Рай и Ад \ Олдос Хаксли

ленным изоляцией и
несвязностью до сверхъестественного уровня.
В природе, как и в произведении искусства, изолирование предмета
стремится облачить его абсолютностью, придать ему тот
более-чем-символический смысл, который тождественен бытию.
Вот дерево стоит - одно из многих,
Одно-единственное поле пред глазами:
И говорят они о том, чего нет с нами.
То нечто, которое Вордсворт уже не мог больше видеть, являлось
"визионерским проблеском". Я вспоминаю, как тот проблеск и та внутренняя
значимость стали свойствами отдельно стоящего дуба, который можно было
видеть из окна поезда между Редингом и Оксфордом: он рос на вершине
небольшого холма посреди широко раскинувшейся пашни и выделялся силуэтом
на фоне бледного северного неба.
Эффекты изолирования в сочетании с приближенностью можно исследовать
во всей их магической странности по незаурядной картине одного японского
художника семнадцатого столетия, который был знаменитым фехтовальщиком и
изучал дзэн. На ней изображен сорокопут, сидящий на самом конце голой
ветки, в "бесцельном ожидании, но в состоянии высокого напряжения". Под
ним, над ним и вокруг него ничего нет. Птица появляется из Пустоты, из той
вечной безымянности и безобразности, которые являются самой сущностью
разнородной, конкретной и преходящей вселенной.
Этот сорокопут на обнаженной ветке является ближайшим родственником
зимнего дрозда Гарди. Но тогда как викторианский дрозд настаивает на
преподании нам некоего урока, дальневосточный сорокопут просто
удовлетворен своим существованием - насыщенным и абсолютным.

ПРИЛОЖЕНИЕ VI

Многие шизофреники проводят большую часть времени не на земле, не на
небесах, даже не в аду, а в сером, туманном мире фантомов и нереальности,
То, что верно в отношении шизофреников, в меньшей степени верно и в
отношении некоторых невротиков, страдающих слабыми формами душевной
болезни. Недавно было обнаружено, что можно вызывать такое состояние
призрачного существования, приняв незначительное количество одного из
производных адреналина. Для .живых людей двери рая, ада и чистилища
открываются не "двумя тяжелыми железными ключами", а наличием крови одного
набора химических соединений и отсутствием другого. Туманный мир, в
котором обитают некоторые шизофреники и невротики, сильно напоминает мир
умерших, каким он был описан в некоторых древних религиозных традициях.
Наподобие духов в Шеоле и в гомеровском Аде, эти люди с нарушенным
душевным равновесием потеряли контакт с материальным миром, с языком и со
своими собратьями. В жизни у них нет точки опоры, и они обречены на
бездеятельность, одиночество и безмолвие, прерываемое лишь бессмысленным
писком и бормотанием призраков.
История эсхатологических идей отмечает подлинное продвижение -
продвижение, которое можно описать на языке теологии как вознесение из Ада
на Небеса, на языке химии как замену мескалином и лизергиновой кислотой
адренолютина, а на языке психологии как переход от кататонии и ощущения
нереальности к чувству возвышенной реальности в видении и, наконец, в
мистическом переживании.

