амый смелый из них заговорил со мной. Он сказал, что на доне Хуане не
было шляпы, что он не носил черного пальто и уж наверняка не стоял на
деревяшке. Что у него на голове была повязана чалма или шаль, что одет он
был в одноцветную тунику вроде монашеской рясы, которая ниспадала до самой
земли.
- Нет! - воскликнул мягко другой юноша. - на нем не было чалмы.
- Правильно, - сказали другие.
Молодой человек, который заговорил первым, взглянул на меня с
выражением полного недоверия. Я сказал им, что нам следует разобраться в
том, что случилось, очень тщательно и очень спокойно. Что я уверен, что
дон Хуан хотел, чтобы мы так и сделали и поэтому он оставил нас одних.
Молодой человек, который был совсем справа от меня, сказал, что дон
Хуан был в лохмотьях. На нем было изношенное пончо или какая-то индейская
накидка и крайне потасканное сомбреро. В руке у него была корзина со
всякими вещами, но он не может точно сказать, что это были за вещи. Он
сказал, что дон Хуан был в действительности одет не как нищий, а скорее,
как человек, возвращающийся из бесконечно длинного путешествия,
нагруженный всякими странными вещами.
Молодой человек, который видел дона Хуана в черной чалме, сказал, что
в руках у него ничего не было, но что его волосы были длинные и спутанные,
как если бы он был диким человеком, который только что убил монаха и надел
на себя его одежду, но не смог скрыть своей дикости.
Молодой человек слева от меня мягко засмеялся и прокомментировал чушь
всего этого. Он сказал, что дон Хуан был одет, как важная личность, как
будто бы он только что сошел с коня. На нем были кожаные краги для
верховой езды, большие шпоры, кнут, которым он постукивал себя по левой
ладони, небольшая шапочка с коническим верхом и два автоматических
пистолета 45 калибра. Он сказал, что дон Хуан был прямо иллюстрацией
преуспевающего владельца ранчо.
Молодой человек крайний слева застенчиво засмеялся, но не сделал
попыток рассказать то, что он видел. Я стал уговаривать его, но остальным
было, казалось, неинтересно. Этот юноша казался слишком застенчивым для
того, чтобы говорить.
Огонь уже погасал, когда дон Хуан вышел из-за валуна.
- Оставь лучше этих юношей их делу, - сказал он мне. - попрощайся с
ними.
Он не взглянул на них. Он медленно пошел прочь, давая мне время
попрощаться.
Молодые люди по очереди обняли меня. Костер больше не горел, но угли
давали достаточно освещения. Дон Хуан казался темной тенью в нескольких
футах вдали, а молодые люди были кружком ясно очерченных застывших
силуэтов. Они казались рядом черных статуй на фоне темноты.
Именно в этот момент все это событие сказалось на мне. По спине у
меня пробежал озноб. Я догнал дона Хуана. Он сказал мне очень серьезным
тоном, чтобы я не поворачивался и не смотрел больше на юношей, потому что
в этот момент они были кругом тени.
Животом я ощущал какую-то силу, идущую снаружи. Казалось, какая-то
рука схватила меня. Я невольно вскрикнул. Дон Хуан сказал, что в этом
районе слишком много силы, и поэтому мне легко будет воспользоваться
"бегом силы".
Мы бежали несколько часов. Пять раз я упал. Дон Хуан громко считал
каждый раз, когда я терял равновесие. Затем он остановился.
- Садись, прижмись к камням и закрой свой живот руками, - прошептал
он мне на ухо.
Воскресенье, 15 апреля 1962 года.
Как только света стало достаточно, утром мы пошли опять. Дон Хуан
привел меня к тому месту, где мы оставили машину. Я был голоден, но в
остальных смыслах чувствовал бодрость и не был уставшим.
Мы съели несколько галет и напились минеральной воды, которая была у
меня в машине. Я хотел задать ему вопросы, которые переполняли меня, но он
приложил палец к губам. К полудню мы были в пограничном городке, где он
собирался меня покинуть. Мы пошли в ресторан пообедать. Мы сели за столом
у окна, глядя на шумную главную улицу города, и заказали пищу.
