л позднее, это страх быть сокрушенным,
страх распада под давлением реальности более огромной, чем может вынести
разум, привыкший жить большую часть времени в уютном мире символов.
Литература о религиозном опыте изобилует ссылками на боль и ужас,
сокрушающих тех, кто оказался слишком внезапно лицом к лицу с каким-то
проявлением Mysterium tremendum (ужасная тайна (лат.)). На языке теологии
этот страх соответствует несовместимости человеческого эгоизма и
божественной чистоты, усугубляющейся изолированности человека и
бесконечности Бога. Вслед за Бёме и Вильямом Лоу мы можем сказать, что для
непереродившихся душ божественный Свет в своем полном блеске может
восприниматься только как горение, как очистительный огонь. Почти
тождественную доктрину можно найти в "Тибетской книге мертвых", где душа
умершего описывается как избегающая в муках Чистого Света Пустоты и даже
меньшего, более умеренного Света для того, чтобы стремглав броситься в
успокаивающую тьму самости в виде вновь рожденного человека или даже
зверя, несчастного призрака, обитателя ада. Все что угодно, только не
палящая яркость абсолютной Реальности-все что угодно!
Шизофреник - это душа не просто непереродившаяся, но к тому же
безнадежно больная. Его болезнь заключается в неспособности найти убежище
от внутренней и внешней реальности (что психически здоровый человек обычно
делает) в доморощенной вселенной здравого смысла - строго человеческого
мира полезных понятий, обобщенных символов и социально принятых
условностей. Шизофреник напоминает человека, постоянно находящегося под
воздействием мескалина, и поэтому он не способен изолировать переживание
реальности, для которой он недостаточно свят, которую он не может
объяснить, потому что это самый упрямый из первичных фактов, и которая,
поскольку она никогда не позволит ему посмотреть на мир чисто человеческим
взглядом, пугает его, заставляя истолковывать ее неослабную странность,
яркое горение ее значимости как проявления человеческой или даже
космической злобы и обращаясь к самым отчаянным контрмерам: от кровавого
насилия на одном конце шкалы до кататонии или психологического
самоубийства - на другом. А хотя бы раз отправившись вниз по инфернальной
дороге, человек никогда не будет в силах остановиться, Теперь это было
слишком очевидно.
- Если бы ты пошел не тем путем,- сказал я в ответ на вопрос
исследователя,- все случившееся стало бы доказательством заговора против
тебя. Все само собой это бы подтверждало, Нельзя было бы вздохнуть, не
поняв тут же, что это часть злодейского плана.
- Так, на ваш взгляд, вы знаете, где находится безумие? Ответ мой был
уверенным и прочувствованным:
- Да.
- А вы не смогли бы им управлять? - Нет, я не смог бы им управлять.
Если начать, в качестве главных посылок, со страха и ненависти, пришлось
бы идти до конца,
- Ты был бы в силах зафиксировать свое внимание на том, что
"Тибетская книга мертвых" называет Чистым Советом? - спросила жена. Я был
в сомнении.
- Можно ли было бы не подпускать к себе зло, если бы ты смог его
удержать? Или ты был бы не в силах его удерживать? Какое-то время я
обдумывал этот вопрос. -Вероятно,-ответил я наконец,-я смог бы- но только
если там был бы кто-то, рассказывающий мне о Чистом Свете.
Нельзя сделать это в одиночку, Полагаю, именно в этом суть тибетского
ритуала - кто-то сидит там все время и рассказывает что к чему.
Прослушав записи бесед этой части эксперимента, я взял с полки свой
экземпляр "Тибетской книги мертвых", изданной Эвансом-Венцем, и открыл
наугад, "О благороднорожденный, не позволяй своему разуму расстраиваться".
Вот в чем проблема - не допускать расстройства. Не расстраиваться из-за
воспоминаний о былых грехах, из-за воображаемых наслаждений, из-за
горького послевкусия старых ошибок и унижений, из-за всех страхов,
ненависти и желаний, которые обычно затмевают Свет. Разве не мог бы
современный психиатр делать для душевнобольных то, что буддистские монахи
делали для умирающих и умерших? Пусть будет голос, заверяющий их днем, и
даже когда они спят, что несмотря на весь ужас, все смятение и недоумение,
предельная Реальность непоколебимо остается сама собой и состоит из той же
субстанции, что и внутренний свет наиболее жестоко терзаемого разума. С
помощью таких устройств, как магнитофоны, таймеры, системы общественного
оповещения и встроенные в подушки громкоговорители было бы очень легко
постоянно напоминать обитателям лечебного заведения, даже страдающего от
нехватки персонала, об этом изначальном факте. Вероятно, таким образом
можно было бы помочь некоторым из потерявшихся душ достичь определенной
степени контроля над вселенной - одновременно прекрасной и отвратительной,
но всегда отличной от человеческой, всегда полностью непостижимой,- в
которой они обречены жить,
Не так уж быстро меня увели от беспокойного великолепия садового
стула, Свисая с ограды зелеными параболами, ветви плюща испускали тусклое
нефритовое излучение. Мгновение спустя в поле моего зрения взорвалась
группа роз сорта "Раскаленная докрасна кочерга" - в полном цвету. Столь
пылкие и чуткие, что казались приблизившимися к обретению дара слова,
цветы тянулись вверх, в голубизну. Я посмотрел на листья и обнаружил
запутанный лабиринт самой изысканной игры зеленой светотени, пульсирующей
неразгадываемой тайной.
Вот розовый куст:
Легко написать цветы,
Листья труднее.
