он.
- а возможно, даже и завтра. Кто сказал, что мы вообще когда-нибудь
вернемся к ней?
Я почувствовал приступ страха, а затем необычное спокойствие овладело
мной. Я сказал дон Хуану, что если мне суждено погибнуть в этой пустыне, я
надеюсь, что смерть моя будет безболезненной.
- Не волнуйся, - сказал он. - смерть мучительна только тогда, когда
она влезает в твою постель во время болезни. В битве за свою жизнь ты не
почувствуешь боли. А если и почувствуешь что-нибудь, так только ликование.
Он сказал, что наиболее впечатляющим различием между цивилизованным
человеком и магом был образ, в котором к ним приходит смерть. Только с
магами-воинами смерть добра и ласкова. Даже будучи смертельно ранены, они
не чувствуют боли. Но еще более удивительным было то, что смерть
останавливается в ожидании до тех пор, пока маги сами не призовут ее.
- Величайшая разница между обычным человеком и магом заключается в
том, что маг своей быстротой управляет своей смертью, - продолжал дон
Хуан. - что бы там ни случилось, ягуар не с" ест меня. Он сожрет тебя,
поскольку ты не знаешь достаточной скорости, чтобы сдержать натиск своей
смерти.
Затем он подробно изложил все сложности идеи магов о скорости и
смерти. Он сказал, что в мире повседневной жизни наши слова или наши
решения могут быть с легкостью изменены. Единственной бесповоротной вещью
в нашем мире была смерть. В мире магов, с другой стороны, естественную
смерть можно отменить, но слова магов - ни в коем случае. В мире магов
решения нельзя ни изменить, ни переработать. Единственное, что они могут
сделать, это остановиться навсегда.
Я сказал ему, что его заявления, какими бы впечатляющими они ни были,
не убедили меня в том, что смерть можно отменить. Тогда он объяснил еще
раз то, что объяснял прежде. Он сказал, что для видящих люди
представляются либо продолговатыми, либо сферическими светящимися
сплетениями бесчисленных, статичных, но вибрирующих энергетических полей,
и что только маги способны вызвать движение в этих сферах неподвижной
светимости. За долю секунды они могут перемещать свои точки сборки в любое
место в их светящемся сплетении. Это движение и скорость, с которой оно
было произведено, влекут мгновенное переключение и восприятие другой,
совершенно отличной вселенной. Или они могут перемещать свои точки сборки
без остановок через все поле своей светящейся энергии. Сила, созданная
этим движением, так велика, что мгновенно воспламеняет всю их светящуюся
массу.
Он сказал, что если сейчас на нас обрушится горный обвал, он сможет
уничтожить естественный эффект случайной смерти. Используя скорость, с
какой может передвигаться его точка сборки, он заставит себя изменить мир,
или сожжет себя за долю секунды огнем изнутри. Я же, с другой стороны,
умру естественной смертью, придавленный камнями, так как моей точке сборки
не хватает скорости, чтобы вытащить меня из такой ситуации.
Я сказал, что, по-видимому, маги просто находят альтернативный путь
смерти, а это было совершенно непохоже на отмену смерти. Он повторил, что
все, о чем он говорил, касалось того, что маги управляют своей смертью.
Они умирают только тогда, когда этого захотят.
Хотя у меня не было сомнений в том, о чем он говорил, я продолжал
задавать вопросы, почти играя с ним. И пока он говорил, мысли и
незакрепленные воспоминания о другом осознаваемом мире возникали в моем
уме, как на экране.
Я сказал дон Хуану, что меня одолевают странные мысли. Он засмеялся и
посоветовал мне подумать о ягуаре, поскольку он был так реален, что только
и мог претендовать на истинную манифестацию духа.
Идея о том, что реален зверь, заставила меня содрогнуться.
- Не было бы лучшим изменить направление вместо того, чтобы идти
прямо к холмам? - спросил я.
Я думал, что мы вызовем замешательство ягуара неожиданной сменой
направления.
