нное "Я" любого человека и всеобщий Спаситель.
Тот, кто сумел слить элементы своей души с этим высшим, эфирным "Я", в собственном сердце ощутит его силу. Этот принцип окрестит его душу огнем, и принявший огненное крещение станет первосвященником и Царем. Тот, кто чувствует его влияние, — подлинный "наместник Бога", ибо через него действует высшая сила мира. Принцип этот наполняет познавшего его покоем, "что превосходит понимание"; сердца людей тянутся к такому человеку, и блаженство приходит ко всякому, кто оказывается рядом с ним. Этот принцип отпускает людям грехи, превращая их в тех, что не грешат, а значит, не нуждаются в отпущении; чтобы дать совет, ему не нужно выслушивать исповедь, ведь он знает сокровенные думы каждого, и его увещания слышны в сердце любого, кто научился понимать их язык. Способность воспринимать их дает человеку веру, ибо он может теперь узреть истину, в то время как раньше он полагался на чужие слова. Тот, кто учится у истины, не ошибается. Она говорит с человеком, однако не он принимает её, а она вбирает в себя его душу. Она возвращает жизнь умирающему, ибо бессмертна; тот, кто сольется с ней, причастится её бессмертия. Брак, заключенный в истине, нерушим, поскольку в этом источнике всё человечество есть одно нерушимое целое. Попытка отпасть от нее равносильна гибели. Область, в которой обитает этот принцип, — область вечной жизни, единственная подлинная и безгрешная "церковь", которую нельзя лишить власти. Эта церковь — воистину "католическая", вселенская, вне её не может существовать ничто, как ничто не может существовать вне жизни. У нее нет названия, она не требует за посвящение мзды, не ждет соблюдения ритуалов. Язычники и неверующие могут войти в неё, не меняя своих убеждений, ибо не существует убеждений там, где душе открывается сама истина.
Но этот подлинный принцип-Христос — не Иисус общепринятого христианства; он давно изгнан из наших храмов, а на месте его воссел призрак. Менялы и торгаши заполонили храм души, они приносят кровь бедняков в жертву деревянным идолам; отвернувшись от истины, они поклоняются мишурному блеску, расточая богатства народов ради удовлетворения собственного тщеславия. Подлинный "Сын Человеческий" осмеян теми, кто называет себя верующими в него; оклеветанный лицемерными друзьями, он распят теми, кто не признал в нем единственного источника своей жизни. Его убили люди в своих сердцах, по невежеству, по глупости, ибо не знали, что делают, не знали, что основа их жизни уходит вместе с ним.
Современная цивилизация избрала религию эгоизма и отвергла проповедь любви; она унижается, склоняясь к ногам идолов, хотя могла бы восстать в величии и чистоте, как королева всего творения. Но человечество ещё спит, оно не окончательно пробудилось к жизни. Оно ищет Бога, которого не знает, и не может понять, что Бог — в нем самом, и нет другого. Люди требуют второго пришествия, не понимая, что для этого нужно лишь открыть двери сердца.
Этот неведомый им Бог согласен принять всех. Это принцип, готовый родиться в каждом сердце, где найдется для него место. Он всегда пробуждается к жизни в "яслях" между элементальными и животными инстинктами человека. Ему не пристало рождаться среди роскоши, потому что гордость и предрассудки враждебны этому принципу, и в сердце, полном тщеславия, он быстро задохнется. Известие о его рождении вызывает трепет восторга во всем физическом теле, и утренние звезды поют от счастья, возвещая рассвет дня Воскресения духа. Три волхва с Востока — Любовь, Мудрость и Сила — приходят к яслям и приносят дары младенцу. Он растет, и постепенно его божественная природа начинает проявляться. В храме разума он вступает в спор с интеллектуальными силами, и они смолкают перед глубиной его познаний. Он постигает тайны, недоступные интеллекту, который исходит из чувственных восприятий. Седовласая материалистическая наука, пожилая софистика, логика, строящаяся на неверном понимании фундаментальных законов Природы, — все они расступаются, принужденные признать мудрость юного Бога.