Хайку Сики косвенно выражает именно то, что я тогда
.ощущал-чрезмерное, слишком очевидное великолепие цветов в контрасте с
более тонким чудом их листьев.
Мы вышли на улицу. У тротуара стоял большой бледно-голубой
автомобиль. При виде его меня внезапно охватило неимоверное веселье. Какое
самодовольство, какая абсурдная удовлетворенность самим собой лучилась с
выпуклых, лоснящихся от эмали поверхностей! Человек сотворил эту вещь по
своему образу и подобию-или, скорее, по .образу и подобию своего любимого
литературного героя, Я смеялся до слез, мы вновь вошли в дом. Подали обед.
Некто, кого я все еще не отождествлял с самим собой, набросился на еду с
волчьим аппетитом. Я взирал на него со значительного расстояния и без
особого интереса.
Пообедав, мы сели в машину и поехали по городу. Воздействие мескалина
было уже на спаде, но цветы в садах по-прежнему трепетали на границе
сверхъестественного, перечные и рожковые деревья вдоль улиц по-прежнему
явно принадлежали какой-то священной роще. Эдем чередовался с Додоной,
Иггдрасиль - с мистической Розой, А потом внезапно мы оказались на
пересечении с бульваром Сансет. Перед нами непрерывным потоком катились
машины - тысячи машин, все яркие и сверкающие, как мечта рекламного
буклета, и каждая следующая более смехотворная, чем предыдущая. Еще раз я
зашелся смехом.
Чермное море транспорта наконец расступилось, и мы пересекли бульвар
и попали в еще один оазис с деревьями, лужайками и розами. Через несколько
минут мы въехали на наблюдательную площадку, расположенную на холме, а под
нами раскинулся город. К моему разочарованию, он очень напоминал город,
который я уже видел при других обстоятельствах. Что касается меня, то
преображение оказалось пропорциональным расстоянию. Чем ближе, тем более
божественно. Эта широкая, туманная панорама едва ли отличалась от самой
себя.
Мы поехали дальше, и пока мы находились на холмах с одним дальним
планом, следующим за другим, значимость находилась на своем обыденном
уровне, намного ниже точки преображения. Магия вновь начала действовать
лишь тогда, когда мы завернули в новостройки и заскользили между двумя
рядами домов. Здесь, несмотря на своеобразную отвратительность
архитектуры, произошло возобновление трансцендентальной инаковости,
появились намеки на утренний рай. Кирпичные дымовые трубы и зеленые
наборные крыши сияли на солнце как фрагменты Нового Иерусалима. И тотчас
же я увидел то, что видел Гварди и (с каким несравненным умением!) так
часто передавал в своей живописи - оштукатуренная стена с ложащейся на нее
косой тенью, чистая, но незабываемо прекрасная, пустая, но наполненная
смыслом и тайной бытия, Откровение взошло и вновь исчезло в мгновение ока.
Машина двигалась дальше.' Время снимало покров с еще одного проявления
вечной Таковости, "Внутри тождественности существует различие. Но то, что
различие должно отличаться от тождественности, никоим образом не является
целью всех Будд. Их цель - как целокупность, так и различение". Например,
эта насыпь с красной и белой геранью - она совершенно отлична от
оштукатуренной стены в ста ярдах отсюда. Но "есть-ность" обеих - одна и та
ж:е, они тождественны, вечное свойство их мимолетности одно и то же.
А час спустя, проехав еще с десяток миль и посетив "Самую большую в
мире аптеку", мы вернулись домой, а я возвратился к тому спокойному, но
глубоко неудовлетворительному состоянию, известному как "нахождение в
здравом уме".
Кажется весьма маловероятным, что человечество в целом сможет
когда-либо обходиться без Искусственного Рая. Большинство людей ведут
жизнь в худшем случае столь мучительную, а в лучшем случае столь
монотонную, скудную и ограниченную, что побуждение к побегу, стремление
превзойти самих себя хотя бы на несколько мгновений являются и всегда
являлись основополагающими потребностями души. Искусство и религия,
карнавалы и сатурналии, танцы и слушанье ораторий-все это служило, по
выражению Герберта Уэллса, Дверями в Стене. А для частного, повседневного
использования всегда существовали химические одурманиватели. Все
растительные успокаивающие средства и наркотики, все эйфорики, собираемые
на деревьях, галлюциногены, созревающие в ягодах или выжимаемые из
кореньев - все без исключения были известны и систематически
использовались человеческими существами с незапамятных времен. А к этим
естественным модификаторам сознания современная наука добавила свою долю
синтетических-например хлорал, бензедрин, бромиды и барбитураты.
Большинство этих модификаторов сознания теперь можно принимать только
по предписанию врача или нелегально и со значительным риском. На Западе
разрешено неограниченное употребление только алкоголя и табака. Все
остальные химические Двери в Стене именуются Дурью, а принимающие их без
разрешения - Дуриками.
Сейчас мы тратим гораздо больше на выпивку и курево, чем на
образование. Конечно же, это неудивительно. Побуждение бежать из самости и
окружающей обстановки существует почти в каждом и почти все время,
Побуждение сделать что-нибудь для юношества сильно только в родителях, да
и то лишь в течение нескольких лет, пока их дети ходят в школу. Равным
образом неудивительно теперешнее отношение к выпивке и курению. Несмотря
на растущую армию безнадежных алкоголиков, несмотря на сотни тысяч людей
еж:егодно травмируемых или гибнущих из-за пьяных водителей, популярны...
Продолжение на следующей странцие...
