Пауло Коэльо: Исповедь Паломника \ Хуан Ариас

во всей полноте. Это тот же ответ, который Бог дал Моисею, когда тот спросил: «Кто Ты?» «Я есмь Сущий», —ответил Он. Думаю, мы тоже существуем, и ничего более, и вот мы здесь. Отсюда начинается паломничество. Раньше у меня были цели —думаю, все-таки важно, чтобы они у нас были, чтобы была некая идея, важно как-то упорядочить жизнь, но саму по себе дорогу нужно воспринимать как величайшее счастье.

М.С. — Таким образом, цель — это процесс. А многие люди горько разочаровываются, не достигнув цели своего паломничества или любого другого внутреннего или внешнего поиска, поскольку не понимают, в чем истинный смысл начала. Нужно очень хорошо осознавать, что здесь, например, все мы сейчас вершим, каждый на свой лад, свой собственный поиск, для которого у каждого свои причины. Думаю, мы все здесь понимаем, в чем смысл этого процесса, но, если привести сюда человека, не понимающего смысл процесса, он пришел бы в восторг от того, что здесь говорится, но ушел бы отсюда в замешательстве.

— Да. Есть одно стихотворение — мы тут часто перескакиваем с одного предмета на другой — замечательного греческого поэта, которое называется «Итака». Это прекрасное стихотворение, ведь Итака — это город, куда Одиссей должен вернуться после войны. Стихотворение начинается словами: «Раз ты возвращаешься в Итаку, надеюсь, дорога будет долтой...» А в конце говорится: «Ты вернешься в Итаку, увидишь ее бедность, но не разочаруешься. Ибо Итака подарила тебе путь, и в этом смысл Итаки». Думаю, он абсолютно прав.

Когда я впервые увидел собор в Сантьяго, это было потрясением. Я подумал: «Сюда я изо всех сил стремился с начала своего паломничества, а теперь все завершилось, теперь мне надо принять решение». До этого момента мне было ясно, что я должен совершить паломничество. А когда я дошел, то подумал: «Что мне теперь делать? Что делать с собором? И со всем остальным?» Смысл дороги прекрасно передают стихи испанского поэта Мачадо: «Путник, дороги нет, дорогу делаешь ты».

М.С. — Мы только что говорили о перекрестках, о «да» и «нет», о пути вперед и пути назад, я кое-что записал... Может быть, самое опасное в дороге —это как раз «возможно», «может быть», то, что позволяет размышлять на перекрестке. Это парализующие слова, из-за них дорога прерывается, в них содержатся мысли о движении вперед и о движении назад. Пауло, ты сказал, что это не имеет ничего общего с сомнением, но многие полагают, что «может быть» — это способ действовать. Когда проводишь различие между сомнением и доверием к себе, это сомнение полезно, но «может быть» никогда не приносит пользы, оно разрушает действие.

А.Г. —Самая большая трагедия человека состоит в необходимости выбора, потому что на самом деле хочется прожить все сразу. А надо делать выбор.

— Но это обман, ведь на самом деле, когда ты делаешь выбор, ты все переживаешь одновременно, абсолютно все. Как только ты применяешь способность делать выбор, все дороги сходятся в твоей.

А.Г. —Но когда ты идешь в одну сторону, разве не лишаешь себя возможности пережить то, что случится с другой стороны?

— Нет. Это не метафора, а реальность. Мы говорили об Алефе: все дороги — одна дорога. Но нужно сделать выбор, и тогда ты на своем пути переживешь все остальные пути, которых не выбирала. Это метафора, потому что не надо ни от чего отрекаться. Путь, который ты выбрала, содержит в себе все пути.

Христос говорил: «В доме Отца Моего обителей много». Все дороги ведут к одному и тому же Богу. Если перевести это в план личного предназначения, у каждого из нас есть свой путь. Это наш выбор, но их может быть сто или двести. Древние говорили: «Есть восемь или девять способов умереть». Когда ты выбираешь свой путь, это твое личное предназначение, твоя судьба, твоя легенда. Но нельзя прожить путь своего отца или мужа, ибо это не твой путь, и ты тогда до конца жизни так и не проживешь свою дорогу. В других дорогах нет твоей, а в твоей содержатся все дороги. А теперь давайте немного поедим и выпьем, а потом продолжим...

