Божественной Матери". В новом плане поэмы есть вторая часть, состоящая из пяти книг; две из которых, "Книга рождения и поиска" и "Книга Любви", были закончены, а "Книга Судьбы" почти завершена. Две другие, "Книга Йоги" и "Книга Смерти", должны быть еще переписаны, хотя часть должна быть лишь тщательно исправлена. Наконец, имеется третья часть, состоящая из четырех книг, "Книги вечной Ночи", "Книги густых Сумерек", "Книги вечно длящегося Дня", и "Возвращения на землю", которые были полностью переделаны, а третья из них по большей части переписана. Так что уйдет много времени, прежде чем Савитри будет закончена.
В новой форме это будет своего рода поэтическая философия Духа и Жизни, значительно более глубокая в своей субстанции и более широкая в своих масштабах, чем задумывалось в первоначальной поэме. Я стараюсь, конечно, сохранять ее на очень высоком уровне вдохновения, но в таком обширном плане, охватывающем большинство предметов философской мысли и видения и многие аспекты духовного опыта, я полагаю, должна быть значительная вариация тона, необходимая для богатства и полноты освещения.
- 1946
***
Я не всегда глух к критике; и принял некоторые из ваших замечаний и изменил соответственно им свои строки; также я и не думал воспринимать все время какую-то враждебную критику со стороны и переделывать строку или пассаж [поэмы] здесь и там. Но ваша критика основана на понимании ценности поэмы, ее цели, значения, метода, оборотов и качества ее языка и стихотворной техники. В приговорах же вашего друга я нахожу полное отсутствие какого-либо понимания, и, соответственно, я нахожу его критику неуместной и недействительной. То, что кто-то не понимает или не воспринимает дух и значение, он не может и плодотворно критиковать.
- 1947
***
Боюсь, я слишком поглощен постоянными столкновениями с миром и дьяволом, чтобы написать подробно даже о вашей новой поэме [Авантюра Апокалипсиса]: нескольких строк должно хватить. В действительности, как я объяснял на другой день Дилипу, другому своему постоянному корреспонденту, моя готовность писать письма или новую литературную продукцию уменьшилась почти до нуля — я не имею в виду Савитри, хотя даже Савитри очень замедлилась и я только произвожу последние исправления уже законченной первой части; остальные две части сейчас заморожены.
- 1948
2
Что до обильной критики, содержащейся в вашем письме, у меня есть что сказать; некоторые из ваших замечаний относятся к технике мистической поэзии, о которой я хотел написать во вступлении к Савитри, когда она будет закончена, я могу сказать об этом и здесь.
…Быстрые переходы от одного образа к другому — это постоянная черта Савитри, как и большей части мистической поэзии. Здесь я не рисую одну продолжительную картину Рассвета с единственным непрерывным образом или вариациями одного и того же образа. Я описываю быструю серию переходов, накладывая один намек на другой. Сперва там стоит черный покой, затем — настойчивое прикосновение, затем первая "красота и чудо", ведущие к магическим воротам и "светлый угол". Затем приходит поражение тьмы, используется пример ["спадающий плащ"], намекающий на быстроту перемены. Затем как результат — изменение того, что когда-то было трещиной, в широкую светлую брешь; если вы хотите быть логически последовательными, вы можете смотреть на трещину как на прореху в "плаще", которая становится большой дырой. Затем все меняется, превращаясь в "краткий нескончаемый знак", переливы цветов, затем блеск и величественная аура. В этой скорости быстрых переходов вы не можете обязать меня придерживаться логической цепи фигур или классической монотонности. Мистическая Муза — больше вдохновенная Вакханка дионисского вина, чем дисциплинированная домохозяйка.
