иллюминация некогда
была редким событием, предназначенным для военных побед и национальных
праздников, для кононизации святых и коронования монархов. Теперь она
заполняет каждый вечер и прославляет качество джина, сигарет и зубной
пасты.
В Лондоне пятьдесят лет назад электрические надписи на крышах зданий
являлись новинкой и встречались столь редко, что сияли из туманной тьмы,
"словно драгоценности в ожерелье". На том берегу Темзы, где расположена
старая Шот-тауэр, золотые и рубиновые буквы были магически прекрасны - une
feerie, Сегодня фей нет. Повсюду неон и, будучи повсюду, он не производит
на нас никакого эффекта, разве что заставляет ностальгически тосковать по
первобытной ночи,
Только в свете прожекторов мы взимаем обратно то таинственное
значение, которое обычно - в век масла и воска, даже в век газа и угольных
нитей накаливания - сияло практически с каждого островка яркости в
бескрайнюю тьму. В свете прожекторов Собор Парижской Богоматери и римский
форум являются визионерскими объектами, обладающими силой восхитить разум
созерцателя, обратить его к Иному Миру.
Современная техника оказала тот же самый эффект обесценивания на
стекло и отшлифованный металл, какой она оказала на феерические лампы и
чистые, яркие цвета. Для Иоанна Патмосского и его современников стены из
стекла были возможны только в Новом Иерусалиме. Сегодня они являются
характерными чертами любого новейшего конторского здания или дачи. И это
пресыщение стеклом шло параллельно с пресыщением хромом и никелем,
нержавеющей сталью и алюминием, множеством старых и новых сплавов,
Металлические поверхности подмигивают нам в ванной комнате, сияют из
кухонной раковины, двигаются, сверкая, по всей стране в автомобилях и
поездах.
Те роскошные отражения в выпуклых поверхностях, которые так
завораживали Рембрандта, что он ни разу не попытался передать их в
красках, теперь являются общими местами у нас дома, на улице и на заводе.
Изысканная суть редкого удовольствия притупилась. То, что некогда являлось
игольчатым кристаллом визионерского наслаждения, теперь превратилось в
кусок пренебрегаемого кем бы то ни было линолеума.
До сих пор я говорил только о вызывающих видения материалах и их
психологическом обесценивании современной техникой. Теперь самое время
рассмотреть чисто художественные приемы, посредством которых создавались
вызывающие видения произведения искусства.
Свет и цвет склонны приобретать сверхъестественные свойства, когда
они видны посреди окружающей их темноты. У "Распятия" Фра Андже-лико в
Лувре - черный фон. Таков же он на фресках, изображающих "Страсти",
написанные Ан-дреа дель Кастаньо для женского монастыря Сан-та-Аполлония
во Флоренции, Отсюда проистекает визионерская напряженность и странная
восхищающая сила этих необычайных работ. Совершенно в другом
художественном и психологическом контексте тот .же самый прием очень часто
использовался в офортах Гойи. Летающие люди, конь на натянутом канате,
огромные и ужасные воплощения Страха - выделяются, будто залитые светом
прожекторов, на фоне непроглядной ночи.
С развитием в шестнадцатом и семнадцатом столетиях приема светотени
ночь перешла от задника на авансцену и водворилась в самой картине,
которая стала представлять собой своего рода сцену манихейской борьбы
между Светом и Тьмой. Во времена написания этих картин они, должно быть,
обладали настоящей восхищающей силой. Для нас, видевших чересчур много
вещей подобного рода, большинство из них кажется напыщенно театральными и
показными. Но некоторые из них по-прежнему сохраняют свою магию. Например,
существует "Положение во гроб" Караваджо, существует около дюжины
магических работ Жоржа де Ла Тура*; существуют все те визионерские картины
Рембрандта, где освещение обладает напряженностью и значимостью света в
стране антиподов разума, где тьма, изобилующая потенциями, ждет своей
очереди стать актуальной и в сверкании предстать перед нашим сознанием.
В большинстве случаев служащие предлогом темы картин Рембрандта
берутся из реальной жизни или из Библии - мальчик за уроком или купание
Вирсавии, женщина, входящая в пруд, или Христос перед судьями. Впрочем,
иногда эти послания из Иного Мира передаются посредством субъекта, взятого
не из реальной жизни или истории, а из области архетипических символов, В
Лувре висит полотно "Размышление философа", символической темой которого
является, не больше и не меньше, как человеческий разум, переполненный
мраком, но с мгновениями визионерского и интеллектуального озарения, с
таинственными винтовыми лестницами, ведущими вверх и вниз к неведомому,
Размышляющий философ сидит на островке внутреннего озарения, а в
противоположном конце символического кабинета, на еще одном светлом
островке, скрючилась у очага какая-то старуха, Огонь освещает ее лицо и
преобразует его: мы видим конкретно проиллюстирированным невероятный
парадокс и предельную истину - восприятие является (или по крайней мере
может быть, должно быть) тем же самым, что и Откровение; Реальность
просвечивает из каждого явления; Единое - всеобще и бесконечно
присутствует во всех частях.
Наряду со сверхъестественными цветами и светом, драгоценными камнями
и постоянно меняющимися узорами посетители страны антиподов разума
обнаруживают мир возвышенно прекрасных пейзажей, оживающих архитектурных
сооружений и героических фигур. Восхищающую силу многих произведений
искусства можно приписать тому факту, что их творцы писали местности,
людей и предметы, напоминающие созерцающему их о том, что он - сознательно
или бессознательно - знает об Ином Мире на другом краю своего разума.