(Писатель был приятно поражен глубиной беседы с тремя испанскими студентками, которые заразили всех присутствующих своим энтузиазмом. Коэльо предложил прерваться, чтобы перекусить ветчиной и сыром с подаренным ему прекрасным итальянским вином.)

А.Г. —Не боишься ли ты, что, рассказав в этой книге Хуану столько всего личного, ты полностью обнажишься?

— Нет, я не боюсь обнажаться, наоборот. Я думаю, в этом обязанность писателя, ведь очень легко скрыться за книгой и создать некий образ, который потом приходится изображать и который тебя преследует. Мне уже довелось пережить это в музыке... Нам придумали имидж, я жил в нем, а два или три года спустя произошла трагедия. Я пообещал себе, что никогда не превращусь в знаменитость. То есть я, конечно, знаменит, но хочу быть самим собой, чтобы никто не создавал обо мне никаких легенд.

А.Г. —Ты должен быть готов к тому, что это может шокировать многих твоих читателей.

— Я очень на это надеюсь. Христос очень хорошо сказал: «Знание истины сделает вас свободными». Думаю, единственный способ обрести свободу —это истина. Это дает мне силы продолжать писать. Может быть, то, что я рассказал Хуану всю мою жизнь, ничего не скрывая, — так что, надеюсь, мне не придется больше рассказывать о ней в течение ближайших двадцати лет — в наше время выглядит не совсем политически корректно, но в конечном счете к этому отнесутся с уважением. Я буду чувствовать себя более свободным, мои читатели поймут, что такова моя правда, и примут меня таким, какой я есть. Хотя я все время изменяюсь, все время в движении.

П.Г. —К чему ты стремишься, когда пишешь?

— К себе самому, ведь во мне множество Пауло Коэльо. На каждом жизненном этапе я внутренне менялся, и до сих пор не понимаю себя до конца. Я пишу и для того, чтобы понять, кто я в данный момент.

Потом я изменяюсь, и мне приходится писать новую книгу. Так я могу делиться многими изменениями, разными своими сторонами, разными оттенками. В зависимости от того, насколько я честен и искренен, — а это совсем непросто, это тоже требует дисциплины, —я отождествляю себя со своими книгами, и если это так, наверняка поверх слов смогу передать энергию этого отождествления.

Может быть, единственное, что объясняет мой международный успех, — это то, что я делюсь с другими чем-то таким, что больше населяющих мои книги слов. Но это очень трудно объяснить.

М.С. —Кстати об имиджах. Гари Купер должен был начать сниматься в Голливуде в новом фильме. Когда режиссер Джон Форд передал ему сценарий, Гари Купер спросил: «Как будут на этот раз звать на экране персонажа по имени Гари Купер?» Он всегда играл Гари Купера. Джон Форд сказал, чтобы тот не беспокоился, что он собирается снять фильм, в котором ему не придется играть Гари Купера. Он снял этот фильм в Ирландии. Фильм назывался «После урагана», там еще снималась Морин О-Хара. Это история одной традиции, все происходит в маленьком городке, своего рода история любви Джона Форда к своему ирландскому происхождению. Это был единственный фильм, в котором Гари Купер играл не Гари Купера и получил «Оскар».

— Если никто больше не хочет ничего сказать, я хотел бы взять интервью у Хуана Ариаса, потому что мне очень любопытно узнать побольше о некоторых вещах, которые он пишет о Папе Войтыле и о Ватикане.

Беседы наедине с Коэльо продолжались еще несколько дней, но я решил закончить книгу этой встречей, неожиданной беседой с читателями. Она стала для меня символом того, что многие молодые люди во всем мире интересуются книгами бразильского писателя и часто превращают их, как это раньше было с книгами Кастанеды, в предмет размышлений о поисках своего личного предназначения.

Об авторе
Хуан Ариас, журналист и писатель,
автор нескольких книг, среди которых
особенно известны:
«Бог, в которого не верю»,
«Неприкрашенная молитва»,
переведенные на 8 языков, а также
«Загадка Войтылы»,
«Падение режима Муссолини»,
«Единственный Бог для Папы Римского»,
«Фернандо Саватер: Искусство жить»
и «Жозе Сарамаго: Любовь возможна».