В пятницу утром Петру по междугороднему телефону позво-
нил Василий и обВяснил, что он тут мотается, как говно в
проруби, подгоняет всех, но никто ни хрена делать не хочет,
короче, приедет он только в пятницу поздно вечером или в
крайнем случае ночью. Петр прямо при сослуживцах стал мате-
риться, настолько у него за день наросло тревоги и за Васи-
лия, и за Максима, неизвестно, купившего ли хоть что-нибудь.
Договорившись на том, что Василий вечером выезжает
кровь из носа, а если не успеет там доделать, пусть бросает
все к чертовой бабушке, пусть хоть с работы выгоняют.
Василий пробовал было заикнуться о том, что в Пушкин
можно поехать и в воскресенье, но Петр прямо завыл и пообе-
щал теперь-то уж в любом случае набить Василию морду.
Василий, не слушая, орал, что Петр на его месте руки бы
не себя наложил, что он тут на последнем дыхании все делает,
чтобы вовремя вернуться в Ленинград, а говно всякое сидит
себе там... Петр положил трубку.
Не успел на Петре и пот обсохнуть, раздался звонок.
Позвонила жена Василия (да, ведь Василий женат - не странно
ли?), Леночка, спросила, где Вася?
-- Как где? На этих, буровых!
-- А? Ну ладно. Ты извини, я тороплюсь. В общем, если
43
ты увидишь его раньше меня, передай, чтобы он немедленно,
понял? - немедленно ехал ко мне.
Короткие гудки.
Петр вскочил, побежал в кассу взаимопомощи и занял де-
сятку, чтобы усмирить панику, и хоть что-то сделать для об-
щего дела, как дурак, купил три бутылки сухого (портвейна не
было).
. .
Вечером все было хорошо. Петр, Максим и Федор сидели за
столом, распивая как благородныя одну бутылку сухого вина.
Сумка с портвейном, двумя сухого и колбасой, тщательно
застегнутая, стояла у двери.
. .
Но, Боже, что это было за утро! И, конечно, дождливое.
Петр каждую минуту порывался бежать во двор встречать Васи-
лия, но Максим силой сажал его на стул:
-- Чтобы и ты потерялся?!!
Федор, видно вообще не спавший ночью, сидел у окна буд-
то в ожидании ареста - сгорбленный, вздрагивающий при каждом
шорохе. Максим, скрестив руки на груди, вперился в циферблат
часов, специально вчера одолженных у Кобота.
Часы люто, нечеловечески стучали.
Звонок все-таки раздался, но казалось - ему не искупить
предшествующую муку.
Василий ворвался в квартиру, будто спасаясь от погони.
-- Все! Поехали! - сразу закричал Максим.
Все забегали туда-сюда по комнате. Федор, как солдат по
подВему, бросился одевать ватник.
-- Стойте! Посидим перед дорогой, - опомнился Петр.
Все сели, кто куда. Василий, блаженно улыбаясь, вытирал
пот. Не подлец ли?
-- Ну пошли.
Чинно спустились по лестнице, прошли двор, помахав ру-
ками очереди у пивного ларька (нужно ли говорить, что вся
очередь со вторника знала о поездке в Пушкин).
Как-то без нетерпения дождались автобуса. Автобус резко
тронулся, все повалились друг на друга со счастливым смехом;
Петр, однако, осторожно прижимал к груди сумку.
-- Стой! - страшно закричал и позади - кто-то падая и
плача бежал вдалеке. Это Федор не успел сесть.
. .
Нет, есть все-таки люди, умеющие не дрогнуть под удара-
ми судьбы, как каменный мост во время ледохода.
Наверное Максим все-таки такой - хоть и пытался драться
с шофером автобуса так, что тот из злости не открыл дверь
даже на следующей остановке, заодно попало и Василию, наста-
ивавшему на диком предположении, что Федор догадается ехать
следом и стало быть нужно ждать следующего автобуса.
Но кто бы смог так остановить первое же такси; не имея
в этом деле никакого опыта? Только Максим. Так Геракл оста-
новил у пропасти колесницу какой-то царевны.
