оряет ВСЕ, ЧТО МЫ ХОТИМ. И именно мы притягиваем себе свои болезни, несчастные случаи, смерть, упадок, увядание, просто по привычке, через наше ощущение неизбежного, возможного, невозможного и т.д.
И, наконец, совершенной другой вид вибрации начинает (как бы выразиться?) "пульсировать" в этой материи. И это можно сделать, гуляя по улице -- лично я делал это при любых обстоятельствах, в наиболее банальных, как и в самых невозможных местах, казавшихся удушающими, в... я делал это ПОВСЮДУ.
Уход Матери
Товарницки: Но до сих пор, насколько нам известно, никто не превзошел смерть. Умерла и сама Мать, которая боролась со смертью тем же образом, что и Шри Ауробиндо. Так что же произошло?
Прежде всего, я не уверен, что единственное человеческое существо может, индивидуально, РАДИ СЕБЯ, превзойти закон смерти. Один особый индивид не играет никакой роли. Совсем никакой. Должно подключиться сознание всей земли в ее вечности.
Да, смерть не неизбежна: МОЖНО избежать закона смерти. Но... как раз здесь и начинается проблема -- не проблема, а основная трудность.
Что же происходит по мере того, как клетка все больше и больше очищается от всех ее катастрофических и смертных привычек?
Это трудно понять, но в ту минуту, когда материя освобождается от своих катастрофических привычек, она тут же становится ВСЕЙ материей. Нет больше стен, нет больше разделения. Маленькая индивидуальная энергия, заключенная в аквариум, больше не является индивидуальной энергией, вращающейся по прежним кругам; это гран-ди-оз-ная энергия -- та самая, что правит вселенной.
И все те, кто жили с Матерью, знают, что это значит, хотя бы немножко.
Она говорила мне.. Как часто они мне говорила: "Я должна прикрыть себя! Я должна прикрыть себя, иначе это становится невыносимым."
Эта энергия невыносима. Она столь грандиозно "чистая" и "солнечная", что на малейшие пораженческие поползновения в наших глубинах -- все это составляет вещество нашего существа -- она действует как луч света в крысиной норе. Все начинает метаться и визжать. Когда находишься рядом с Матерью, то все эти темные вещи в глубинах человеческой материи начинают задыхаться и метаться, чувствовать, что... их срок подходит к концу.
Так что недостаточно стать новым видом.
Вам нужно позаботиться о том, чтобы не быть убитым старым.
И здесь мы подходим к чему-то... очень болезненному, что действительно составляет суть человеческой убогости.
Дело в том, что земля (можно сказать, что ашрам был просто символическим представлением земли, типичных человеческих существ, некоторой человеческой субстанции, которая должна быть трансформирована) и вся эта материя чрезвычайно злобно отторгает радость. Она отторгает простор, необъятность. Она очень привязана к свои скрипучим маленьким привычкам. Она очень привязана к своим маленьким идеям, маленьким силам, маленьким способам бытия -- даже если они "йогические". Попробуйте изгнать из человеческого сознания то представление, что перед фотокамерой они не должны позировать со скрещенными ногами, окруженные благоухающими ароматами фимиама или жасмина.
Так что они все чаще говорили: "Она впадает в детство. Ей 92, затем 93, затем 94. И это происходит всегда. Это нескончаемо."
Печально об этом говорить... но так оно и было. Им было достаточно, они больше не могли выносить Мать.
Им было довольно.
Что касается меня, то только потому что я достиг КОНЦА всех возможных переживаний, с того дня, как я вскричал в концлагере... кричал везде -- кричал в лесу, кричал на дорогах Индии, кричал... действительно на крайних переделах моей собственной человечности, с таким жгучим зовом "нечто иного" -- той необъятности, того света, той красоты. Я так СИЛЬНО нуждался в этом, что как бы был способен "выдержать" эту мощь света. И даже когда я чувствовал, что мое тело начинает разрушаться -- потому что давление этой энергии было столь грандиозным, знаете ли -- даже тогда я говорил "ДА! ДА! БОЛЬШЕ! И еще БОЛЬШЕ! И даже если я должен умереть от этого!... Пусть я умру лучше так, чем на больничной койке!"
