одеяния, и я был потерян. После этого все кончилось! Смерть была немыслима, несчастные случаи были немыслимы!
Товарницки: Вы когда-нибудь думали о том, чтобы остаться там навсегда?
Нет, вовсе нет! А произошло вот что.
Проведя десять или одиннадцать месяцев в лесу, я действительно был очень счастлив. Я знал ряд МГНОВЕНИЙ, когда чувствовал себя воздушным... столь легким я был, когда находился в гармонии с миром. Я был... я имел мгновения -- более, чем мгновения; дни, повторяющиеся дни подлинного счастья.
Затем -- не помню точные обстоятельства -- однажды я сказал себе: "Боже мой, ты становишься пленником леса! Ты его узник... ты становишься прямо как "лесной буржуа"! Ты попался!
Внезапно, это действительно меня встряхнуло.
Три дня спустя я уже сидел в лодке и плыл назад -- я бросил все. Я возвратился в Кайенне. Со всем было покончено. Я решил: "Поеду в Бразилию".
Не знаю, что произошло, но внезапно я сказал себе: "Да ведь ты становишься пленником!".
Я надел на себя другой кусочек одежды -- одежды человека лесов. Было очень удобно ходить одними и теми же кругами, я мог бы продолжать в таком духе и сорок, и пятьдесят лет, и умер бы в лесу. И что тогда?
Мой секрет все еще ускользал от меня!
Мой секрет -- как если бы вы могли за него ухватиться, только если с вас сброшены все одежды.
Но после этого вы немедленно нацепляете новые. Вы сразу же возвращаетесь к другой привычке бытия, другой рутине, которая может быть очень приятной, более или менее красивой и обширной, но, тем не менее, это привычка. И вы оказываетесь пленником малого или большого счастья, маленького или большого приключения. Но вы -- пленник. А я не хотел быть пленником -- ЧЕГО БЫ ТАМ НИ БЫЛО и КОГО БЫ ТАМ НИ БЫЛО.
Товарницки: Андре Бретон говорит об укоренении в приключении, в мистерии...
Точно! Вы делаете себе законом быть вне закона! Именно это я внезапно почувствовал: "Да ведь, я же... я укореняюсь в законе быть вне закона!"
Бразилия: миллионы за ничто
Товарницки: Поэтому Вы приняли решение...
О, я не терял ни минуты! Потому что... уж если я что-то решил, то решил. Я прыгнул в лодку и возвратился в Кайенне. И упаковал свой багаж: "Прекрасно, я отправляюсь в Бразилию."
Я пробыл неделю в Кайенне -- довольно ужасная была неделя, должен сказать -- затем сел в самолет и приземлился в Белеме, на Амазонке.
Здесь я испытал всевозможные новые приключения.
В Белеме у меня был выбор. Во-первых, был соблазн взять лодку и отправиться вверх по Амазонке. Но тогда я подумал: "Так ты повторишь опыт джунглей. Ты не собираешься делать это дважды, не так ли?"
Поэтому я покинул Белем и побродил вокруг. На грузовиках и всяком мыслимом и немыслимом транспорте я добрался до Бахии. Оказавшись в Бахии, я подумал: "Ну и куда же ты собираешься отправиться теперь?"
Наконец я сел в другой грузовик: "Поедем вглубь Бразилии и посмотрим, что произойдет."
Товарницки: Но какие Вы имели средства для жизни? Вы работали?
Для жизни... я даже не знал, что в Бразилии говорят на португальском языке. Когда я прибыл в Белем, то думал, что люди говорят по-испански. Вот каким было мое образование (смех)! По нужде я быстро подхватил несколько португальских слов. В действительности, я очень быстро выучил португальский.
Но я должен был зарабатывать себе на жизнь! Я должен был что-то делать.
И на последние деньги, остававшиеся у меня в Бахии, я решил: "Возьму грузовик и поеду вглубь континента; увидим, что из этого получится." А я всегда мог работать своими руками, делать что-либо.
На пути (выехав из Белема, я пересек так называемую Сертао, пустынную область Бразилии), я свалился в ужасной лихорадке.
Находясь в грузовике, я просто ничего не знал; возможно, я подцепил малярию или что-то вроде этого. Но я не беспокоился, потому что полностью игнорировал болезнь; мне было наплевать. Я не верил в болезнь. Но поскольку я горел в лихорадке, то водитель грузовика бросил меня в деревне, просто положил меня где-то, да и оставил меня там. А сам уехал. Так я и остался наедине со своей лихорадкой.
