ность этого вопроса как психосоциологического фактора выглядит еще поразительнее, чем его философские приложения. Мы не можем в точности сказать, что могло бы произойти, если бы, к примеру, Джордж Буш или Михаил Горбачев приняли заявление Бакминстера Фуллера, что мы сможем избавить планету от голода к 1995 году, но при этом произойдет нечто очень драматическое и удивительное, нечто такое, что изменит наше представление о "неизбежности". Так как телесные изменения кажутся более "чудесными", чем социальные, давайте рассмотрим глубже вопрос психосоматической энергии.
Степень зависимости спектра "болезнь-здоровье" от понятий "создаваемое наблюдателем" и "самоосуществляющеесяожидание" наиболее отчетливо проявляется в исследованиях эффективности плацебо.
Неоценимый доктор Эрнест Лоренс Росси ("Психология психосоматического целительства", 1988) приводит результаты нескольких тщательных исследований, проведенных таким образом, что ни врач, ни пациенты о них не догадывались:
Плацебо оказалось эффективным в качестве заменителя морфия в 56% случаев в шести исследованиях;
Плацебо оказалось эффективным в качестве заменителя аспирина в 54% случаев в девяти исследованиях;
Плацебо оказалось эффективным в качестве заменителя кодеина в 56% случаев в трех исследованиях.
(Под "эффективностью" здесь понимается подтверждение пациентом обезболивающего эффекта.)
Итак, чуть больше, чем в половине случаев, вера пациента в то, что он получил обезболивающее, производит такой же эффект, как если бы он в самом деле его получил.
Как отмечает О'Риган (там же), есть все основания считать, что почти все медицинские методы на протяжении почти всей человеческой истории были основаны на принципах плацебо. Другими словами, современная биохимия доказывает, что до появления антибиотиков (т. е. до 1930 года) практически ни одно лекарство не могло быть эффективным. Если у пациентов и происходило улучшение, оно происходило благодаря "вере" врачей в их бесполезные зелья, которая передавалась больным.
Предыдущий абзац представляет не только исторический интерес. Согласно данным Службы технологической оценки, только 20 процентов принятых в США медицинских процедур на сегодняшний день прошли проверку в ходе строгих объективных исследованиях с учетом эффекта плацебо. Таким образом, 80 процентов того, что делают с нами врачи, основывается просто на прецеденте и надежде. Так как жить после этого все же остается больше двадцати процентов из нас, значит, в современной медицине, как и до 1930 года, каждый день случается огромное количество плацебо-исцелений.
В моих книгах, особенно в "Прометее восставшем", приводятся многочисленные примеры того, как оптимизм ("сценарий Победителя" на языке трансакционного анализа) позволяет решать психологические и социальные проблемы, кажущиеся неразрешимыми тем, кто охвачен пессимизмом ("сценарий Неудачника" в трансакционном анализе). Однако большинство людей в нашем обществе - и даже некоторые ученые - все еще считают, что имеют дело с "чудом", когда сценарию Победителя удается преодолеть не только негативное мироощущение и плохое социальное положение, но также рак и другие "нешуточные" телесные болезни или когда сценарий Неудачника может заставить человека лечь и умереть, подобно жертвам шаманских "мертвых костей".
Как я уже отмечал, понятия "чуда" и тайны возникают из нашей традиционной дихотомии "сознания" и "тела", а также из привычки думать, что всему разделяемому нами вербально должен соответствовать Железный Занавес в невербальном экзистенциальном мире. (Подобным образом физики, традиционно разделявшие "пространство" и "время", столкнулись с ужасными загадками и противоречиями к концу девятнадцатого века, когда эта карта, несомненно, уже не соответствовала территории. Потребовался гений Эйнштейна, чтобы вновь восстановить вербальное единство того, что всегда было единым невербально: он отказался от "пространства" и "времени", введя понятие "пространство-время", и все сразу же стало на свои места.)