А кто бы смог найти Федора, с искусностью подпольщика
(проворонил Федор свое призвание) захоронившегося, пропавше-
44
го в промежутке между автобусной остановкой и домом?
Нет, Максим - это супер.
. .
Часа через два они уже шагали под сводами Витебского
вокзала. Плотной группой, держась за плечи и руки друг дру-
га, поминутно оглядываясь и пересчитываясь, они вошли в
электричку. Сразу обмякнув, как мешки с картофелем, опусти-
лись на скамейку. Говорить не хотелось.
Электричка застрекотала, тронулась, и Федор придался
лицом к стеклу, более чем по-детски водя глазами туда и об-
ратно. Все улыбались и тоже смотрели в окно.
-- Ну что же, может сухонького по этому поводу? - спро-
сил Петр.
-- Давай, - суть помедлив, сказал Максим. - Можно и су-
хонького раз такие дела. Не думал я, что выйдет у нас. По-
везло, здорово повезло.
-- Что не выйдет? - осведомился Петр.
-- В Пушкин поехать.
-- Почему не выйдет? Странно, что еще такая канитель
получилась.
-- Отрясина ты полупелагианская. Много ли у тебя чего
выходило?
Достали бутылку сухого, вот только ножа ни у кого не
нашлось. Настолько непривычно было пить сухое, что никто,
даже Федор, не имел особого опыта открывания таких бутылок -
с пробкой.
-- Эй, приятель, у тебя штопора нет? - обратился Васи-
лий к человеку, сидящему невдалеке. Тот мотнул головой.
-- А ножа какого-нибудь?
Гражданин, чуть помедлив, достал узкий, похожий на ши-
ло, нож.
Василий приладился и стал продавливать и терзать проб-
ку, но никак не получалось.
-- Мне выходить на следующей, - сказал гражданин.
-- Не ссы, выйдешь, - беззлобно отрыкнулся Максим, нес-
мешливо и мудро хлюпнув носом. Видно было, что он расслабил-
ся и пришел в себя.
Василий заторопился и стал тыкать ножом так, как толкут
картошку на пюре. При очередном ударе он промахнулся и вса-
дил нож себе в запястье. Струйка крови ударила в пыльный
пол.
-- В вену, - печально констатировал Василий.
Сидящие невдалеке граждане всполошились, стали глядеть
с отвращением, некоторые пересели.
-- Немедленно идите в травмпункт! - вскричал мужик, ко-
торый дал нож. - Пойдемте, что вы сидите?
Действительно, электричка стояла на остановке. Стояла и
стояла, пока не обВявили:
-- Товарищи, просим освободить вагоны. Электропоезд
дальше не пойдет.
45
. .
Когда они вылезли в Пушкине, кровь уже не покрывала
платок новыми пятнами.
Небо было сплошь в хмурых тучах, накрапывал дождь.
-- Да, не зря ты, Федор, ватник взял! - засмеялся Петр.
-- А мы пойдем в парк? - оглядываясь, спросил Федор.
-- Конечно, - ответил Максим.
Все улыбались.
* *
46
П О Х М Е Л Ь Е
Петр раскрыл глаза с таким ощущением, будто открывалась
чуть зажившая рана.
-- Пойдешь на работу? - повторил Максим.
-- Нет, - ответил Петр и накинул пальто себе на голову.
Под пальто душно, уютно, пахнет махоркой, что-то кру-
жится. В кулаке, кажется, сидят маленькие существа и пропол-
зают туда и обратно. Быстро-быстро ползут, а то и большой
кто-то пролезет, со свинью. Странно, отчего так не уравнове-
шенно, что во рту так жжет и сохнет, а ногам наоборот очень
холодно? Оттого, что голова главнее? Или короче? Или...
-- Пиво будешь? - спросил Максим.
-- Нет.
Человечки проползли в кулак по несколько сразу. Нет, ни
на какую работу. Или... И, это он про пиво, буду ли пиво,
ну-ка!
Рывком сбросил пальто и сел.
-- Я тебе налил, - сказал Максим, - давай, чтоб не мая-
чило.
Утро дымное; но не в том смысле, что накурено, нет.