Давайте начнем с подобных человеку, или скорее с более чем подобных
человеку, обитателей этих отдаленных областей. Блейк называл их
Херувимами, и, в сущности, это то, чем они, без сомнения, являются -
психологическими оригиналами тех существ, которые в теологии любой религии
служат посредниками между человеком и Чистым Светом, Более чем подобные
человеку персонажи визионерского переживания никогда "ничего не делают".
(Сходным образом никогда "ничего не делают" блаженные на Небесах.) Они
удовлетворены просто тем, что существуют,
Под множеством имен и в бесконечном разнообразии нарядов эти
героические личности из визионерского переживания человека появляются в
религиозном искусстве всех культур. Иногда они показываются отдыхающими,
иногда - в исторических или мифологических деяниях. Но деяния, как мы
видели, противоестественны обитателям страны антиподов разума. Быть
занятым - закон нашего бытия. Закон и х бытия - ничего не делать. Когда мы
вынуждаем этих безмятежных чужестранцев играть какую-то роль в одной из
наших чересчур человеческих драм, мы лжем визионерской истине. Вот почему
наиболее восхищающими (хотя не обязательно самыми прекрасными)
изображениями Херувимов являются те, что показывают их такими, какими они
живут у себя на родине,-в частности, ничего не делающими.
И именно этим объясняется ошеломляющее, более чем чисто эстетическое,
впечатление, производимое на зрителя великими шедеврами религиозного
искусства. Скульптурные фигуры египетских богов и богов-царей, Богоматери
и Вседержители византийских мозаик, бодхисаттвы и лохани в Китае, сидящие
Будды кхмеров, копанские стеллы и изваяния, деревянные идолы тропической
Африки - все они имеют одну общую черту: глубокую неподвижность, И именно
это придает им мистическое свойство, способность переносить созерцателя из
Старого Мира повседневного переживания далеко-далеко, в визионерскую
страну антиподов человеческой души.
Конечно же, статическому искусству не присуще что-либо внутренне
превосходное, Будь то статическое или динамическое, плохое произведение
искусства всегда есть лишь плохое произведение искусства, Я лишь хочу
намекнуть на то, что - при прочих равных условиях - героическая личность в
состоянии покоя обладает большей восхищающей силой, чем показанная в
действии.
Херувимы живут в Раю и в Новом Иерусалиме - другими словами, в
чудесных зданиях среди роскошных цветущих садов с видом на горы и равнины,
реки и моря. Это вопрос непосредственного переживания, психологический
факт, зафиксированный в фольклоре и религиозной литературе всех времен и
народов. Впрочем, он не был зафиксирован в живописи.
Обозревая последовательное развитие культур, мы обнаруживаем, что
пейзажной живописи либо не существует, либо она находится в зачаточном
состоянии, либо является недавним изобретением. В Европе полнокровное
искусство пейзажной живописи существует лишь четыреста или пятьсот лет, в
Китае - не более тысячи лет, в Индии, несмотря на все практические цели,-
не существовало никогда.
Этот любопытный факт требует объяснения. Почему пейзажи нашли путь в
визионерскую литературу данной эпохи и данной культуры, но не в живопись?
Поставленный таким образом, вопрос сам дает наилучший ответ. Люди могут
удовлетворяться чисто вербальным выражением этой стороны визионерского
переживания и не ощущают нужды в переводе его на язык живописи.
Совершенно очевидно, что подобное зачастую происходит в случаях
отдельных индивидуумов. Например, Блейк видел визионерские пейзажи, "за
пределами всего, что может произвести бренная и тленная природа" и
"бесконечно более совершенные и точно упорядоченные, чем что-либо виденное
смертным взором". Вот описание подобного визионерского пейзажа, данного на
одном из вечеров у миссис Эдерс: "На другой день, отправившись
прогуляться, я вышел на луг и в дальнем его конце увидел загон для ягнят.
Пока я шагал к нему, земля зарделась цветами, а плетеная овчарня и ее
кудрявые обитатели приобрели угон. ченную пасторальную красоту. Но я
взглянул еще раз, и оказалось, что это не живое стадо, а прекрасная
скульптурная группа".
Полагаю, что переданное в красках, это видение напоминало бы
некоторые до невозможности красивые переходы тонов на одном из эскизов
маслом Констебля с изображением животных в магически-реалистическом стиле
сурбарановского полотна, изображающего ягненка с нимбом, находящегося ныне
в музее Сан-Диего, Но Блейк никогда не создавал ничего даже отдаленно
напоминающего подобную картину. Ему было достаточно говорить и писать о
своих пейзажных видениях, а в своей живописи сосредотачиваться на
"Херувимах".
То, что истинно в отношении отдельного художника, может быть истинно
и в отношении целой школы. Существует множество вещей, которые люди
переживают, но не решаются выразить, Или они могут попытаться выразить
пережитое, но лишь в одном из видов искусства. Однако в других случаях они
будут выражать себя способами, не имеющими прямо узнаваемого родства с
изначальным переживанием. В этой связи д-р А, К. Кумарасвами говорит
кое-что интересное о мистическом искусстве Дальнего Востока - искусстве,
где "денотацию и коннотацию нельзя разделить" и "не чувс...
Продолжение на следующей странцие...
