее у Джойи был драгоценный камень, который Хильда снабдила мантрой, чтобы возвращать ее обратно. Когда Хильда касалась камня, Джойя обычно возвращалась, но, как она говорила, с такой болью, будто в нее впивалась тысяча лезвий. Это, в свою очередь, было мучительно для всех нас. Поэтому мы шли на все, чтобы угодить любой прихоти Джойи, и не быть ответственными за ее мучительную драму.
Со все возрастающим чувством власти она также отстраняла Хильду. Хильда, хотя и не являлась достаточно сильным источником учения, как соотечественница Джойи своим астральным легкомысленным поведением создавала атмосферу полу истерии, необходимую для поддержания всего спектакля Джойи.
Но становилось все очевиднее, что то, что началось как спонтанное медиумическое раскрытие, явно оказалось чрезмерным для возможностей и сил неподготовленного индивидуума в связи с ее собственными потребностями в силе и любви. Кажется, для нее просто очень нелегко было преодолеть соблазн злоупотребить этой верой и влиянием для личного возвеличения и эмоционального подкрепления. Вместо того, чтобы оставаться полным сосудом, который при случае содержит мудрость веков, Джойя объявила его содержимое своим собственными она действительно заявила, что она более не сосуд, а просто источник провозвестий, которые через нее проходят - как если бы чаша, наполненная морской водой, объявила себя самим океаном.
Слишком много было разных "сигналов", как например, когда мы однажды были у Джойи, зазвонил телефон. Она сняла трубку и страдальческим голосом сказала: "Сейчас я не могу разговаривать. Мне слишком тяжело", и бросила трубку. Затем без колебаний продолжала нашу беседу, как будто ничего не случилось. Я понял - сколько раз я бывал на другом конце провода.
И я заскучал.
Несколько месяцев я истолковывал свою скуку и еретические мысли как свое эго, отчаянно защищающееся от необходимости сдаться окончательно.
Но как бы я это не объяснял, мои сомнения и скука возрастали. Тантрические упражнения не казались более продуктивными. Я стал воспринимать Джойю как обычного человека с привязанностями. Таким образом я начал подозревать, что чувства эти являются указанием на то, что я покончил с этим обучением и должен уйти.
Все более возникало признание факта, что хотя все эти планы и существа просто очаровательны, это совсем не то же самое, что и освобождение. Сил, света, энергии было невероятно много, шакти просто протекала через нас, существа эти являлись нам, великие учения, мудрость, знание, - но ты отмечаешь, что твои привязанности все еще здесь, все еще живы. Ты видишь, что думаешь: "О, я давно этого ждал". И там есть еще план и еще. Но это просто еще одно пространство, и привязанность к этому пространству - просто еще одно страдание. Как любил повторять Шестой Патриарх Дзэн: "Создай ум, который ни к чему не привязывается". Все эти планы описаны в йогических трактатах. Но все это ерунда. Они интересны и полезны, чтобы ослабте ваше цепляние за этот план, преобразить и сжечь этот материал, но в конечном счете - это просто еще один материал. Потому что переживания в медитации и переживания шакти, - точно так же, как переживания от кислоты, д...
Продолжение на следующей странцие...