- Слишком поздно менять направление, - сказал дон хуан. - ягуар уже
знает, что у нас нет другого пути, как только к холмам.
- Этого не может быть, дон Хуан! - воскликнул я.
- Почему же нет? - спросил он.
Я сказал, что хотя и могу засвидетельствовать способность животного
быть на один прыжок впереди нас, я не могу полностью принять то, что ягуар
обладает предвидением того, куда мы хотим пойти.
- Твое заблуждение в том, что ты размышляешь о силе ягуара в терминах
его способности рассчитывать вещи, - сказал он. - он не может думать. Он
только знает.
Дон Хуан сказал, что наш маневр с пылевым облаком смутил ягуара, дав
ему сенсорную информацию о чем-то таком, чего мы еще не использовали. Мы
не смогли развить реального чувства поднимания пыли, хотя наши жизни и
зависели от этого.
- Я действительно не понимаю, о чем ты говоришь, - пожаловался я.
Напряженность начинала действовать на меня. Мне с трудом удавалось
концентрироваться. Дон Хуан объяснил, что человеческие чувства подобны
горячим или холодным потокам воздуха и могут легко обнаруживаться
животными. Мы как бы отправители, а ягуар - получатель. Какими бы ни были
чувства, переживаемые нами, они находят свою дорогу к ягуару. Или, скорее,
ягуар читал любые чувства. В случае маневра с пылью чувство, которое мы
имели об этом, было из ряда вон выходящее, поэтому оно создало только
вакуум у получателя.
- Другим маневром, продиктованным безмолвным знанием, будет топание
по грунту, - сказал дон Хуан.
Он взглянул на меня, как бы ожидая моей реакции.
- Сейчас мы пойдем тихим шагом, - сказал он. - и ты будешь топать по
земле, как десятиметровый великан.
Наверное, у меня была глупая физиономия, тело дон хуана затряслось от
смеха.
Подними облако пыли своими ногами, - приказал он мне. - чувствуй себя
огромным и тяжелым.
Я попытался и тут же подхватил чувство массивности. Пугливым тоном я
заявил, что его сила убеждения была невероятной. Я действительно
чувствовал себя гигантским и свирепым. Он заверил меня, что мое чувство
величины ни в коей мере не было продуктом его убеждения, но являлось
результатом перемещения моей точки сборки.
Он сказал, что люди древних времен стали легендарными из-за того, что
благодаря безмолвному знанию они знали о силе, получаемой с помощью
передвижения точки сборки. В уменьшенном масштабе маги повторяют основные
пункты древней силы. Благодаря движению своих точек сборки они могут
манипулировать своими чувствами и изменять вещи. Я изменил ситуацию,
почувствовав себя огромным и свирепым. Чувства, обработанные таким
образом, называются "намерением".
- Твоя точка сборки уже переместилась еще чуть-чуть, - продолжал он.
- теперь ты находишься в позиции, где ты либо потеряешь полученное, либо
заставишь свою точку сборки выйти за то местоположение, где она находится
сейчас.
Он сказал, что, вероятно, каждый человек в нормальных жизненных
условиях в одно или другое время имеет возможность уйти от пут
условностей. Он подчеркивал, что не имеет в виду социальные условности,
которые связывают наше восприятие. Минуты восторга может хватить для
сдвига наших точек сборки и ликвидации наших условностей. Точно так же и с
моментами испуга, болезни, гнева или горя. Но обычно, в момент, когда у
нас есть шанс сдвинуть наши точки сборки, мы становимся испуганными. В
игру вступает наш религиозный, академический, социальный фон. Он убеждает
нашу безопасность вернуться в стадо, возвращая наши точки сборки к
предписанной позиции, позиции нормального жития.
Он сказал мне, что все мистики и духовные учителя, которых я знал,
поступали следующим образом: их точки сборки сдвигались либо с помощью
дисциплины, либо случайно до определенной точки, а затем они возвращались
в нормальное состояние, имея при себе воспоминание, которое служило им всю
жизнь.
