все больше людей были вынуждены обучаться этой системе и все
больше фирм - изготовлять такие клавиатуры, пока она не стала единственным
существующим эталоном. Повторяю: клавиатура машинок и компьютеров придумана
для того, чтобы на них печатали медленнее, а не быстрее, понимаете? Однако
попробуйте поменять буквы местами, и ваше изделие никто не купит.
Действительно, увидев клавиатуру впервые. Мари задумалась, почему она
располагается не в алфавитном порядке. Но потом уже ни разу не задавалась
таким вопросом, полагая, что это и есть лучшая схема для скоростного
печатания.
- Вы когда-нибудь были во Флоренции? - спросил доктор Игорь.
- Нет.
- А стоило бы. Это не так уж далеко, и с ней связан мой второй пример.
В кафедральном соборе Флоренции есть красивейшие часы, созданные в 1443 году
Паоло Уччелло. Оказывается, у этих часов есть одна особенность: хотя они и
показывают время, как любые другие, стрелки движутся в направлении, обратном
тому, к которому мы привыкли.
- Какое это имеет отношение к моей болезни?
- Сейчас поймете. Создавая эти часы, Уччелло не стремился быть
оригинальным: на самом деле в то время были и такие часы, и часы, в которых
стрелки двигались в привычном для нас направлении. По какой-то неизвестной
причине - вероятно, потому, что у герцога были часы со стрелками,
движущимися в направлении, которое сегодня нам известно как правильное - оно
в конечном счете и стало единственным общепринятым, а часы Уччелло стали
казаться чем-то умопомрачительным, безумным.
Он выдержал паузу, в уверенности, что Мари неотрывно следит за ходом
его рассуждении.
- Итак, перейдем к вашей болезни: каждое человеческое существо
уникально в своих качествах, инстинктах, способах получать удовольствие,
стремлении к приключениям. Но общество все-таки навязывает коллективный
образ действий, и людям даже не приходит в голову задаться вопросом, почему
они должны поступать так, а не иначе. Они соглашаются с этим точно так же,
как машинистки согласились с тем, что QWERTY - лучшая из возможных
клавиатур. Вы помните, чтобы кто-нибудь хоть раз за всю вашу жизнь спросил
вас, почему стрелки часов движутся в этом, а не в обратном направлении?
- Нет.
- Если бы кто-нибудь такое спросил, вероятно, он бы услышал в ответ: вы
с ума сошли! Если бы он повторил вопрос, люди попытались бы найти причину,
но затем
сменили бы тему разговора - ведь нет никакой причины, кроме той, о
которой я рассказал. Итак, я возвращаюсь к вашему вопросу. Повторите его.
- Я вылечилась?
- Нет. Вы другой человек, которому хочется быть таким же, как все. А
это, с моей точки зрения, является опасной болезнью.
- Опасно быть другой?
- Нет. Опасно - пытаться быть такой же, как все:
это вызывает неврозы, психозы, паранойю. Опасно хотеть быть как все,
потому что это означает насиловать природу, идти против законов Бога,
который во всех лесах и рощах мира не создал даже двух одинаковых листочков.
Но вы считаете безумием быть другой, и поэтому выбрали жить в Виллете.
Потому что, поскольку здесь все отличаются от других, вы становитесь такой
же, как все. Понимаете?
Мари кивнула головой.
- Не имея смелости быть другими, люди идут против природы, и организм
начинает вырабатывать Купорос, или Горечь, как называют в народе этот яд.
- Что такое Купорос?
Доктор Игорь понял, что слишком увлекся, и решил сменить тему.
- Не имеет значения, что такое Купорос. А сказать я хочу следующее: все
свидетельствует о том, что вы не вылечились.
У Мари был многолетний опыт работы в судах, и она решила тут же
применить его на практике. Первым тактическим приемом было притвориться, что
она согласна с оппонентом, чтобы сразу же после этого увлечь его в сети
другого способа рассуждении.
