индивидуального сознания. То, что является необходимой
подготовкой для одного, будет бесполезно и даже вредно для
другого. По этой причине, между прочим, действительная
практика эзотерического учения всегда передается устно.
Однако можно различить и описать некоторые основные этапы
в индивидуальной работе над собой.
В гурджиевском учении существуют "три линии" работы:
работа для себя и работа на самого себя; работа с другими
и на других; работа в отношении к идеям работы в самой
работе и для самой работы. Все линии соответствуют
приблизительно трем основным функциям
двигательно-инстинктивного, эмоционального и
интеллектуального центров. Они могут самопроизвольно
начаться или не начаться, но в любом случае вначале
преобладает первая линия, позже уделяется больше внимания
второй линии работы, и только более продвинутые студенты
фокусируют большую часть своей энергии на третьей линии
работы.
ПЕРВАЯ ЛИНИЯ РАБОТЫ
Первая линия работы -- это длительная попытка последовать
древнему изречению "познай самого себя". Знание себя и
порядка вещей ищется по многим каналам, и в то же время
сознание расширяется стремится к повышению уровня бытия.
Работа по этой линии обычно начинается с собирания
информации о личном функционировании без какой-либо
попытки измениться. Даже в смутном состоянии невнимания,
которое является обычным состоянием человека, можно
уловить проблески собственной характерной деятельности,
такие как: походку, позы, выражение голоса и выражение
лица. Даже краткие моменты самонаблюдения, периодически
повторяющиеся, могут привести к пониманию концепции
многих "я"; путем самонаблюдения можно увидеть
относительную активность центров, можно понять, какими
путями утекает энергия в течение каждого дня, обнаружить
присутствие буферов, обнаружить особенности собственного
реагирования на события повседневной жизни и увидеть те
центры, или части центров, которыми эти особенности
обусловлены.
Работа по изучению себя начинается с наблюдения привычек
тела и продолжается наблюдением эмоциональных реакций и
шаблонов мышления. В результате этого моменты
"самовоспоминания" -- проблески третьего уровня сознания
-- случаются все чаще и становятся более яркими. Николл
так описывает этот процесс: "Самовоспоминание является
наиболее важной вещью из всего и имеет много уровней и
стадий. Практиковать самовоспоминание может каждый, хотя
поначалу и в очень ограниченной степени. Прежде чем будет
достигнуто полное самовоспоминание, должно быть пройдено
много предварительных стадий" /Николл, 1952/.
Самовоспоминание -- это не просто наблюдение себя, хотя и
э
то достаточно трудно; оно имеет качество внимания, которое
легко узнаваемо, хотя это и трудно передать, как вкус соли
почти невозможно передать тому, кто никогда не ощущал его,
но, раз узнав, он легко распознается в дальнейшем. Это
особое ощущение -- передача себе Первого Сознательного
Толчка. Тракол /1968/ утверждает, что "во всяком случае
мне дается действительная возможность стать сознающим в
некоторые моменты о моем собственном присутствующем "Я",
здесь, теперь. Это, когда я переживаю его, сопровождается
сильным специфическим ощущением, особым вкусом, который
можно назвать "истинно субъективный". Это очень просто: я,
я сознаю себя, я вспоминаю себя". Во время моментов
самовоспоминание распределяется между непосредственным
окружением и собственным внутренним "Я". Восприятия ясны
и не искажены -- и внутренние и внешние. Согласно
Успенскому, моменты самовоспоминания случаются в жизни
непроизвольно, и большая часть того, что мы можем ясно
вспомнить, записывается во время этих проблесков.
Преднамеренные попытки произвести такие моменты,
поддержать и углубить их -- основная задача первой линии
работы.
Наряду с усилиями самонаблюдения и самовоспоминания может
осуществляться параллельная попытка расширить и углубить
понимание себя через заставление себя доводить до конца
начатые дела, сначала хотя бы и небольшие. Можно изменить
некоторые аспекты поведения до того, чтобы использовать
такие изменения ка5к напоминания слабеющему вниманию.
Привычные нам действия можно выполнять каким-либо
необычным для нас образом, например: держать сигарету не в
правой руке, как мы обычно делаем это, а в левой, ходить в
гору гораздо быстрее, чем спускаться с горы, -- все это
может значительно улучшить общий уровень сознания. Однако
должна быть проявлена большая осторожность в изменении
привычек, так как, как настойчиво указывал Гурджиев,
организм -- это тонко сбалансированный механизм, и любое
изменение привычки всегда вносит соответствующее
приспособление в каком-либо из других проявлений. Это
приспособление часто непредсказуемо и иногда совершенно
нежелательно.
Усилия вспоминать себя в течение дня поддерживаются через
связь с состоянием, достигаемом в спокойной, пассивной
медитации каждое утро перед началом дневной деятельности.
Сначала этот период сидения в медитации будет заключаться
только в заключении физической релаксации и увеличении
общего сознавания физического состояния тела при
фокусированном внимании на физических ощущениях. При
достижении прогресса и уверенности, что установлено
твердое основание в ощущении тела, в дальнейшем вводятся
другие техники. Иногда используются техники достижения
пустого /от мыслей/ ума во время спокойного сидения; может
быть использована так называемая Атма вачара, медитация на
истинное "Я", заключающаяся в медитативном размышлении над
вопросом "Кто я?".
Прогресс во внутреннем развитии при применении различных
медитативных практик следует общему курсу. Сначала ум
находится в большой активности, и его болтовня не
поддается никаким попыткам продвинуться к внутренней
тишине и простому вниманию к физическому телу. Со временем
и постепенно близкое знакомство с внутренним процессом
допускает некоторое освобождение от отождествления с его
капризами, и здесь появляются моменты ясного сознания.