И тогда я смотрел на нее... я смотрел на нее. Ей было 92, 93, 94 года. И столь одинокая. Окруженная таким чудовищным непониманием. Они приходили увидеть ее и забрасывали ее таким пустяковыми, такими мелочными делами: "Стоит ли мне продать машину по такой-то цене?", "Следует ли мне жениться на такой-то женщине?", "Должен ли я делать это или следует сделать то?...". Они заваливали ее письмами, вопросами и даже проявляли дурную волю: "Довольно! Достаточно! (как я и говорил в начале) Достаточно! Избавьте меня от этого!"
Очень трудно вынести Истину -- ЖИВУЮ Истину. ЖИВУЮ Энергию.
Я смотрел на нее... эти клетки, это тело, столь ясное, столь прозрачное, было окружено и постоянно поглощало отрицание, отказ и даже бунт. Всякий раз это происходило так, как если бы клетки подхватывали некую человеческую болезнь, или, возможно, эту человеческую болезнь -- ТОЧНО человеческую болезнь. И всякий раз она должна была очищать, в собственном теле, все эти внушения, всю эту дурную волю!...
А КТО верил?
КТО говорил: "Мать НАЙДЕТ путь. Мать ПРОЙДЕТ через это."
Кто верил?
Она обычно говорила мне: "Ни один здесь".
Ни один здесь.
Так вот и было: это существо, которое пыталось сделать столь многое для земли, которое столь много искало ради любви и красоты на земле -- и... "Ни один." Было так... трогательно, мучительно, знаете ли, видеть, как на нее все больше давила, если можно так сказать, боль этого человеческого отказа, этого человеческого непонимания.
Я действительно любил Мать.
Она была величественной.
Она была героической.
Затем, однажды, они закрыли передо мною ее дверь.
Товарницки: Кто?
Ее ученики. Я не понимаю их мира; их способ бытия ускользает от меня. Я не мог понять их. Я не мог понять эту ревность или зависть. Я не мог ничего из этого понять.
Они захлопнули передо мною дверь.
Так что ничего не оставалось, вы видите.
Зачем становиться бессмертной?
Зачем светить?
Только ради себя?
Она, которая так любила землю, которая так сильно пыталась передать собственный секрет радости -- радости в материи, то есть. Этот секрет необъятности, связь со всем и каждым.
Она ушла.
Но она не ушла далеко.
Она здесь. Она здесь.
Я чувствую ее. Она улыбается мне. Она поддерживает меня.
Но это не ради меня одного. Это так очевидно, что каждый может позвать ее в своем сердце, на детский лад, где угодно, на любом языке... "То" готово помогать нам и.. вынуждает нас двигать горы.
Она здесь.
Если у нас есть отвага на Радость.
Товарницки: Что она сказала перед уходом?
Но они закрыли передо мной дверь за полгода до этого.
Товарницки: Но перед этим она сказала Вам нечто: "Другие поверят, что я умерла..."
О, да!
Товарницки: Можете сообщить нам поточнее?
"Они поверят, что я умерла. Но ты все знаешь и расскажешь им. Я бы и сама им сказала, но они не верят мне." Вот что она сказала.
"Но они не верят мне."
Во что они верили?
Что она стара.
Как бы там ни было...
Товарницки: А что это был за бунт? Почему они восставали против Матери в течение тех последних лет?
Бунт был неявным. Он был нескладным ропотом во многих людях, и особенно в ее ближайшем окружении.
Хорошо, это... довольно легко понять.
Для каждого из них Мать представляла препятствие для его маленького желания, его маленького эго, его маленькой силы или престижа... Каждый ощущал препятствие.
Действительно, достаточно только посмотреть вокруг: после ухода Матери все эти зажатости вырвались на свободу. Все те маленькие... существа, томимые жаждой власти, престижа -- все одетые в безупречно белое -- кто даже пытался наложить свои руки на Адженду Матери, на все беседы, которые она вела со мной, так напуганы они были тем, что она могла бы сказать мне. Они перепробовали все.
Но нет смысла говорить об этих отрицательных вещах.
Они пройдут -- пусть они идут своей дорогой; это не имеет значения.
Не более чем древний орангутанг или примат протестовал против человека. Но это не помешало приходу человека.
Пусть они возвращаются к своим духовным медитациям, ко своем праху.