В пустыне материальных желаний его искушает сатана — "я". Но стремление к собственной выгоде не может сбить его с пути, ибо у безличностного нет личных интересов. "Сатана" не предложит ему ничего нового, ведь он, Всевышний, владеет всем, что ниже его.
Этот принцип, в своей целостности, — первое проявление Абсолюта, всегда сосуществующее с последующими. Он — "единородный сын" своего отца, и он стар, как его отец, ведь проявленный Абсолют лишь тогда может стать "отцом", когда рожден "сын".70 Это — живое Слово; любой человек — Христос, ибо в нем воплощается "сын Бога". Он — божественное "Я" каждого из нас, изначальный эфирный двойник, в котором нет пороков, ведь они присущи только форме. Этот принцип не личность, но может стать таковой, войдя в человека и все же оставшись, по сути, безличностным — живым принципом, вездесущим, неискаженным, бессмертным. Так совершается великое таинство, недоступное интеллекту, который способен рассуждать лишь от частного к общему; но душа, в которой пробудилась способность к духовному, взирает на происходящее с изумлением и восторгом. Дух лишен формы и постигает внеформенное; интеллект же привязан к форме и может познать что-то иное только при помощи духа. Интеллект имеет дело с конечным, и лишь если его озарит тот самый принцип, в существовании которого он в обычном состоянии сомневается, бесконечное окажется ему доступно.
Пока интеллект, колеблясь, сомневается в существовании Духа, он не сможет его осознать, поскольку в глубины, где скрывается Дух, может проникнуть лишь незамутненный разум. Простое "верование" — удел невежества, подлинная вера основана на знании. Но мы не можем увериться в существовании того, чего не понимаем и не осознаём. Знание, сознание, уверенность в существовании чего бы то ни было должны прийти изнутри. Можно искать Бога внутри себя, но нельзя создать его. Нам нужно приготовиться к его пробуждению — очистить разум и душу от интеллектуальных предубеждений и чувственных привычек, и когда проснется божественный принцип, придет "благодать". Эта благодать — не милость, дарованная пристрастным, капризным, персонифицированным богом, а результат сильного желания, которое способно само себя удовлетворить, и если его нет, просить о чем-то бесполезно. Человек, чье сердце стремится к низменному, с тем же успехом станет молить о высоком, как если бы желудь, накрытый камнем, просил о превращении в дуб. Доверять безоговорочно словам бонзы или священника — слабость, учиться распознавать истину — сила, ибо только через познание можно прийти к уверенности и к подлинной вере.
Когда в человеке пробуждается божественный и безличностный принцип, он воздействует на него с пяти точек притяжения — об этом свидетельствует знак пятиконечной звезды, а в христианском символизме — крест. Тело узнает новые ощущения, сердце начинает биться быстрее, животные силы с пришествием "Христа" начинают бушевать в своем "аду", голова, ладони, ступни и другие части тела болят, и кандидат в бессмертные, будь он христианин, мусульманин, брахман, иудей или неверующий, может таким образом физически испытать то, что иносказательно описано как крестная мука Христа.71 Соединение бессмертного со смертным неизбежно приносит смертному боль, пока низшие элементы не станут полностью покорными и бессознательными — это происходит, когда в сердце (в душе) ещё остается кровь (земное начало) и вода (жизненное начало), но материальный огонь, что наделяет эти элементы сознанием, покидает тело.72
После смерти, когда покров материи, сковывавший дух, разорван, человеку уже "не перебьют голеней",73 так как высшие элементы его души74 уже не будут в муках отделяться от низших (ведь они при жизни утратили тесную связь). Только у неспелого плода косточку трудно отделить от мякоти. Бессмертный дух не испытывает боли, но два разбойника (четвертый и пятый принципы75), которые воскреснут вместе с ним, чувствуют притяжение трех низших земных стихий.
