им из коллег она начала обсуждать фильм о Сальвадоре и мимоходом
упомянула, что ей уже надоело целыми днями заниматься одним и тем же.
- Наверное, пора мне на пенсию.
- Вы у нас одна из лучших сотрудниц, - сказал коллега. - А
юриспруденция - из тех редких профессий, где возраст всегда только плюс.
Отчего бы вам не взять длительный отпуск? Я уверен, что вы вернетесь совсем
другим человеком.
- Я вообще хочу начать новую жизнь. Пережить настоящую опасность,
помогать другим, делать то, чего до сих пор никогда не делала.
На этом разговор закончился. Она вышла на площадь, пообедала в более
дорогом, чем обычно, ресторане и вернулась в контору пораньше.
Именно этот момент и стал началом ее отчужденности.
Остальные сотрудники еще не пришли с обеда, и Мари воспользовалась
этим, чтобы пересмотреть дело, до сих пор лежавшее у нее на столе. Она
открыла ящик, чтобы достать авторучку, которая всегда лежала на одном и том
же месте, но никакой авторучки не обнаружила. Мгновенно пронеслась мысль,
что с ней в самом деле происходит что-то странное, раз она не положила ручку
на привычное место.
Этого было достаточно, чтобы сердце вновь бешено заколотилось, и тотчас
вернулся весь ужас вчерашнего вечера.
Мари оцепенела. В лучах солнца, проникавших сквозь жалюзи, все
приобрело вдруг совершенно иные цвета - более яркие, более резкие, и при
этом саму ее захлестнуло чувство, что в следующую же минуту она умрет. Все
было совершенно чуждым - и что вообще она делает за этим столом?
Господи, если Ты есть, пожалуйста, помоги мне.
Все тело словно окатило холодным потом: ее захлестнула волна страха,
который невозможно было контролировать. Если бы в этот момент сюда
кто-нибудь вошел и увидел ее взгляд, полный ужаса, она бы пропала.
Холод!
Именно холод на улице привел ее вчера в чувство, но как выбраться на
улицу? Она вновь с болезненной отчетливостью воспринимала любую мелочь
происходящего с ней - ритм дыхания (временами у нее было ощущение, что, если
бы она осознанно не делала вдохов и выдохов, организм не смог бы делать
этого самостоятельно), движения головы (образы перемещались с места на
место, словно при движении телекамеры), а сердце колотилось все сильнее, и
тело утопало в липком холодном поту.
И - страх. Ничем не объяснимый гигантский страх что-либо сделать,
ступить хоть шаг, выбраться из этой комнаты.
Это пройдет.
Вчера ведь прошло. Но сейчас, когда она на работе, кто знает - пройдет
ли? Мари посмотрела на часы - они тоже вдруг предстали как нелепый механизм
с двумя стрелками, вращающимися вокруг одной оси, указывая меру времени, и
никто никогда бы не смог объяснить, почему делений на циферблате должно быть
двенадцать, а не обычных десять, как и на любой другой шкале, установленной
человеком.
Только не думать о таких вещах. Не то я тотчас сойду с ума.
Сойти с ума. Вот как, наверное, всего точней называется то, что с ней
сейчас происходит. Собрав всю свою волю. Мари встала и пошла в туалет. К
счастью, коридор был пуст, и она добралась до цели за минуту, которая
показалась ей вечностью. Над раковиной она умылась холодной водой, и
ощущение заброшенности в совершенно незнакомый и враждебный мир прошло, но
страх остался.
Это пройдет, - уговаривала она себя. - Вчера ведь прошло.
Мари помнила, что вчера все длилось минут тридцать. Она заперлась в
одной из кабинок и, сев на крышку унитаза, прижала голову к коленям. В этой
позе зародыша стук сердца стал невыносимым, и она тут же выпрямилась.
Это пройдет.