ПРИЛОЖЕНИЕ VII

Жерико являлся негативным визионером: хотя его искусство навязчиво
точно изображало природу, оно изображало природу, которая была магически
преображена в восприятии и передаче художника в худшую сторону. "Я начинаю
писать женщину,- как-то сказал он,-но всегда в конце получается лев". Чаще
же на самом деле в конце получалось нечто гораздо менее привлекательное,
чем лев - например труп или демон. Его шедевр, чудовищный "Плот Медузы",
был написан не с жизни, но с разложения и распада - с кусков кадавров,
принесенных студентами-медиками, с истощенного торса и желтушного лица его
друга, .Страдающего от болезни печени. Даже волны, по которым плывет плот,
даже свод неба имеют трупный цвет. Словно вся вселенная стала
анатомическим театром.
А еще существуют его демонические картины. Очевидно, что "Дерби"
проводятся в аду на фоне мерцания зримой тьмы, "Лошадь, напуганная
молнией", находящаяся в Национальной галерее, является откровением - в
течение одного застывшего мгновения - странности, мрачной и даже
инфернальной инаковости, скрытой в знакомых вещах. В музее Метрополитен
есть портрет ребенка. Но какого ребенка! В своем зловеще блестящем
костюмчике дитя является тем, что Бодлер любил называть "созревающим
Сатаной", А набросок обнаженного мужчины, тоже в Метрополитен, не что
иное, как изображение уже взрослого, созревшего Сатаны.
Исходя из сообщений о Жерико его друзей очевидно, что он обычно видел
окружающий мир как последовательность визионерских апокалипсисов.
Гарцующий конь, изображенный на его ранней работе "Офицер конных егерей",
был увиден однажды утром на пыльной дороге в Сен-Клу в ослепительном
блеске летнего солнца, пробивав. щегося через оглоблю омнибуса,
Действующие лица "Плота Медузы" были написаны, вплоть до по. следней
детали, одно за другим, на чистом холсте. Не было ни контурного рисунка
всей композиции ни постепенного выстраивания всеобщей гармонии тонов и
оттенков. Каждое индивидуальное откровение - разлагающегося тела, больного
человека в отвратительной крайности последней стадии гепатита - полностью
передавалось таким, каким оно было увидено и художественно осознано.
Благодаря чуду гениальности каждый последовательный апокалипсис пророчески
вписывался в гармоничную композицию, которая существовала-когда первое из
отвратительных видений было перенесено на холст - только в воображении
художника.

ПРИЛОЖЕНИЕ VIII

В трактате "Sartor Resartus" Карлейль оставил то, что (в своей книге
"Мой пациент мистер Карлейль") его психосоматический биограф, доктор
Джеймс Холлидей, называет "потрясающим описанием психотического состояния
разума, в основном угнетенного, но отчасти и шизофренического".
"Окружающие меня люди,- пишет Карлейль,- даже говорящие со мной, были
лишь фигурами. Практически я забывал, что они живые, что они не просто
автоматы. Дружба была лишь невероятной традицией. Среди запруженных улиц и
скоплений людей я ходил совершенно одинокий и свирепый (за исключением
того, что я постоянно пожирал свое собственное сердце, а не чужое), как
тигр в джунглях... Для меня Вселенная была целиком освобождена от Жизни,
Цели, Воли, даже от Враждебности. Она являлась громадным мертвым
ддзмерным паровым двигателем, крутящимся с мер-^рдным безразличием,
чтобы размолоть по очереди все мои члены... У меня не было надежды, но ge
было и определенного страха-ни Человека, ци Дьявола, И однако, что
достаточно странно, я ^цл в постоянном, неопределенном, томительном
страхе, трепеща и малодушничая из-за дурных дредчувствий сам не зная чего.
Казалось, будто все на небесах, надо мной, и на земле, подо мной, желает
причинить мне вред, будто небеса и земля являлись безграничными челюстями
некоего пожирающего все и вся Чудовища, внутри которых я, дрожа от страха,
ждал, когда меня проглотят". Девушка Рене и боготворитель героев,
очевидно, описывают одно и то же переживание. Бесконечность
предчувствуется и одним, и другой, но в разных видах: "Системы" и
"безмерного парового двигателя". Опять-таки, и для одного, и для другой
все - значимо, но значимо негативно, так что каждое событие в крайней
степени бессмысленно, каждый предмет насыщенно нереален, каждое мнимое
человеческое существо является заводной куклой, совершающей гротескные
движения, символизирующие работу и игру, любовь, ненависть, размышления,
красноречие, героизм, святость, все что угодно - роботы суть ничто, хотя
они и двигаются.