- Бумажка? - переспросил Арсений.
- Бумажный кораблик. Только размокший. Ребенок какой-то сделал, да и пустил.
- Кораблик! Именно кораблик! Бери его.
Я нехотя стал вылавливать в холодной воде бумажку.
- Вот она, у меня в руках.
Разверни его, только постарайся не порвать.
Я осторожно разворачивал бумагу, и все же она разорвалась надвое.
- Здесь что-то написано, детским почерком. - Читай, Владимир, читай.
Сложив две половины, я прочитал вслух по слогам, стараясь отчетливо произносить буквы:
- Де-ду-шка, при-ез-жай.
Глава 7.
- Выбери, Владимир, елочку попушистее, по- наряднее, чтобы красавицей была. Она должна быть особенной. Ты ее узнаешь. Ведь сумел ты и места эти найти, и часовни построить, у тебя есть прозорливость. Слушай сердце свое. Елочка должна как бы тебе сама сказать, что она - та самая, какая нужна нам,- приговаривал Арсений.
Мы шли по зимнему темному лесу. Пахло кислым - мокрыми, гниющими листьями. Тысячи раз я ходил по этим горным тропинкам, каждое деревце мне здесь было знакомо, каждый кустик был свидетелем важного периода моей жизни, мыслей и переживаний, которые посещали меня, когда я совершал длительные прогулки по этим местам. Мне даже казалось, что природа стала неким единством со мной: я умел ее слушать, и она понимала меня и отзывалась своим тихим, почти беззвучным голосом.
Арсений шел сзади, упираясь одной рукой на посох, а другой касаясь моей спины, чтобы знать куда идти. За моей спиной раскачивался рюкзак, в котором тихо постукивали елочные игрушки. По настоянию старца мы шли выбирать на моей горе елку к Новому году. Я уже почти смирился со странными побуждениями Арсения, которые в последнее время обильно проявлялись в нем. Мне казалось, что он впал в детство, слабоумие, однако я делал все, что он мне говорил, и лишь ради того, чтобы уважить старика. Вот и этот поиск елки в лесу, к чему все это? Нашел я старые игрушки, как он просил, помыл их, взял ваты, и пошли мы елку в лес наряжать. Чудаки мы, да и только! А все началось с того момента, как мы ходили к речке в дождь за этим размокшим корабликом со странной надписью. Арсений после этого стал крайне озабоченным и спешил что-то сделать. Объяснять ничего не хотел, а лишь твердил, чтобы я ничего не спрашивал, дескать со временем узнаю.
- Давайте-ка вот сюда свернем, - сказал я, заметив в глубине леса лужайку, на которой стояла вроде бы подходящая нам елка.
- Осторожно, здесь ветки острые, глаза берегите, - предупреждал я старика, забывая, что беречь-то ему нечего. '
Мы продирались сквозь заросли к лужайке. Я посмотрел на его странную обувь и в который раз посетовал:
- Как можно в таких сандалетах зимой ходить!? Говорил вам, оденьте сапоги, ноги окоченеют, да и наколоться можно.
- Смотри, Владимир, хорошенько, - не обращал на мои слова внимания Арсений. - Я доверяю тебе сделать такое важное дело.
- Да что ж в нем важного, дедушка? - Елку в лесу найти. Кому это нужно? Что мы с вами Новый год здесь справлять будем?
- Не серчай, мил человек, делай, что я прошу, уважь старика.
- Ну, если не хотите говорить, как хотите. Наконец мы вышли на поляну. Зелень травы сливалась с елочкой, стоящей посередине.
- Что-то раньше я ее здесь не видел, сказал я.
- Наверное, не обращал внимания.
Мы подошли вплотную к пушистому дереву.
- Ну-ка, дай мне ее рукой попробовать, -попросил старик.
Я взял, его за руку и поднес ее к иголкам. Арсений нежно погладил по иголкам, приговаривая:
- Вот, милая, послужи нам, будешь королевой на лесном балу новогоднем.
Я снял рюкзак, достал бутылку с водой и, сделав несколько глотков, предложил старику, но он отказался, а стоял у дерева и что-то шептал себе под нос,
- Ну, что, подходит?
- Подходит, сынок, давай наряжать, - торжественно заключил Арсений.
- Легко сказать, наряжать, - посетовал я.
- А как на нее залезешь?