Но то, что Мать посеяла на земле, с таким большим страданием -- это необратимо.
И это то, что происходит... знаете ли, то же самое корчание мы наблюдали и видим в учениках вокруг нее, да, это то, что корчится сейчас повсюду на земле! Все эти маленькие крысы, вылезающие из своих нор, все эти мечащиеся маленькие тараканы, все жестокости, все ужасные вещи... приходящие отовсюду, как если бы внезапно были открыты все канализационные люки.
Почему?... Потому что поистине ГРАНДИОЗНЫЙ луч света, сфокусированный здесь, разворошил всю грязь в глубинах, так чтобы можно было от нее избавиться. Так что нечто иное может возникнуть из ГЛУБИН этой материи, выйти из-за крысиных нор или святых нор -- может появиться новый воздух, новая возможность.
Именно это и происходит сейчас. И это происходит НЕЗАВИСИМО от того, хотим мы этого или нет.
Так почему бы не с нашим участием?
Единственный раз в эволюции человеческое существо могло бы принять участие в собственной трансформации.
Постоянно, постоянно, тело Матери повторяло одну и ту же вибрацию, ту же самую мантру.
Каждый может повторять ее
ОМ НАМО БХАГАВАТЭ
[OM NAMO BHAGAVATE]
Ом Намо Бхагаватэ
ом намо бхагаватэ
...
Перевод мантры Матери
Товарницки: Можно это перевести?
Действительно, к чему взывает вселенная или птица? Или растение? К чему они взывают?
К чему взывает вся земля? К чему взывает дерево?
К радости, любви, всевышней... всевышней "вещи" то есть.
Да, вот чем является мантра.
Это: "Я приветствую Всевышнего Господа... или Всевышнюю Радость или Всевышнюю Красоту. Вот что наполняет мои легкие. Вот что наполняет меня, что наполняет землю, что заставляет ее расти -- я приветствую Всевышнего Господа."
Товарницки: Таков перевод мантры?
Да. Но все это слова нашего интеллекта, тогда как... Это перевод нашего интеллекта. Но это та самая вибрация, тот самый звук, который нужно ВНЕДРИТЬ в тело.
Товарницки: Это буквально означает "Всевышний Господь"?
Всевышний Господь.
"Господь" это все еще... наш западный перевод.
Это "Бхагаватэ".
"Бхагаватэ" -- это.. (смеясь) -- что? Что можно сказать?
Это дыхание всего.
Но НАСТОЯЩЕЕ дыхание -- то, которое мы в действительности утратили.
Товарницки: Это не одна и та же вещь. С одной стороны, существует вершина иерархического порядка и понятие о Боге как о творце и движителе.
О, да! Это все еще наш наивный способ смотреть на вещи!
Но что есть в мире?
Есть только ОДНА вещь. И это все сущее: это мы, это вы, это коврик, это кресло, эти атомы, эта галактика -- это... все сущее.
Товарницки: Поэтому можно сказать "Всевышнее Бытие" или "Бытие"?
"Бытие". Так. Это так.
Да, "я приветствую Всевышнее Бытие".
Товарницки: И даже "Всевышнее" это...
Действительно! Не Всевышнее (как говорит Мать), не Всевышнее вне пределов досягаемости! Он здесь! Он здесь!
Товарницки: Точно.
Он бьется в нашей груди.
Он в каждой вещи, во всем сущем. Он в бедолаге, опустившемся на самое дно. Он во всем сущем.
Товарницки: Но мы все еще не перевели мантру.
Да. Это способ дыхания.
О, все, что мы можем сделать, это навесить ментальный или интеллектуальный перевод.
В действительности, не нужен никакой перевод -- требуется лишь, чтобы мантра вибрировала!
И вся вибрация полна солнечного света.
Товарницки: Еще со времен Платона разум пытался -- потому что это трудное дело для разума, и не подлежит сомнению добрая воля или способность западных мыслителей и других, кто пытался решать загадки -- иерархически организовать вселенную, в мистической форме Платона или в теологической форме Христианства. Повсюду мы видим вступление и установление всевышнего Движителя, по отношению к которому все другие творения находятся в сущности в состоянии зависи мости...
Да, зависимости...
Товарницки: ... и этим маленьким ...
Продолжение на следующей странцие...