Когда пассивная медитация углубляется, моменты
самовоспоминания в течение активной жизни могут быть
связаны с этим медитативным состоянием, в результате чего
они становятся более сильными и более достоверными.
Так как действие самовоспоминания накопляется и производит
улучшение в уровне бытия, знание своих различных
проявлений также увеличивается. Шаблоны поведения
начинают всплывать, что дает возможность истинного
самопонимания и производит ряд теплоты и света, которые
характеризуют борьбу между сущностью и личностью. Николл
так описывает одну из стадий этого процесса:
"То, чем мы действительно являемся, и то, на что мы
претендуем, воображаем о себе -- это две противоположные
вещи. Однако, они существуют в каждом без исключения.
Действие Работы, если она осуществляется искренне и с
желанием, заключается в том, что мы постепенно начинаем
сознавать его противоречие. Процесс это длительный и может
происходить в течение многих лет. Тогда мы начинаем иметь
реальное страдание -- мы страдаем от многочисленных и
разнообразных попыток самооправданий, извинений и реакций,
начинаем уставать от них, реально видеть их и получаем
желание освободиться от них. Это заметная стадия в Работе,
определенная точка в саморазвитии" /Николл, 1952/.
По мере развития понимания себя все яснее проявляется
концепция личной цели. Переход к "сознательной работе и
намеренному страданию" убыстряется, так как трение между
сущностью и личностью увеличивается, и человек становится
нерасположенным терпеть сопровождающее этот процесс
страдание. Личная цель может быть сформулирована тем или
иным путем -- это личное дело. Для одного она
сформулируется так: "Я хочу управлять собой", в то время
как другой может сказать: "Я хочу быть способным делать
добро". Однако ее формулировка определяет уровень
понимания каждого в любой момент времени, характеризует
тот уровень, которого он достиг в работе над собой. Этой
целью должны теперь проверяться все другие мотивы и
направления, на этой цели должно основываться новое
чувство, морали: то, что помогает моей внутренней работе
-- хорошо, а то, что не помогает -- плохо и должно уйти.
Первая линия работы переходит во вторую при практике
внешнего рассмотрения. Но сначала о том, что известно как
главная черта. Как мы видим, взрослый человек
характеризуется множеством "я", множественностью и
непоследовательностью. Тем не менее, каждый человек имеет
особую характерную черту, центральную опору, на которой
держится основная личность и вокруг которой она, так
сказать, вращается. Эта "главная черта" почти всегда
невидима для самого человека, но окружающие его люди
обычно могут дать достаточно точную информацию о ней.
Прозвища часто дают ключ к пониманию главной черты.
Хотя намеки и другая помощь в работе над собой и дается
ученикам, его собственная особая задача -- определить свою
главную черту, собирая данные посредством самонаблюдения.
Если главная черта известна, это может дать ключ к
лишению личности силы, так что сущность становится
относительно сильнее в борьбе против нее. При описании
представления Гурджиевым главной черты людям в его группе,
Успенский рассказывает следующее:
"Не может быть надлежащего внешнего рассмотрения, когда
человек находится в своей главной черте, -- сказал
Гурджиев. -- Например, такой-то /он назвал одного из нашей
группы/. Его черта та, что он всегда отсутствует. Как
может он рассмотреть что-то или кого-то? Другому из нашей
группы он ответил на вопрос о его главной черте, что он
вовсе не существует. "Вы понимаете, я не вижу вас, --
сказал Гурджиев, -- это не значит, что вы всегда такой. Но
когда вы такой, как теперь, -- вы не существуете вовсе".
Другому он сказал, что его главная черта -- стремление
всегда спорить со всеми обо всем. "Но я никогда не
спорю", -- ответил человек очень горячо. Никто не мог
удержаться от смеха" /Успенский, 1949/.
Так как самоизучение выносит на свет факты о
действительном функционировании человека, то личность до
некоторой степени становится видимой насквозь, она теряет
свою власть над сущностью и свою силу. Отождествление
становится меньше и не всегда неизбежно наличествует.
Тогда может начаться работа, которая требует некоторой
степени самоконтроля. Начинается вторая линия работы,
включающая в себя отношения между людьми.
ДВИЖЕНИЯ
Ритмические гимнастические движения и танцы, взятые
Гурджиевым из многих средневосточных и восточных
источников, используются в качестве помощи в первой линии
работы. Они являются определенной формой медитации --
медитации в действии, в то же время они имеют отношение к
искусству и языку. При практике этих движений внимание
должно быть разделено между выполняемыми движениями и
воспоминанием себя; голова, руки и ноги должны следовать
определенным, часто весьма сложным ритмам, и без большого
напряжения внимания выполнять эти движения совершенно
невозможно. Для их выполнения необходима правильная
работа центров и последовательное осознание каждого
движения. Один момент невнимания /забвения себя и того,
что делаешь/ -- и может потеряться сложный счет,
нарушиться последовательность движений, и ученик воочию
убеждается в отсутствии у себя сознания.
Гурджиевские движения -- неоценимый дар для тех, кто
способен медитировать хотя бы в полной тишине и
спокойствии, а также для тех, кто уже готов испытать
продолжать свое состояние вспоминающего внимания в более
активном состоянии бытия. Они производятся под музыку,
которая вовлекает в действие эмоциональный центр,
соединенный с интеллектуальным центром, и двигательно --
инстинктивный уровень функционирования, который должен
идти против личного и идеосинкразического отклонения, и он
делает движения точно, как указывае...
Продолжение на следующей странцие...