- Я согласна. Здесь я оказалась по вполне конкретной причине - из-за
панического синдрома, но осталась по причине весьма абстрактной: из-за
неспособности принять другой образ жизни - без привычной работы, без мужа. Я
с вами согласна. Мне не хватило воли начать новую жизнь, к которой пришлось
бы снова привыкать. Скажу больше: я согласна, что в приюте для умалишенных,
даже со всеми его электрошоками - простите, ЭКТ, как вы предпочитаете
выражаться, - распорядком дня, приступами истерии у некоторых пациентов,
правила соблюдать легче, чем законы мира, который, как вы говорите, "делает
все, чтобы все подчинялись его правилам".
Так случилось, что прошлой ночью я услышала, как одна женщина играет на
пианино. Играла она мастерски, такое редко приходится слышать. Слушая
музыку, я думала обо всех, кто страдал ради создания этих сонат, прелюдий,
адажио: о насмешках, которые им пришлось вынести, представляя эти
произведения - другие - тем, кто правил миром музыки. О тяготах и унижениях,
через которые пришлось пройти в поисках того, кто согласился бы
финансировать оркестр. О насмешках публики, которая еще не привыкла к
подобным гармониям.
Но самое худшее, думала я, это не страдания композиторов, но то, что
девушка играет их от всей души потому, что знает о своей скорой смерти. А
разве я сама не умру? Где я оставила свою душу, чтобы иметь силы играть
музыку моей жизни с таким же воодушевлением?
Доктор Игорь слушал молча. Похоже, все, что он задумал, приносило свои
плоды, но было еще рано утверждать это наверняка.
- Где я оставила свою душу? - снова спросила Мари. - В моем прошлом. В
том прошлом, которое так и не стало тем будущим, к которому я стремилась. Я
предала свою душу в тот момент, когда у меня еще были дом, муж, работа...
Когда я хотела оставить все это, да так и не хватило смелости.
Моя душа осталась в моем прошлом. Но сегодня она пришла сюда, и я,
воодушевленная, вновь ощущаю ее в своем теле. Я не знаю, что делать. Знаю
только, что мне потребовалось три года, чтобы понять: жизнь толкала меня на
другой путь, а я не хотела идти.
- Мне кажется, я вижу некоторые симптомы улучшения, - сказал доктор
Игорь.
- Мне не было необходимости просить разрешения покинуть Виллете.
Достаточно было выйти из ворот и больше никогда не возвращаться. Но мне
нужно было все это кому-нибудь сказать, и я говорю вам: смерть этой девушки
заставила меня понять мою жизнь.
- Мне кажется, что симптомы улучшения превращаются в чудесное
исцеление, - рассмеялся доктор Игорь. - Что вы собираетесь делать?
- Уехать в Сальвадор, заботиться о детях.
- Вам незачем ехать так далеко: менее чем в двухстах километрах отсюда
находится Сараево. Война закончилась, но проблемы остаются.
- Поеду в Сараево.
Доктор Игорь вынул из ящика стола бланк и тщательно его заполнил. Затем
встал и проводил Мари до двери.
- Идите с Богом, - сказал он, вернулся к столу и закрыл за собой дверь.
Ему не нравилось привыкать к своим пациентам, но избежать этого ни разу не
удалось. В Виллете будет сильно недоставать Мари.
Когда Эдуард открыл глаза, девушка все еще сидела рядом. При первых
сеансах электрошока ему требовалось много времени, чтобы вспомнить, что
происходило накануне. Собственно, именно в этом и состоял терапевтический
эффект данного вида лечения: вызвать у больного частичную потерю памяти,
заставить его забыть то, что его встревожило, и успокоить.
Однако частое применение электрошока привело к тому, что Эдуард стал
попросту устойчив к его воздействию. И он сразу же узнал девушку.
- Ты во сне говорил о райских видениях, - сказала она, проводя рукой по
его волосам.
О райских видениях? Да, райские видения. Эдуард посмотрел на нее. Ему
хотелось все рассказать. Однако в этот момент вошла медсестра со шприцем.