Так что, это тоже было... некое другой испытание.
У меня не оставалось ни гроша. Я с трудом мог связать три слова на местном языке. И я подхватил ужасную лихорадку, причину которой не знал.
Но так получилось, что мимо деревни проходили какие-то плантаторы, и кто-то сказал им: "Там лежит гринго, он болен." И те плантаторы оказались французами! Не знаю, может ли вы себе представить, но происходит так, что мимо крошечной заброшенной деревеньке в глубине Бразилии, проходят плантаторы, которые оказываются французами, и кто-то говорит им: "Там умирает гринго. Можете вы что-нибудь сделать?"
Они положили меня в свой пикап и увезли прочь... У них была плантация какао.
Я выздоравливал очень быстро, потому что просто не верил в болезнь. Нужно просто избавиться от определенных вещей, и это все.
Товарницки: Плантация какао -- это страна золотых плодов!
Да, очень мило, действительно. Это...
Товарницки: Она желтая, не так ли? Помните цвета?
Они розового цвета. Первые побеги какао розовые. Они прелестны, эти самые первые побеги. Деревья какао совсем невысоки, они скорее напоминают большой кустарник, если угодно. И покрыты всеми оттенками розового.
Они растут в Матте -- так они называют лес. Там нет больших гор, просто маленькие холмы с лощинами и речушками -- маленькими вьющимися речками. Очень мило.
И сразу же один из плантаторов спросил: "Ты умеешь ездить верхом на лошади?". "Ну конечно, я умею ездить на лошади", -- заявил я. Естественно, я никогда в своей жизни не садился на лошадь, но должен был... играть свою роль, должен оказаться способным.
Они посадили меня верхом.
И все пошло чудесно. Лошадь была очень послушной, и я был готов ко всему. Они вынудили меня нестись на лошади во весь опор по Матте. Они тоже устроили мне тесты, чтобы посмотреть, как я справлюсь.
В конечном счете между нами росла некая дружба. Три-четыре недели спустя они отвели меня в сторону: "Как насчет того, чтобы выращивать какао вместе с нами? Мы выделим тебе плантацию." И верхом на лошадях мы поскакали в очень милое место. Там был маленький риачон (маленькая речка) и Матта. Там были большие холмы, леса... И два или три холма были покрыты деревьями какао. Они сказали: "Это все твое". И там был также небольшой полуразвалившийся дом -- он стоял на отшибе.
Я посмотрел на все это... и представил себя "плантатором"... плантатором -- плантатором на всю жизнь, понимаете.
Внезапно я увидел полную картину: "Что я вообще здесь делаю! Итак, я буду выращивать какао, набивать им мешки и взвешивать их в деревне. И буду следить за рыночной ценой (есть биржа какао), чтобы постараться продать свое какао на 50 крузейро дороже, чем неделей раньше."
Я увидел себя посреди этого и подумал: "Нет, это невозможно!"
На следующий день я ушел. Все было кончено. Я очень разочаровал плантаторов. И я отправился на юг, в Минас Гераес.
Я должен был зарабатывать на жизнь -- у меня не было ничего.
Минас Гераес находится к северу от Рио-де-Жанейро.
Я стал искателем, я начал искать слюду. Я должен был зарабатывать деньги. В Бразилии есть залежи слюды, там полно таких залежей. А слюда считается довольно редким минералом. Так что я начал искать слюду для одной местной компании, которая имела свое маленькое представительство в одной из тех удаленных деревушек, куда вы можете добраться лишь на лошади или на джипе. Ехать на джипе можно двумя способами.
Там либо идет проливной дождь, либо крайне сухо. Когда идет дождь, дороги превращаются в сплошное месиво. А когда показывается солнце, эта грязь сразу же затвердевает и становится как рифленый металл. Так что у вас есть выбор: либо ехать на джипе очень медленно, либо нестись на сумасшедшей скорости, рискуя сломать себе шею. Было два способа передвижения: верхом на лошади и на джипе.