Ранние косые лучи играют на бутылках, как в аквариуме, и все
белое кажется перламутровым, дымным. Ну не прекрасно ли -
бывает еще и утро. Перламутра перла муть. Не пива, а кофе
надо побольше и ходить, удивляться.
Петр встал, поднял с пола ватник и, не зная, куда поло-
жить его, не в силах думать над этим вопросом, бросил.
Взял стакан, поклацал по нему зубами.
В каждый момент случалось очень многое, слишком неумес-
тно отточены сделались чувства. Взявшись за ватник, Петр на-
чал более гнуть Бог знает как далеко идущую линию поведения
- не выдержал, изнемог, бросил. И за пиво взялся так же -
вложив все свои чаянья со стоном глянул в глубокую муть,
поднес к губам, приник поцелуем.
Пиво казалось очень густым и даже как будто не жидким,
сразу устал пить.
-- Вон вода в банке, - сказал Максим.
Петр пошатался туда-сюда, выпил воду.
-- Слышь, Максим, мне вроде в военкомат надо; свиде-
тельство мобилизации приписное... Предписательство...
-- Вали, вали.
Петр тотчас же повернулся и вывалил на улицу.
. .
Пройдя метров двести, он остановился и внимательно ог-
лядел небо. Не вышла, видно, жизнь. Поломатая. Все насмарку.
Псу под хвост. Петр засмеялся - непонятно, почему это с та-
ким удовольствием, этак игриво, да откуда такая мысль сей-
час?
Грустно и легко. Не выпить ли кофе? Нет, здесь только
из бака пойло по двадцати двум копейкам. Надо пожрать, кста-
ти. Или домой? Домой.
47
. .
Как счастливы первые полчаса дома - сидишь, ешь один,
читаешь какое-нибудь чтиво, хоть "Литературную газету". Ни-
чего не случается, ничего не воспринимаешь. Плата за отсутс-
твие получаса жизни - всего ерунда, не больше рубля - худо
ли?
Петр накрыл грязную посуду тряпкой, что подвернулась
под руку, лег на диван. Оглядел книги, покурил. Встал, пос-
лонялся. Включил магнитофон, и хоть тотчас же выключил, нер-
вный Эллингтон успел все испоганить.
Петр очнулся второй раз за утро, того и гляди снова че-
ловечки в кулак полезут. Нужно начинать день сначала. Или
ложиться спать.
Нудное, суетливое беспокойство за судьбу дня! - что-то
надо ведь сделать, хоть кофе нажраться, хоть что.
Нужно остановить эту расслабленность и для начала спо-
койно, не торопясь, прочитать наконец "Плавание" Бодлера -
ни разу в жизни, ей Богу, не нашлось для этого свободного
времени. И если не сейчас, то никогда не найдется из-за этой
же расслабленности.
"Для отрока, в ночи глядящего эстампы,
За каждым валом - даль, за каждой далью - вал.
Как этот мир велик в лучах рабочей лампы!
Ах, в памяти очах - как бесконечно мал.
В один ненастный день, в тоске нечеловечьей,
Не вынеся тягот под скрежет якорей...
С первых же строк Петр почувствовал, что это то, что
эти строки он будет знать наизусть - и они будут спасать его
и в автобусных трясках, и под жуткими лампами дневного света
на работе, однако, не дочитав и до половины, заложил спичкой
и сунул в портфель - не то! Стихи прекрасные, но быстрее же,
быстрее, некогда тратить время на стихи. Что же сделать?
Пыль медленно клубилась на фоне окна. Казалось, что
смотришь в окно, на голубей, на заборы как на волшебное дол-
гожданное кино.
В Эрмитаж? В Эрмитаж...
Петр в оцепенении усмехнулся - давно ль был в Эрмитаже,
давно ль слушал спор восторга со скукой перед любимым порт-
ретом? Портретом Иоремиаса Деккера. Скука говорила: "О! Как
обрыдло! Одни переработанные отходы - сколько же их просеи-
вать?"
Восторг говорил своей супруге: "Оставь меня, хоть на
час. Не навязывай свое проклятое новое, я все еще жив!"
Нет, Эрмитаж требует согласия с самим собой. А все ос-
тальное? Как нудно предчувство...
Продолжение на следующей странцие...