Она оставалась там, все более чужая самой себе, словно
загипнотизированная той безвыходной западней, в которую угодила. Она
вслушивалась в происходящее за дверцей кабинки - шаги людей, входящих в
туалет и выходящих из него, звуки открываемых и закрываемых кранов,
бессмысленные разговоры на банальные темы. Неоднократно кто-то дергал
дверцу, но Мари что-то бормотала и дверь оставляли в покое. Особенно грозным
и зловещим был шум водослива - казалось, он вот-вот развалит здание, увлекая
всех в преисподнюю.
Но все-таки страх понемногу проходил, и сердцебиение возвращалось к
нормальному ритму. Хорошо еще, что ее секретарша не отличалась
внимательностью и вряд ли придала какое-либо значение отсутствию начальницы,
иначе за дверцей уже собрались бы все коллеги, допытываясь у Мари, что с ней
такое.
Почувствовав, что она вновь в состоянии себя контролировать, Мари
выбралась из кабинки, долго умывалась, потом вернулась наконец в офис.
- У вас, кажется, всю тушь смыло, - заметила одна из стажерок. - Дать
вам мою косметичку?
Мари даже не удостоила ее ответом. Войдя к себе в кабинет, она взяла
сумку и сказала секретарше, что уходит домой.
- Но ведь назначено столько встреч! - запротестовала секретарша.
- Здесь не вы даете указания; вы их получаете. Вот и сделайте так, как
я говорю: отмените встречи.
Секретарша проводила удивленным взглядом начальницу, от которой за все
три года работы не слышала ни одного резкого слова. Наверное, в самом деле
какие-то серьезные неприятности: может, ей сообщили, что как раз сейчас муж
дома с любовницей, вот она и торопится его застукать?
Она хороший адвокат и знает, что делает, - - сказала себе секретарша.
Скорее всего, уже завтра начальница попросит у нее прощения.
Но "завтра" не наступило. В ту ночь Мари долго говорила с мужем и
описала ему все симптомы того, что с ней происходит. Вдвоем они пришли к
выводу, что учащенное сердцебиение, холодный пот, отчужденность,
беспомощность и потеря самоконтроля - все это можно назвать одним словом:
страх.
С помощью мужа Мари попыталась проанализировать ситуацию. Про себя он
подумал - а вдруг это рак мозга, - но ничего не сказал. Мари, в свою
очередь, все больше укреплялась в подозрении, что случившееся с ней - лишь
начало чего-то в самом деле ужасного, и тоже промолчала. По здравом
размышлении, как и подобает умным и зрелым людям, они попытались прийти в
разговоре к какому-то общему знаменателю.
- Наверное, тебе стоит пройти обследование.
Мари согласилась, но при одном условии: никто ничего не должен знать,
даже их дети.
На следующий день она попросила у себя в адвокатской конторе 30-дневный
отпуск за свой счет. Муж хотел отвезти ее в Австрию, где имеются лучшие
специалисты по болезням мозга, но Мари отказывалась выходить из дома -
теперь приступы были все чаще и все более продолжительными.
С большим трудом - главным образом при помощи успокоительных - они
добрались до ближайшей больницы, где Мари прошла всестороннее обследование.
У нее не нашли никакой патологии, включая и аневризму, и это принесло хоть
какое-то успокоение.
Но сами приступы беспричинной и неодолимой паники никуда не исчезли.
Муж ходил за покупками и готовил, а Мари ограничилась ежедневной
обязательной уборкой, чтобы хоть как-то отвлечься. Она принялась читать
подряд все, какие только могла найти, книги по психиатрии, но вскоре их
забросила: ей казалось, что любая из описанных там болезней есть и у нее.
Самым ужасным было то, что приступы теперь стали привычными, но все
равно она чувствовала все тот же страх перед той совершенно чуждой
реальностью, в которую снова и снова попадала во время очередного приступа,
все ту же неспособность контролировать себя. К этому прибавились угрызения
совести - ведь мужу теперь приходилось работать за двоих, взяв на себя почти
все домашние обязанности.
Тянулись дни, а ее состояние никак не улучшалось, и Мари начала
чувствовать - и все чаще проявлять - крайнее раздражение. Достаточно было
малейшего повода, чтобы она вышла из себя и заорала на мужа или на первого,
кто под руку попадет, после чего неизменно начинались истерические рыдания.