Я осторожно вынул игрушки из рюкзака и разложил на траве, чтобы каждую отдельно можно было видеть. Начал я с ватных кусочков, которые набрасывал на иголки, стараясь забросить как можно выше, ведь дерево было высотой не менее трех метров, а то и все четыре.
Потом принялся развешивать игрушки. Одну, другую, и вскоре полностью погрузился в это занятие, которое незаметно увлекло меня. Ко мне вдруг пришло какое-то давно забытое настроение приближающегося праздника. Такое состояние бывает только в детстве, когда чистый ум и сердце способны полностью отдаться во власть радости и наступающего праздника. Я видел свое отражение в цветных шарах. Старик все время молчал, пока я занимался развешиванием.
Когда нижние ветки были украшены, я стал вешать игрушки настолько высоко, насколько могла дотянуться рука, приподнявшись на носочках.
- Жаль, что лестницы нет у нас, - посетовал я.
- А ты, Владимир, залезай мне на плечи, - сделал странное предложение Арсений.
- Да что вы, дедушка, я же тяжелый!
- Не спорь, мил человек, говорю залезай, значит, залезай, - твердо настоял старец, и я понял, что он не шутит.
И, как ни странно, старик выдержал меня, он цепко держал меня за колени, игрушки лежали в рюкзаке, который я перекинул через шею, чтобы руки у меня были свободны во время прикрепления украшений. Арсений медленно двигался вокруг елки по моим указаниям, и вскоре дело было завершено.
Я отошел в сторонку и разглядывал, что получилось.
- Ну, как? - спросил Арсений.
- Отлично! - ответил я с нескрываемым удовольствием.
Что ж, подумал я, во всем этом что-то есть: наряжать елку в лесу и там же встречать Новый год! Может быть, стоит вот так иногда сделать что-нибудь необычное, чтобы вернуться в детство, когда радость струилась из сердца сама по себе, без причины, без условий, когда на душе было легко и спокойно оттого, что ты просто живешь, просто дышишь и наслаждаешься красотой мира и природы.
- Хорошо было бы, если бы снежок к празднику выпал, - сказал я. - Местные детишки бесконечно счастливы, когда снег в наших краях выпадает.
Глава 8.
Жизнь наша устроена Создателем так, что она движется не с постоянной скоростью, а рывками. Период остановки, полного затишья внезапно, нежданно-негаданно вдруг сменяется периодом, когда все приходит в движение, будто тебя несет в водоворот, и ты уже не успеваешь осознать, что с тобой происходит. Причем это внезапное изменение наступает именно тогда, когда для этого имеется меньше всего причин, когда меньше всего ты ожидаешь, что может что-то произойти. Ибо слишком привыкаешь к застою и уже не веришь, что когда-нибудь что-нибудь сдвинется с места. Но когда все-таки наступает рывок жизненного потока, то в движение приходит не что-то одно, а буквально все. И тогда думаешь, что и сотой доли этого интенсивного изменения хватило бы тебе, но ворота открылись - и в них устремились события наводнением, потопом..
Может быть, открытием таких дверей, за которыми последовал вал удивительных, странных и загадочных событий, было появление старца Арсения в моем доме, в моих краях, в моей жизни. Сначала я еще пытался как-то укладывать происходящее со мною в какие-то логические рамки, осмысливать, но потом вовсе отказался от этого занятия - уже просто принимал в надежде, что когда-нибудь все остановится, станет на свои места, и я смогу все переварить, понять, а главное - дать всему удобоваримое объяснение, на какое способен человеческий мозг. Ведь когда происходят с нами чудеса, ум будто улитка захлопывается и не хочет признавать, что чудесное действительно с нами произошло, что это было на самом деле.
Впрочем, может быть, наша жизнь проходит так, что к своему концу она приобретает такое ускорение, что нет ни сил, ни времени осознать, для чего ты ее прожил, для чего ты ходил по этой земле.
Наступил последний день старого года. С обеда повалил крупный, пушистый снег, и вновь темная земля стала принаряжаться в белые свадебные наряды. У меня не было никаких планов, как встречать Новый год, хотелось только покоя и тишины. Вот этой тишины падающего снега, чтобы раствориться в ней, погрузиться в симфонию этого великолепия.
Однако Арсений рассеял мое намерение, сказав, что нам нужно ехать в город. Город? Да что же там делать накануне праздника, когда все и вся движется в безумном волнении от предвкушения предстоящих обильных употреблений алкоголя и пищи? Кому мы там нужны?