Так я искал слюду... я был в этом деле... не знаю, пять или шесть месяцев. Компания принадлежала одному американцу, американцу из Бостона. Пожилой американец, очень приятный человек, действительно, очень, очень приятный и очень состоятельный, и у него не было детей. И я ему очень понравился, потому что... я рисковал. И за что бы я ни брался, я старался, как мог. Если я уж делал что-то, то должен был делать это наилучшим образом. И я разведал немало залежей слюды.
(короткое молчание)
Так что он решил приблизить меня к своему бизнесу, принять меня как "сына".
Это было довольно заманчиво.
Он позвал меня в Рио-де-Жанейро, потому что его офис находился там. У него была яхта. Он знал, что я люблю плавать. Он сказал: "Смотри, вот твоя лодка!". Так я поплыл на яхте в залив Рио-де-Жанейро. Это было чудесно. Наконец-то я снова в лодке! И конечно же, я повстречал прелестную бразильскую девушку -- она была прекрасна. И было множество живописных островов в заливе Рио-де-Жанейро...
Рио-де-Жанейро: красный остров
Товарницки: Так что Вы опять попались в ловушку, из которой должны были выбраться...
Точно!
Дело в том, что вы сразу не понимаете, что это ловушка.
Но однажды я понял это. Я поплыл на один из островов залива -- залив Рио-де-Жанейро действительно прекрасен. Тот остров был усеян красными цветами: красные огненные деревья. На острове был старинный дом, арендованный, я думаю, одним австрийцем. Это было поистине великолепное место. Сады усеяны Греческими Венерами; комнаты обставлены антикварной мебелью... О, действительно, превосходное место, как бы райский уголок. И я был с бразильской девушкой.
Но как-то вечером я взглянул на все это... Знаете, бывают в жизни такие моменты, когда ваши глаза широко открываются и остаются неподвижными, застывают; и каждая мелочь вокруг вас внезапно запечатлевается. Вы не знаете, почему или как...
Мои глаза застыли на том маленьком пляже, на той очень милой и прелестной бразильской девушке возле меня, и слюдяные залежи где-то там, и яхта ждет меня. Я сказал себе: "Но что же ты ДЕЛАЕШЬ здесь! С какой стати ты это делаешь!"
Я больше не мог вынести ни минуты... Я просто -- просто не мог. Тем же вечером мы вернулись в Рио. Я пошел к тому обаятельному пожилому американцу и сказал ему: "Я уезжаю." "Куда же?", -- спросил он. "В Африку", -- ответил я. Он подумал, что я совершенно спятил. Он действительно подумал, что я сошел с ума.
В течение тех месяцев, когда разведывал слюду, я скопил немного денег. Я пошел в Трансантлантическую Компанию и спросил: "Есть ли у вас рейсы в Африку? И куда прибывают корабли?" Мне ответили, что некоторые лайнеры, направляющиеся во Францию, делают остановку в Дакаре. "Хорошо", -- ответил я и купил билет третьего класса до... Дакара. И у меня действительно почти ничего не оставалось, хватило лишь на билет.
Не знаю почему, но я оставил все... Или, скорее, внезапно я увидел ловушку. Я увидел себя пойманным в ловушку. Я подумал: "Что? Ты собираешься кончить свою жизнь толстым миллионером, собственником слюдяных приисков? И потом наделать маленьких бразильцев, или франко-бразильцев, которые сделают своих маленьких франко-бразильцев?" Я просто не мог вынести это.
Товарницки: Большинство людей завидывало бы Вам!
Но к чему зависть? Люди имеют ту судьбу, которую выбирают... И та, судьба, которую они выбрали, вероятно, хороша для них. Возможно, это самая лучшая вещь, которая может произойти с ними.
Мой путь -- это не лучший путь, знаете ли; это просто МОЙ путь.
Африка: теряя себя
... Прибыв в Дакар, я занялся поисками комнаты в гостиницах -- гостиницы были забиты до отказа, полным-полно людей. Я взял такси в поисках гостиницы. Я наблюдал, как щелкает таксометр, унося мои последние франки. Наконец, я нашел гостиницу, скорее, лачугу, в пригороде Дакара. Комнату я должен был делить вдвоем с "кем-то". И первое, что сказал этот "кто-то", молодой человек, занимавший комнату (там были две кровати: для него и для меня), было: "Надеюсь, Вы не против делить комнату с евреем?". "Ну...", -- ответил я, -- "Отчего же? Евреи -- очень симпатичный народ. Все евр...
Продолжение на следующей странцие...