После этого разделения Исида, богиня Природы, матерь тела, вечная девственница, которую обычно зовут Марией,76 позаботится о своем сыне. Его жизненное начало ляжет в новую гробницу, "где не было до того человека", и перейдет в другую форму, растительную или животную.77 Возвратившись в колесо воплощений, оно поможет родиться зерну и взрасти винограду и вновь войдет в человеческую плоть с вином и хлебом. Тот, кто вкусит этой пищи, соединится с жизненным началом Природы, как тот, кто сольется с духом, своим высшим "Я", соединится с подлинным Христом.
Вот так и оказывается, что христианское аллегорическое повествование на самом деле описывает оккультное таинство, о котором, конечно же, знали задолго до возникновения христианской церкви. Основа этого таинства — мировой закон, а значит, история его не короче истории человечества. Индийский йог, практикующий йогу,78 сливает свое низшее "я" с высшим; брахман, который через медитацию и изучение священных книг достигает соединения своего атмана и мирового Парабрахмана; буддист, стремящийся уничтожить свое низшее "я", дабы его лишенная формы суть могла раствориться в нирване, — все занимаются одним и тем же; но невежды, называют ли они себя брахманами, буддистами, христианами или как-то ещё, невежды, которые видят в аллегориях естественных и сверхъестественных сил индивидуализированные образы богов, — на самом деле идолопоклонники.
Тот, кто исполняет обряды, не понимая их истинного значения, — служит иллюзии. Заставлять невежду сменить один мираж на другой — бессмысленно; и деньги и время, потраченные на такое "обращение", — потеряны. Глупость, заменившая глупость, остается глупостью; переход на другую точку зрения не дает знания, и тот, кто объявил себя мудрым, совершенно не обязательно таковым является.
Если человек знает истину, не столь уж важно, как он её называет и как пытается выразить невыразимое. Буддист, который видит в статуе Будды символическое воплощение жизненного принципа в память о реально существовавшем некогда человеке, в котором этот принцип проявил себя наиболее полно, человеке, которому хотелось бы подражать, и возлагает у ног статуи цветы и плоды, столь же близок к предвечной истине, как и христианин, для которого образ Иисуса из Назарета есть выражение высшего идеала.
Множество усилий и огромное количество времени было потрачено на то, чтобы доказать или опровергнуть, что основатель христианства — человек, на самом деле живший в Палестине в начале новой эры. Может, конечно, историку и очень интересно узнать, существовал ли человек по имени Иисус, или Иешуа, и если был, то когда, но для дела спасения человека этот вопрос не представляет особой важности. Люди — только формы, и, как таковые, они ограничены, являясь всего лишь частью целого, а целое не может зависеть от части. Если Иисус, как его описывают в Новом Завете, действительно существовал, он, несомненно, был величайшим адептом и поистине "Сыном Божьим", как и всякий, в ком пробудился божественный Дух, осознавший себя Сыном Божьим79 и воплощением Слова. Насколько мы можем судить, он был совершеннейшим воплощением духа истины среди всех, кто когда-либо жил на Земле, но истина существовала и до него, и она — не в надежде на то, что некто спасет человечество от зла; эта внешняя форма — всего лишь её выражение. Те, кто верит в дух Христа, — неважно, верят ли они при этом в его действительное существование, — истинно верующие, а те, кто не следует его заповедям, но верят в него как в личность, почитают форму без жизни — иллюзию.
Идея спасения человечества восходит отнюдь не к предполагаемому времени жизни исторического Христа. Судьба Христа имеет прообраз в судьбе Кришны. Греки поведали о спасении души в аллегорическом рассказе об Амуре и Психее. Психея (душа человека) каждую ночь наслаждается объятиями своего божественного возлюбленного Амура, (шестой принцип). Она чувствует его священное присутствие и слышит голос интуиции в своем сердце, но ей не дано видеть источник этого голоса. Когда бог спит (когда молчит интуиция), пробуждается любопытство...
Продолжение на следующей странцие...