Дон Хуан казался расслабленным. Его глаза светились предательским
блеском. Я почувствовал себя ободренным и открыл поток вопросов. Больше
всего я хотел узнать о его переодевании.
- Я показал тебе крошечку моего неделания, - сказал он, и глаза его,
казалось, светились.
- Но никто из нас не видел одного и того же костюма на тебе, - сказал
я. - как ты это сделал?
- Это очень просто, - ответил он. - это было просто переодевание,
потому что все, что мы делаем, в какой-то мере переодевание. Все, что мы
делаем, как я уже говорил тебе, относится к области делания. Человек
знания может прицепиться к деланию любого другого и появиться с волшебными
вещами. Но они не волшебные на самом-то деле. Они волшебные только для
тех, кто увяз в делании.
Те четверо юношей и ты сам еще не осознают неделания, поэтому легко
было одурачить всех вас.
- Но как ты нас одурачил?
- Для тебя это не будет иметь смысла. Никаким способом ты не сможешь
понять этого.
- Прошу тебя, дон Хуан, испытай меня.
- Скажем так, что когда каждый из нас родится, он приносит с собой на
свет маленькое колечко силы. Это колечко почти тут же начинает
использоваться. Поэтому каждый из нас уже с самого рождения на крючке, и
наши кольца силы соединяются с кольцами любого другого. Другими словами,
наши кольца силы прицеплены к деланию мира для того, чтобы делать мир.
- Дай мне пример, чтобы я мог это понять, - сказал я.
- Например, наши кольца силы, твое и мое, прямо сейчас прицеплены к
деланию в этой комнате. Мы создаем эту комнату. Наши кольца силы в этот
самый момент дают этой комнате существование.
- Подожди, подожди, - сказал я. - эта комната здесь сама по себе. Я
ее не создаю, у меня нет с ней никаких дел.
Дону Хуану, казалось, дела не было до моих возражений и протестов. Он
очень спокойно заверил, что эта комната, в которой мы находимся, создана и
удерживается в неизменности из-за силы тех колец силы, которые имеют нас.
- Видишь, - продолжал он. - каждый из нас знает делание комнат,
потому что так или иначе мы провели большую часть своих жизней в комнатах.
Человек знания, с другой стороны, развивает другое кольцо силы. Я назову
его кольцом неделания, потому что оно сцеплено с неделанием. При помощи
этого кольца он, поэтому, может создавать другой мир.
Молодая официантка принесла нам еду и, казалось, в чем-то нас
подозревала. Дон Хуан сказал, что я должен сразу заплатить ей, чтобы
показать, что у меня денег хватит.
- Я не виню ее за то, что она не доверяет тебе, - сказал он и
расхохотался. - у тебя вид, как из преисподней.
Я заплатил женщине и дал ей чаевые, а когда она оставила нас одних я
посмотрел на дона Хуана, стараясь найти способ восстановить порванную нить
разговора. Он пришел мне на помощь.
- Твоя трудность заключается в том, что ты еще не развил своего
второго кольца силы, и твое тело не знает неделания, - сказал он.
Я не понял того, что он сказал. Мой ум был захвачен прозаическими
мыслями. Все, чего я хотел, так это узнать, одевал он на себя пиратский
костюм или не одевал.
Дон Хуан не ответил, но раскатисто расхохотался. Я просил его
объяснить.
- Но я же только что объяснил тебе, - ответил он.
- Ты имеешь в виду, что не одевал никакой одежды? - сказал я.
- Все, что я сделал, так это прицепил свое кольцо силы к твоему
собственному деланию, - сказал он. - ты сам сделал все остальное, так же,
как это сделали другие.
- Это невероятно! - воскликнул я.
- Всех нас обучили соглашаться насчет делания, - сказал он мягко. -
ты не имеешь ни малейшего представления о той силе, которую такое
соглашение несет с собой. Но, к счастью, неделание одинаково чудесно и
могущественно, как и та сила.