- Мне нужно сделать вам укол, - сказала она Веронике. - Это указание
доктора Игоря.
- Сегодня уже делали, я больше не хочу лекарств, - ответила девушка. -
А кроме того, я не хочу отсюда уходить. Я больше не намерена подчиняться ни
единому указанию, ни единому правилу, ничему из того, к чему меня будут
принуждать.
Казалось, медсестра привыкла к подобной реакции.
- Тогда, к сожалению, мы будем вынуждены ввести вам успокоительное.
- Мне нужно поговорить с тобой, - сказал Эдуард. - Пусть тебе сделают
укол.
Вероника закатала рукав свитера, и медсестра ввела лекарство.
- Хорошая девочка, - сказала она. - А теперь почему бы вам обоим не
выйти из этой мрачной палаты и не пройтись немного?
- Тебе стыдно оттого, что было вчера ночью, - сказал Эдуард, когда они
прогуливались по саду.
- Нет, уже не стыдно. Теперь я горжусь этим. Я хочу узнать о райских
видениях, ведь к одному из них я была так близка.
- Мне нужно заглянуть подальше, за корпуса Виллете, - сказал он.
- Так и сделай.
Эдуард оглянулся назад, - но не на стены палат и не на сад, в котором
молча прогуливались пациенты, - а на одну из улиц на другом континенте, в
краю тропических ливней и раскаленного солнца.
Эдуард чувствовал запах той земли. Стоял сухой сезон, пыль набивалась в
нос, а он был доволен, ведь чувствовать землю - значит чувствовать себя
живым. Он катил на импортном велосипеде, ему было семнадцать лет, он только
что закончил семестр в американском колледже в городе Бразилия, где учились
и все другие дети дипломатов.
Он ненавидел столицу, но любил бразильцев. Двумя годами ранее его отца
назначили послом Югославии - в те времена, когда кровавый раздел страны
никому и не снился. У власти еще находился Милошевич. Мужчины и женщины жили
рядом при всех их различиях и старались ладить друг с другом, несмотря на
региональные конфликты.
Первым назначением его отца была именно Бразилия. Эдуард мечтал о
пляжах, о карнавале, о футбольных матчах, о музыке, а оказался в этой
столице, вдали от побережья, созданной только как пристанище для политиков,
бюрократов, дипломатов и их детей, которые толком и не знали, что им
делать во всем этом окружении.
Эдуард ненавидел такую жизнь. На целый день он погружался в учебу и
пытался - но безуспешно - общаться с товарищами по колледжу, пытался - но
безуспешно - заинтересоваться автомобилями, модными кроссовками, фирменной
одеждой - ведь только об этом и говорили его сверстники.
Время от времени случались вечеринки, на которых в одном конце зала
сидели подвыпившие юноши, а в другом - изображавшие безразличие девушки.
Наркотики были обычным делом, и Эдуард уже успел испробовать практически все
существующие их разновидности, но так и не сумел ни к одному из них
пристраститься. Он был то чересчур взвинченным, то слишком вялым и быстро
терял интерес ко всему происходившему вокруг.
Семья была озабочена. Его готовили к карьере дипломата, по стопам отца.
Но, хотя у Эдуарда и были все необходимые для этого таланты - желание
учиться, хороший художественный вкус, способность к языкам, интерес к
политике, - ему недоставало основного качества дипломата. Ему было трудно
контактировать с окружающими.
И сколько бы его родители, получавшие неплохое жалование, ни водили его
на приемы, ни открывали двери дома для товарищей по американскому колледжу,
Эдуард редко кого-либо приводил. Однажды мать спросила, почему он не
приглашает друзей на обед или на ужин.
- Я уже знаю все марки кроссовок и знаю поименно всех девушек, с
которыми легко заниматься любовью. А более интересных тем для разговора у
нас нет.
Но однажды появилась бразильская девушка. Посол и его супруга
успокоились, когда сын начал выходить из дому и возвращаться поздно. Никто
точно не знал, откуда она взялась, но однажды вечером Эдуард ...
Продолжение на следующей странцие...
