Дьявол и сеньорита Прим
Автор: Пауло Коэльо

з-под контроля. Шанталь решила отложить еще на день рассказ о предложении чужестран­ца — если она вообще соберется поведать землякам об этом предложении.

В тот вечер чужестранец, который, как всегда, платил за всех, вместе с деньгами протянул Шанталь записочку. Де­вушка сунула ее в карман, делая вид, что не придает этому особого значения, хотя и заметила, что чужестра­нец время от времени старается поймать ее взгляд, словно задавая ей какой-то безмолвный вопрос. Они поменялись ролями: теперь она владела ситуацией, она выбирала время и место боя. Именно так всегда поступают самые удачливые охотники — они создают такие условия, чтобы добыча сама вышла на выстрел.

И лишь вернувшись домой, причем на этот раз — со странным предчувствием, что этой ночью она будет спать глубоко и крепко, Шанталь развернула записку. Чужес­транец назначал ей встречу — на том же месте, где они встретились впервые.

Он добавлял, что лучше бы поговорить наедине. Но если ей угодно — то можно и при всех.

Шанталь не только почувствовала угрозу, но и обра­довалась тому, что она прозвучала. Это значит, он теряет самообладание, чего никогда не происходит с теми, кто опасен по-настоящему. Великий миротворец Ахав любил повторять: «Есть два вида глупцов. Одни бросают нача­тое дело, почувствовав угрозу. Другие считают, что угрозами сами сумеют чего-либо добиться».

Шанталь разорвала записку на мелкие кусочки, бро­сила их в унитаз и спустила воду, потом приняла очень горячую ванну, потом легла в постель — и улыбнулась. Она добилась всего, чего хотела, а хотела она снова встретиться с чужестранцем для разговора с глазу на глаз. Если она хочет знать, как одолеть противника, надо досконально понять, что он из себя представляет.

Уснула она почти сразу и спала глубоко, спокойно и крепко. Одну ночь она провела с Добром, вторую — с Добром и Злом, третью — со Злом. Ни одно из них не добилось результатов, но оба остались жить в ее душе и теперь начинали единоборство, чтобы выяснить, кто сильней.

К тому времени, когда чужестранец пришел, Шанталь ус­пела вымокнуть насквозь — вновь разыгралась буря.

— О погоде говорить не будем, — предупредила она. — Льет, как видите. Я знаю место, где мы сможем укрыться.

Она поднялась и придвинула к себе нечто продолго­ватое в брезентовом чехле.

— Ружье, как я понимаю? — спросил чужестранец.

— Ружье.

— Ты хочешь меня убить.

— Хочу. Не уверена, что именно вас, но очень хочу. Но ружье я прихватила по другой причине: может быть, на дороге встретится «проклятый волк», я его застрелю и буду пользоваться большим уважением среди граждан Вискоса. Вчера ночью я слышала, как он воет, но мне никто не поверил.

— Что такое «проклятый волк»? Шанталь на миг задумалась — стоит ли откровенни­чать с человеком, которого считала врагом. Но тут ей вспомнилась книжка о японских боевых искусствах — она всегда читала без разбору все, что постояльцы забывали в гостинице, поскольку покупку книг считала зряшной тратой денег. Так вот, в книжке этой было сказано, что лучший способ ослабить противника — это убедить его в том, что поддаешься ему и соглашаешься с его намерениями.

И, шагая под дождем и ветром, она рассказала чужестранцу эту историю. Два года назад житель Вис-коса — местный кузнец, если быть точным, — выйдя погулять, внезапно увидел перед собой волка с выводком волчат. Кузнец испугался, схватил толстую ветку и швырнул ее так, что она пролетела над головой зверя. Обычно в такой ситуации волк убегает, но этот был с детенышами, а потому бросился на кузнеца и впился ему зубами в ногу. Кузнец, который по профессиональной необходимости должен был обладать недюжинной силой, изловчился и нанес такой жестокий удар волку, что тот разжал челюсти и скрылся в чаще леса вместе со своими щенками; больше его никто никогда не видел, и известно о нем лишь то, что на левом ухе у него белая отметина.

— Так отчего же он «проклятый»?

— Хищники, даже самые свирепые, никогда не на­падают на человека первыми, разве только в таких ис­ключительных случаях, как этот, — чтобы защитить де­тенышей. Если все же подобное происходит и зверь узнает вкус человеческой крови, вот тогда он становится по-настоящему опасен: он хочет еще и еще и из дикого зверя превращается в людоеда. У нас все считают, что когда-нибудь этот волк нападет снова.

«Да это прямо про меня», — подумал чужестранец.

Шанталь — молодая, привычная к здешним доро­гам — старалась шагать как можно быстрей, надеясь утомить и унизить своего спутника и тем самым получить над ним психологический перевес. Однако чужестранцу удавалось не отставать. Он, хотя и запыхался немного, но так и не попросил девушку сбавить темп.

Они подошли к хорошо замаскированной палатке из зеленого пластика, где охотники обычно поджидали дичь, забрались внутрь, дыша на заледенелые руки и расти­рая их.

— Что вам нужно? — спросила Шанталь. — Зачем вы назначили мне встречу?

— Хочу загадать тебе загадку: какой из всех дней нашей жизни не приходит никогда? — спросил он и, не дождавшись, ответил сам: — Завтрашний. Однако мне кажется, ты убеждена, что завтра наступит, и потому отложила то, о чем я просил тебя. Сегодня начинается уик-энд: если ты ничего не скажешь, это сделаю я.

Шанталь выбралась из палатки, отошла на безопасное расстояние, расстегнула чехол и вытащила из него ружье. Но чужестранец вроде бы даже не заметил этого.