Конечно, я уже научился не высказывать вслух своих сомнений, кроме одного:
- Дедушка, как же вы в таком виде поедете? Нас мигом милиция заберет. У вас-то одежда, мягко сказать, оригинальная, чтобы в городе среди людей в ней появиться.
- Все будет хорошо, не волнуйся за мой вид, мил человек, - покачивая головой, сказал старец. - У нас там очень важное дело.
- Какое же дело может быть под Новый год? Да и елку для чего наряжали?
- В котором часу идет электричка в город? Нам нужно, собственно, чтобы мыв городе были часов в пять вечера... Должны успеть, - сам себе сказал Арсений, но я уже не стал допытываться, куда мы должны успеть.
До электрички оставалось более часа, старик сказал, что нам нужно помолиться перед дорогой.
- Почитай, Владимир, акафист Матушке нашей, Богородице.
На улице за окном падал снег, а в нашем домике лилась молитва Царице Небесной. Арсений всю молитву простоял. Мне казалось, что он готовится к чему-то серьезному, за то короткое время нашего общения я уже научился различать настроения старика.
Мы сиротливо стояли на железнодорожной площадке в ожидании электрички. Мы были одни, никому в голову не придет накануне Нового года покидать свой дом. Народ уже праздновал с утра, о чем ярко свидетельствовали нередкие песни и возгласы, разносящиеся по поселку.
Как только появилась наша электричка, старец шепнул мне на ухо:
- Билета мне не бери.
- Как же не брать, вы что зайцем собираетесь ехать? Да и деньги у меня есть!- запротестовал я.
- Послушайся меня, Владимир, - мягко, но твердо сказал старик.
Арсения я усадил у окна, сам сел напротив и смотрел, как мимо пробегают знакомые пейзажи, вернее незнакомые, ибо в снежном одеянии их не часто можно видеть.
В тамбуре появился кондуктор. "Что же делать?" - подумал я. Старик сказал за него не платить, что за нелепость? Пока кондуктор подходил к нам, сотни мыслей пронеслись в моей голове в поиске решения, как поступить.
Пожилая женщина в черной фуфайке подошла ко мне, я молча подал ей деньги за двоих. Она, посмотрев на врученную сумму, бросила на меня вопросительный взгляд, почему я дал ей так много. Щеки мои горели, и я не стерпел:
- Два билета, пожалуйста... Дедушка со мной. Женщина внимательно посмотрела вокруг, будто не замечая старика, который сидел передо мной и укоризненно покачивал головой, наверное, оттого, что я не выполнил его указания.
- Какой дедушка? - спросила проводница.
Этот вопрос буквально пригвоздил меня к месту, ибо я понял, что попал в нелепую ситуацию из-за своего непослушания. Кровь стучала в висках.
- Я ошибся, дайте один билет.
Женщина пожала плечами, оторвала билет и,
вручив его мне, пошла дальше. Я сидел и чувствовал себя как в огне. Что больше волновало меня в данную минуту: то, что я попал в нелепую ситуацию, или то, что старик был невидим для проводницы, не знаю. Хорошо, что Арсений не видит моего смущенного лица, думал я и смотрел в окно. Арсений ничего не сказал за всю дорогу.
- Ну вот, через пять минут мы будем на вокзале, - сказал я, когда мы проехали последнюю остановку перед городом.
- Нам, Владимир, нужно в детский дом попасть, ты знаешь, где он находится?- спросил Арсений.
- Знаю, - ответил я. - Только что мы там будем делать? Да и нас не пустят туда.
- У сироток должен праздник быть! Они ждут праздника, мил человек!
Господи, теперь нам не миновать еще каких-нибудь курьезов!
- Как же мы без подарков? Дедушка, невозможно нам без подарков туда идти!- пытался я уговорить старика отказаться от этого пред- приятия, если такое возможно.
Но Арсений улыбнулся, из-под плаща достал деревянный престольный крест и показал мне его, приподняв вверх. Я ничего не сказал, пусть делает что хочет. Будь что будет.
Глава 9.
Третий Новый год Миша встречал без дедушки. До обеда был утренник. Были и Дед Мороз, и Снегурочка, и нарядная елка, и праздничный обед, и подарки...
Продолжение на следующей странцие...