…Опять же, неужели вы серьезно предлагаете мне дать аккуратное научное описание земли, пребывающей наполовину во тьме, наполовину в свете, и испортить мой импрессионистский символ или же повернуть к концепции земли как плоской и неподвижной поверхности? Я пишу не научный трактат, я отбираю определенные идеи и восприятия в форму символа частичной и временной тьмы души и Природы, которая представляется временному чувству того, кто пойман в Ночи, как если бы она была универсальной и вечной. Тот, кто потерян в той Ночи, не думает о другой половине земли как о полной света; для него все есть Ночь, а земля — покинутый скиталец, терпящий тьму. Если бы я пожертвовал этим импрессионизмом и отказался от этого образа земли, кружащей через темное пространство, тогда я вполне мог бы отказаться от символа вообще, ибо это — необходимая его часть. По существу, в пассаже сама земля в своем кружении приходит в рассвет и следует изо тьмы к свету. Вы должны взять идею как целое и во всех ее переходах, а не давить на одну деталь со слишком педантичной настойчивостью. В этой поэме я постоянно представляю то одно видение жизни, то другое лишь на какое-то время, как если бы оно было всем в общем порядке, чтобы полностью раскрыть ценность опыта тех, кто связан этим видением, как, например, материальной концепцией и жизненным опытом, но если кто-то обвиняет меня в философской непоследовательности, это лишь означает, что он не понимает техники интерпретации жизни Надразумом.
…Я перехожу к пассажу, который вы так яростно атакуете, о Несознании, пробуждающем Неведение. Во-первых, слово "бесформенный" в действительности с дефектом — не столько из-за какого-то повторения, сколько из-за того, что это — неправильное слово или идея, и я сам не удовлетворен им. Я изменил пассаж следующим образом:
Затем что-то в непроницаемой мгле шевельнулось;
Безымянное движение, Идея немыслимая,
Настойчивое, неудовлетворенное, без цели,
Что-то, что быть хотело, но не знало как,
Принуждало Несознание пробудить Неведение.
Но настойчивость Несознания остается, и вы, очевидно думаете, что это — плохой поэтический вкус, принуждать что-то столь бестелесное и нереальное, как Несознание. Но отсюда следуют несколько фундаментальных выводов. Прежде всего, обязательно ли такие слова, как Несознание и Неведение, являются абстрактным техническим жаргоном? Если так, то не следует ли и такие слова, как сознание, знание и т. п., подвергнуть запрету? Означает ли это, что они являются абстрактными философскими терминами и не могут иметь реального или конкретного смысла, не могут представлять то, что кто-то чувствует и ощущает, и с ними зачастую нужно сражаться, как кто-то сражается с очевидным врагом? Несознание и Неведение могут быть просто пустыми абстракциями и могут быть опущены как неуместный жаргон, если вы не хотите сталкиваться с ними или нырять в их темную и бездонную реальность. Но для меня они являются реальностями, конкретными силами, чье сопротивление присутствует везде и во все времена во всей своей огромной и безграничной массе. В действительности, при написании этой строки, я не имел намерения учить философии или прокладывать путь бесполезной метафизической идее, хотя идея здесь может иметь место. Я показывал событие, которое было для меня чем-то осмысленным и, можно сказать, психологически и духовно конкретным. Несознание настойчиво входит в песнях первой книги Савитри, напр.:
Оппонент этой славы спасения,
Черное Несознание качнуло своим драконьим хвостом,
Дремлющую Бесконечность хлестнув своей силой
В глубокой смутности формы.
Здесь тоже метафизическая идея может быть прочитана в видимой вещи или за нею. Но делает ли это пассаж техническим жаргоном или всю вещь — неправомерным смешением? Для моего поэтического чувства это не так. Но вы можете сказать: "Это так для читателя-не-мистика, и именно этого читателя вы должны удовлетворить, поскольку именно для широкого круга читателей вы пишите, а не для себя одного". Но если бы я писал для широкого круга читателей, я бы вообще не мог бы написать Савитри. В действительности, я писал ее именно для себя самого и для тех, кто может воспринять предмет, образы, технику мистической поэзии.