Я почувствовал неуправляемую судорогу в животе. Между моим
собственным опытом и его объяснением пролегала непроходимая бездна. Как
последнюю защиту, я, как делал это обычно, выдвинул с оттенком сомнения и
недоверия вопрос: "а что если дон Хуан был на самом деле в сговоре с этими
юношами, и сам все это подстроил?"
Я изменил тему и спросил его о четырех учениках.
- Ты сказал мне, что они были тенями? - спросил я.
- Правильно.
- Они были олли?
- Нет. Они были учениками человека, которого я знаю.
- Почему ты их назвал тенями?
- Потому что в тот момент они были тронуты силой неделания. А
поскольку они не так глупы, как ты, то они сместились в нечто совсем
отличное от того, что ты знаешь. По этой причине я не хотел, чтобы ты
смотрел на них, т.к. это только причинило бы тебе вред.
У меня не было больше вопросов. Голоден я тоже больше не был. Дон
Хуан ел за обе щеки и, казалось, был в отличном настроении. Я, однако,
чувствовал себя отверженным. Внезапно огромная усталость овладела мной. Я
сообразил, что путь дона Хуана был слишком трудным для меня. Я заметил,
что у меня нет данных, чтобы быть магом
- Возможно другая встреча с мескалито, поможет тебе, - сказал он.
Я заверил его, что об этом я думаю меньше всего и что не хочу даже
рассматривать подобной возможности.
- Сильные потрясения должны с тобой произойти для того, чтобы ты
позволил своему телу получать выгоду от того, чему ты научился, - сказал
он.
Я вставил свое мнение, что поскольку я не являюсь индейцем, то у меня
действительно нет данных, чтобы вести необычайную жизнь мага.
Возможно, если бы я смог развязаться со всеми затруднениями, то я бы
более успешно продвигался в твой мир, - Сказал я. - или если бы я пошел
жить с тобой в глуши. Но так как дело обстоит сейчас, тот факт, что я
одной ногой стою в одном мире, а другой - в другом, делает меня
бесполезным в любом из них.
Он долго смотрел на меня.
- Это твой мир, - сказал он, указывая на деловую улицу за окном. - ты
- человек этого мира. И именно там, в том мире, находятся твои угодья. Нет
способа убежать от делания нашего мира. Поэтому воин делает то, что
превращает свой мир в свои охотничьи угодья. Как охотник, воин знает, что
мир сделан для того, чтобы им пользоваться, поэтому он использует каждый
кусочек его. Воин подобен пирату, у которого нет запретов в том, чтобы
взять и использовать все, что он хочет. Разве что воин никогда не
заботится о таких вещах и не чувствует себя ими обиженным за то, что его
самого используют и берут.
17. СТОЯЩИЙ ПРОТИВНИК
Вторник, 11 декабря 1962 года.
Мои ловушки были совершенны. Установка их была правильной, я видел
кроликов, белок и других грызунов, куропаток и птиц, но в течение всего
дня я не мог поймать ничего.
Дон Хуан сказал мне, когда мы выходили из дома рано утром, что в этот
мне нужно ждать "дара силы", исключительного животного, которое может быть
заманено в мои ловушки, и все его мясо я могу высушить для "пищи,
обладающей силой".
Дон Хуан, казалось, был в задумчивом настроении. Он не сделал ни
одного замечания или предложения. К концу дня он, наконец, заявил:
- Кто-то вмешался в твою охоту, - сказал он.
- Кто? - спросил я, искренне удивленный.
Он взглянул на меня, улыбнулся и покачал головой с жестом недоверия.
- Ты действуешь так, как будто ты не знаешь, кто, - сказал он, -
тогда как ты весь день знал, кто это.
Я собирался запротестовать, но не видел в этом смысла. Я знал, что он
собирается сказать "ля Каталина", и если это было то знание, о котором он
говорит, то он был прав. Я знал, кто это.
- Мы или пойдем сейчас домой, - продолжал он, - или подождем до
темноты и используем сумерки, что...
Продолжение на следующей странцие...