Через несколько дней после того, как закончился отпуск, а Мари так и не
вышла на работу, к ним домой явился один из ее сотрудников. Он звонил
ежедневно, беспокоясь о ее здоровье, но Мари не поднимала трубку или просила
мужа сказать, будто сейчас занята. В тот день он просто пришел и звонил в
дверь до тех пор, пока она не открыла.
То утро выдалось сравнительно спокойным. Мари приготовила чай, они
поговорили немного о работе, и затем он спросил, когда же она собирается
вернуться в контору.
- Никогда.
Он вспомнил разговор о Сальвадоре.
- Ну что ж: конечно, вы вольны поступать по собственному усмотрению, -
сказал он примирительным тоном, - хотя мне кажется, что именно работа в
данном случае лучше всякой психотерапии. Поезжайте, повидайте мир, будьте
полезной там, где в вас нуждаются, - но помните, что двери конторы для вас
всегда открыты, можете вернуться, когда пожелаете.
Услышав это. Мари расплакалась, - теперь это с ней случалось на каждом
шагу.
Коллега подождал, пока она успокоится. Опытный адвокат, он ни о чем не
спрашивал, зная, что иной раз легче добиться ответа молчанием, чем задавая
вопросы.
Так и случилось. Мари рассказала обо всем, что с ней происходило,
начиная с посещения кинотеатра и до недавних истерических припадков при
муже, который так ее поддерживал.
- Я сошла с ума, - сказала она.
- Это возможно, - ответил он с видом знатока, но с нежностью в голосе.
- В таком случае у вас два выбора: лечиться или продолжать болеть.
- То, что я переживаю, неизлечимо. Я остаюсь в совершенно здравом уме,
а напряженность чувствую оттого, что такая ситуация сохраняется уже давно.
Но у меня нет таких обычных симптомов безумия, как потеря чувства
реальности, безразличие или неуправляемая агрессивность. Только страх.
- Все сумасшедшие говорят, что они нормальны.
Оба рассмеялись, и она вновь налила чаю. Они говорили о погоде, об
успехах словенской независимости, о напряженности, возникшей теперь между
Хорватией и Югославией. Мари целыми днями смотрела телевизор и была хорошо
обо всем информирована.
Прежде чем попрощаться, коллега снова затронул эту тему.
- Недавно в городе открыли санаторий, - сказал он. - Иностранный
капитал, первоклассное лечение.
- Лечение чего?
- Неуравновешенности, скажем так. Ведь чрезмерный страх, как и все
чрезмерное, - это неуравновешенность.
Мари пообещала подумать, но так и не приняла никакого решения по этому
вопросу. Прошел еще месяц. Приступы паники повторялись, и она наконец
поняла, что рушится не только ее личная жизнь, но и ее семья. Она снова
попросила какое-то успокоительное и решилась выйти из дому - во второй раз
за шестьдесят дней.
Она поймала такси и поехала к "новому санаторию". По дороге таксист
спросил, едет ли она кого-нибудь навестить.
- Говорят, что там очень удобно, но еще говорят, что сумасшедшие буйные
и что лечение включает применение электрошока.
- Мне нужно кое-кого навестить, - ответила Мари.
Одной лишь часовой беседы было достаточно, чтобы прекратились длившиеся
два месяца страдания Мари. Руководитель заведения - высокий мужчина с
крашеными темными волосами, который отзывался на имя "доктор Игорь", -
объяснил, что речь идет всего лишь о заболевании Паническим Синдромом -
болезнью, недавно вошедшей в анналы мировой психиатрии.
- Это не означает, что болезнь новая, - пояснил он, стараясь быть
правильно понятым. - Бывает, что страдающие ею люди скрывают ее из опасения,
что их примут за сумасшедших. Тогда как это - всего лишь нарушение
химического равновесия в организме, как в случае депрессии.
Доктор Игорь написал рецепт и пред...
Продолжение на следующей странцие...