Как я уже говорил, загадка "сознания" и "тела" исчезает, если мы начинаем говорить и думать без этой дихотомии, принимая понятие "организм как единое целое". Боуэрс в своей работе 1977 года "Гипноз: информационный подход" утверждает:
Хотя тенденция разделять этиологические факторы болезни на психические и соматические компоненты во многих случаях имеет эвристическое основание, она, тем не менее, подразумевает дуализм "сознание-тело", который веками препятствовал поиску рационального решения. Возможно, мы должны по-новому сформулировать эту древнюю проблему -так, чтобы избавиться от огромной пропасти между отдельными "реальностями" сознания и тела...
Если процессы обработки и передачи информации являются общими для психической и соматической сфер, проблему сознания-тела можно переформулировать следующим образом: как информация, получаемая и обрабатываемая на семантическом уровне, преобразуется в информацию, которая может быть получена и обработана на соматическом уровне, и наоборот? Этот вопрос звучит как более точно сформулированный, чем тот, который он призван заменить.
В теории информации преобразование - это перевод формы из одной информационной системы в другую. Когда я, например, разговариваю с вами по телефону, передатчик преобразовывает мои слова (звуковые волны) в электрические заряды, которые - если не вмешается телефонная компания - поступают в приемник у вас в руке, где они вновь преобразовываются в звуковые волны, которые вы расшифровываете как слова.
Подобным же образом, сидя за своим компьютером, я нажимаю клавиши, которые выглядят как буквы латинского алфавита, но при нажатиях возникают двоичные сигналы, поступающие в память компьютера. Слова преобразуются в электрические заряды. Когда я распечатываю набранный текст - если компьютер не сломается, - эти электрические заряды вновь преобразуются в слова, которые вы можете прочитать.
Мне кажется, что проблема сознания-тела "препятствовала поиску рационального решения" тем, что любой сформулированный в рамках этой системы вопрос с точки зрения Копенгагенской Интерпретации и логического позитивизма является абсолютно "бессмысленным". Но если мы выбросим из нашего словаря понятие "сознание-тело", заменив его понятием "психосоматическая единица" или "психосоматическая синергия", - как физики после Эйнштейна заменили "пространство" и "время" понятием "пространство-время", - это будет приближением к области, в которой могут существовать имеющие смысл вопросы и ответы. Однако это, по мнению Боуэрса, потребует формулировок в терминах теории информации.
Значительное число негативных установок (сценарий Неудачника) в нейронауке расценивается как импринтированная, кондиционированная и (или) сформированная в процессе обучения сеть биохимических рефлексов в коре головного мозга. Так как между отделами головного мозга, а также между головным мозгом и остальными системами организма существуетсвязь, эти "негативные установки" могут быть легко преобразованы в биохимические рефлексы организма в целом. В частности, "установочные" рефлексы коры головного мозга преобразовываются в нейрохимические и гормональные процессы, проходя через гипоталамус - древнюю маленькую часть заднего отдела мозга, которая отвечает за многие программы организма, включая иммунную систему.
Среди химических систем, регулируемых гипоталамусом и преобразовываемых в иммунную систему, мы находим большое число нейропептидов, включая хорошо известные сегодня эндорфины, имеющие совершенно сходное с опиумом успокаивающее и обезболивающее действие.
Нейропептиды обладают любопытным дуализмом, который напоминает мне дуализм фотонов (и электронов) в квантовой механике. Эти квантовые сущности (или модели?), если вы помните, иногда ведут себя как волны, а иногда - как частицы. Точно так же, нейропептиды иногда ведут себя как гормоны (химические вещества, вызывающие изменения в функционировании организма), а иногда - как нейропередатчики (химические вещества, вызывающие изменения в функционировании головного мозга).
Думаю, вряд ли эти маленькие паршивцы когда-нибудь слышали об аристотелевской логике.