- Ты мог стать очень набожным и добрым парнем, - продолжал он. - и
забыть о первом движении твоей точки сборки. Или ты мог выскочить за свои
разумные ограничения. Но ты по-прежнему находишься внутри них.
Я знал, о чем он говорит, но у меня была какая-то странная
нерешительность, которая заставляла меня колебаться.
Дон Хуан выдвинул следующий аргумент. Он сказал, что обычный человек,
неспособный найти энергию для осознания того, что существует за пределами
его повседневного мира, называет сферу экстраординарного восприятия магии
колдовством или деятельностью дьявола, бросаясь прочь от нее без хотя бы
какой-нибудь ее проверки.
- Но ты не можешь поступать таким образом, - продолжал дон Хуан. -
тебя не назовешь религиозным, и ты слишком любопытен, чтобы так легко все
отбросить. Единственной вещью, которая тормозит тебя сейчас, является
трусость.
- Преврати все в то, чем оно является - в абстрактное, дух, нагваль.
Нет колдовства, нет зла, нет дьявола. Есть только восприятие.
Я понял его. Но не мог точно выразить, что же он хотел от меня.
Я взглянул на дон Хуана, пытаясь найти более подходящие слова.
Кажется, я вошел в крайние функциональные рамки ума и не хотел потратить
зря ни одного слова.
- Будь гигантом, - приказал он мне, улыбаясь. - избавься от рассудка.
Тогда я понял, чего он хотел. Фактически, я знал, что Могу увеличить
интенсивность моих чувств размера и свирепости до тех пор, пока на самом
деле не стану гигантом, возвышающимся над кустами и наблюдающим все вокруг
нас.
Я попытался выразить свои мысли, но тут же отказался от этого. Я
понял, что дон Хуан знает все, о чем я думаю, и, по-видимому, даже еще
больше.
А затем со мной произошло нечто невероятное. Моя способность
рассуждать перестала функционировать. Я буквально чувствовал, что меня как
бы накрыло темной пеленой, которая скрыла все мои мысли. И я позволил уйти
моему рассудку с непринужденностью того, кто не заботится о мире. Я был
убежден, что если захочу развеять эту непроглядную тьму, мне потребуется
лишь почувствовать себя прорывающимся через нее.
В этом состоянии я ощутил, что двигаюсь вперед, набирая ход. Что-то
вынуждало меня физически передвигаться из одного места в другое. Я не
испытывал никакой усталости. Скорость и легкость, с которыми я
передвигался, окрыляли меня.
Я не чувствовал, что иду - но я и не летел. Скорее, меня несла
поразительная легкость. Мои движения становились резкими и неизящными
только тогда, когда я пытался думать о них. Когда же я наслаждался ими
бездумно, я входил в уникальное состояние физического восторга, для меня
совершенно беспрецедентного. Если я когда-нибудь в жизни и имел подобные
случаи физического счастья, то они, наверное, были настолько скоротечными,
что я не сохранил о них воспоминания. И все же, когда я испытывал этот
экстаз, появлялось смутное узнавание, словно я знал его, но забыл.
Оживление от движения через чапарель было таким сильным, что все
остальное исчезло. Для меня существовало только одно - эти периоды
оживления и моменты, когда я прекращал двигаться и находил себя в
чапареле.
Но еще более необъяснимым было полное телесное ощущение парения над
кустами, которое возникало в тот момент, когда я начинал двигаться.
В один момент я ясно увидел фигуру ягуара, бегущего впереди меня. Он
удирал, как только мог. Я чувствовал, что он пытается уклониться от шипов
кактусов, тщательно выбирая место, куда ему ступить.
Меня переполняло желание побежать за ягуаром и напугать его так,
чтобы он потерял свою предосторожность. Я знал, что тогда он нарвется на
колючки. Затем в мой безмолвный мир ворвалась мысль - я подумал, что ягуар
может стать более опа...
Продолжение на следующей странцие...