Это — настоящий камень преткновения мистической поэзии и особенно мистической поэзии такого рода. Мистик ощущает реальными и присутствующими, даже всегда присутствующими в его переживании, сокровенными для его существа, истины, которые для обычного читателя являются интеллектуальными абстракциями или метафизическими спекуляциями. Он пишет о переживаниях, чуждых обычному менталитету. Либо же они непонятны этому менталитету, и, сталкиваясь с ними, он барахтается словно в неясной массе или принимает их за поэтические фантазии, выраженные в интеллектуально задуманных образах. Именно так критик в Хинде осудил такие поэмы, как Нирвана и Трансформация. Он сказал, что они были просто интеллектуальными концепциями и образами и что там нет ничего от религиозного чувства или духовного опыта. Однако Нирвана была настолько близкой транскрипцией огромного переживания, насколько это было возможно в языке, выработанном человеческим умом, реализации, в которой разум полностью смолк и в которую ни одна интеллектуальная концепция вообще не могла войти. Приходится использовать слова и образы, чтобы сообщить уму какое-то постижение, какой-то образ того, что находится за пределами мысли. Непонимание критика усугубила строка
Только неограничиваемый Перманентный Есть здесь.
Очевидно, он воспринял это как технический жаргон, абстрактную философию. Но здесь нет такой вещи: я чувствую с ошеломляющей живостью неограничиваемость или, по крайней мере, что-то, что не может быть описано никаким иным термином, и никакое иное описание, кроме слова "Перманентный", не может быть приложимо к Тому, которое одно существует. Для мистика здесь нет такой вещи, как абстракция. Все, что абстрактно для интеллектуального разума, имеет конкретность, субстанциальность, которая гораздо более реальна, чем ощущаемая форма предмета или физическое событие. Для меня, например, сознание является самим веществом существования, и я могу чувствовать его всюду, окружающим и пронизывающим камень, в той же мере как и человека или животное. Движение, поток сознания являются для меня не образом, а фактом. Если я пишу: "Его гнев поднялся против меня потоком", для среднего читателя это является просто образом, не чем-то, что ощущалось мною в воспринимаемом чувствами переживаний; и, тем не менее, я лишь описываю в точных выражениях то, что действительно случилось однажды, поток гнева, ощущаемая и бурная струя его, поднимающаяся снизу и устремляющаяся на меня, когда я сидел на веранде гостиницы, истинность этого подтвердилась впоследствии признанием того человека, от которого исходило это движение. Это — только один пример, но все, что духовно или психологично в Савитри, имеет этот же характер. Что же делать в таком случае? Поэт-мистик может лишь описывать то, что он однажды чувствовал, видел в себе или в других, или в мире, точно так же, как он чувствовал это или переживал благодаря точному видению, близкому контакту или идентичности, и оставлять обычному читателю понимать или не понимать, или понимать неверно в соответствии со своими способностями. Новый род поэзии требует нового менталитета как писателя, так и читателя.
Другой вопрос — это место философии в поэзии, имеет ли она вообще там какое-то место. Некоторые романтики, похоже, полагают, что поэт вообще не имеет права думать — толь смотреть и чувствовать. Это обвинение выдвигалось против меня многими, что я думаю слишком много и что когда я пытаюсь писать стихи, приходит мысль и отодвигает поэзию в сторону. Я же, наоборот, держусь того, что философия имеет свое место и может даже занимать ведущее место наравне с психологическим опытом, как это сделано в Гите. Все зависит от того, как это сделано, что это, сухая или живая философия, сухое интеллектуальное заявление или переживание не только живой истины, содержащейся в мысли, но и чего-то от ее красоты, ее света или ее силы.
Теория, которая отговаривает поэта от мышления или, по крайней мере, от мышления ради мышления, происходит от крайне романтического склада, она достигает своей кульминации, с одной стороны, в воп...
Продолжение на следующей странцие...