Действуя как нейропередатчики в головном мозгу, нейропептиды выполняют много любопытных известных нам функций (и, вероятно, много еще неизвестных). Что важнее всего, они обеспечивают открытие и, возможно, импринтирование новых нейронных дорожек, "сетей" и "рефлексов". Это означает, что большая доза нейропептидов оказывает на головной мозг такое же влияние, как и большая доза ЛСД или любого другого психоделического вещества, давая возможность воспринимать и мыслить по-новому, избавиться от привычной фразеологии и "увидеть" мир сквозь призму другой фразеологии. Сменить жесткий туннель реальности на лабиринт реальности, где вариантов выбора великое множество. Выйти за пределы модельного теизма (догмы) и чувствовать-мыслить непринужденно, в согласии с "модельным агностицизмом" посткопенгагенской физики...
Можно использовать любую метафору из бихевиористских наук, но если говорить обычными словами, то речь идет вот о чем: меньше жесткости, больше творчества; меньше принуждения, больше выбора.
В терминах информационной теории это выглядит как существенное увеличение количества информации, обрабатываемого за единицу времени. Чем больше новых цепей образуется в вашем мозгу, тем больше информации вы способны уловить в самых простых и обыденных предметах и событиях. Как сказал Блейк, "одно и то же дерево глупец и мудрец видят по-разному"*.
* "Бракосочетание Рая и Ада".
В таком случае, по-настоящему большой выброс нейропептидов будет субъективно восприниматься как "новое рождение" или "видение всего мира" или трансцендирование того, что казалось непреодолимыми ограничениями. Для объяснения этого многие прибегают к религиозным метафорам вроде "на меня низошел Святой Дух" и т.п. Блейк говорит о видении "бесконечности в песчинке".
Когда нейропептиды покидают мозг и начинают действовать в организме как гормоны, они взаимодействуют со всеми важными системами, включая иммунную. Повышенная активность нейропептидов, таким образом, вызывает повышенную сопротивляемость организма болезням, внутреннее ощущение "хорошего самочувствия" и нечто вроде того всплеска надежды, который поднял нашего знакомого мистера Райта с постели и позволил ему ходить по палате, счастливо болтая с врачами.
Несколько наблюдений - заимствованных, как и большая часть приведенной выше информации, у Росси, - проиллюстрируют эти синергетические связи более наглядно.
1. У тех, кто проявляет более сильную реакцию на плацебо, также отмечается высокий уровень осознания синхронистичности.
2. Те, кто хуже реагирует на плацебо, не только отрицают синхронистичность, но и обладают "жесткими стереотипным" мышлением. Таким образом, плацебо, вероятно, не сработало бы среди членов КНРСПЯ. Иногда складывается впечатление,что некоторые люди скорее умерли бы, чем приняли лекарство, которое кажется им "магическим".
3. Память зависит от настроения. Когда мы счастливы, мы искренне считаем в общем счастливой всю нашу прошлую жизнь; когда мы расстроены, то, наоборот, все наше прошлое нам кажется сплошной катастрофой. "Наблюдатель", который создает эти образы, не только не осознает этого, но и переделывает все в соответствии с текущим настроением (т. е. текущей нейрохимической активностью головного мозга).
4. Многие исследования показывают, что нейропептидная активность в головном мозге - создающая новые связи, новые фразеологии или сменяющая жесткий туннель реальности на лабиринт множественного выбора - оказывается настолько же важной при лечении заболеваний, как и химическая стимуляция иммунной системы нейропептидами. Другими словами, по мере того, как улучшается наша способность обрабатывать информацию, растет и наша сопротивляемость нездоровью (в общем).
Мир множественного выбора никогда не "ощущается" таким скучным, как детерминистский, механический мир.
5. Головной мозг не "запоминает", как магнитофон, и не повторяет, как попугай. Даже в самых негибких мозгах (у католиков, марксистов, чл...
Продолжение на следующей странцие...