— Скажи-ка мне, — произнес он, — вот если бы тебе пришлось писать книгу об этом случае с золотом, неужели ты считала бы, что большая часть читателей, каждый день сталкивающихся с разнообразными труд­ностями, не раз несправедливо обиженных жизнью и людьми, вынужденных выбиваться из сил, чтобы накор­мить и выучить детей, — так вот, неужели бы они со­гласились так страдать ради того, чтобы ты сбежала со слитком?

— Не знаю, — отвечала Шанталь, вкладывая в ствол первый патрон.

— И я не знаю. Именно такой ответ мне и нужен. Теперь был заряжен и второй ствол.

— Ты готова убить меня, хоть и пытаешься успоко­ить россказнями про волка. Но это ничего, поскольку отвечает на мой вопрос: представители рода человечес­кого отягощены злом, раз уж мелкая служащая из про­винциального городка способна совершить преступление ради денег. Я умру, но теперь я знаю ответ, и потому умру довольным.

— Держите, — и Шанталь протянула ружье чуже­странцу. — Никто не знает, что мы с вами знакомы. В гостиничном формуляре вы указали о себе ложные сведе­ния. Вы можете уехать, когда пожелаете, и, насколько я понимаю, можете скрыться где угодно, в любом уголке мира. Вам даже прицеливаться не надо — просто на­правьте на меня дуло и нажмите на курок. Заряд состоит из маленьких кусочков свинца, которые разлетаются ко­нусом. С такими патронами ходят на крупную дичь. И на людей. Вы можете даже смотреть в другую сторону, если вам не хочется видеть, как картечь разворотит мое тело.

Чужестранец положил палец на спусковой крючок, прицелился в ее сторону, и Шанталь с удивлением заметила, что двустволку он держит привычно и правиль­но, как человек, умеющий владеть оружием. Так они простояли довольно долго: Шанталь знала, что, если чужестранец поскользнется или вздрогнет от внезапного появления зверя или птицы, палец его дернется и ружье выстрелит. В этот момент она осознала, сколь по-детски наивным было ее душевное движение: она пыталась бросить вызов этому типу, всего лишь чтобы подразнить его — пусть-ка сам сделает то, что предлагает сделать другим.

А чужестранец между тем продолжал направлять ружье на Шанталь, он не моргал, и руки его не дрожали. Теперь уже было поздно; теперь уж он сам был убежден, что оборвать жизнь девушки, бросившей ему вызов, — недурная, в сущности, идея. Шанталь готова была взмо­литься о пощаде, но он опустил ружье раньше, чем она успела вымолвить слово.

— Я почти физически ощущаю твой страх, — прого­ворил он, протягивая ей ружье. — Я чувствую запах пота, струящегося у тебя по лицу, хоть он и перемеши­вается с каплями дождя; несмотря на ветер, который с адским шумом раскачивает деревья, я слышу, как, едва не выскакивая из груди, колотится твоё сердце.

— Сегодня вечером я сделаю то, о чем вы меня просили, — сказала Шанталь, делая вид, будто не слы­шала произнесенных им слов, в которых все было чистой правдой. — В конце концов, я хотела понять все-таки вашу натуру, распознать, чего в вас больше — зла или добра. Кое-что я вам только что продемонстрировала: несмотря на все чувства, которые я испытывала или пе­рестала испытывать, вы могли спустить курок. Могли, да не спустили. Знаете почему? Потому что струсили. Используете других для того, чтобы разрешить ваши собственные конфликты, а занять собственную пози­цию — не способны.

— Один немецкий философ сказал как-то раз: «Да­же у Бога есть ад: это его любовь к людям». Нет, Шан­таль, я не струсил. Я и не такие курки спускал, а точнее говоря, я производил оружие, которому твоя двустволка в подметки не годится, производил и продавал по всему миру. И все это было вполне законно и легально — с разрешения правительства, с уплатой экспортных сборов и прочих налогов. Я женился на той, кого любил, у меня были две прелестные дочки, и я всегда умел требовать и получать все, что мне причиталось.

Не в пример тебе — ведь ты считаешь, будто судьба преследует тебя, — я всегда был способен к действию, всегда готов бороться с многочисленными враждебными силами, противостоявшими мне. Готов был одни битвы проиграть, другие — выиграть, поскольку понимал, что поражения и победы неотделимы от жизни всякого чело­века, если не считать трусов, ибо трусы не терпят поражений, но и побед не одерживают.

Я много читал. Я ходил в церковь. Я боялся Бога и чтил его заповеди. Я занимал очень высокооплачиваемую должность директора гигантской компании. Получал ко­миссионные с каждой сделки и зарабатывал достаточно, чтобы содержать жену, детей, внуков и правнуков, ведь в торговле оружием крутятся самые большие в мире деньги. Я знал важность каждой партии, которую от­правлял, потому что лично следил за делами; я обнаружил несколько случаев коррупции и выгнал виновных вон, а незаконные продажи приостановил. Мое оружие произ­водилось для защиты порядка, без которого, как я считал, невозможны прогресс и созидание.

Чужестранец подошел к Шанталь вплотную и обнял ее за плечи: он хотел, чтобы она видела его глаза и верила в правдивость его слов.

— Ты, вероятно, считаешь, что хуже оружейных фабрикантов нет людей на свете. Может быть, так оно и есть. Но все дело в том, что еще пещерный человек начал использовать оружие — сначала для того, чтобы добыть себе пропитание, а сразу вслед за тем — чтобы получить власть над другими. Мир жил без земледелия, обходился без скотоводства, не знал религии, не ведал музыки — но без оружия не существовал ни дня.

Он подобрал с земли камень.

— Вот оно — самое первое оружие, великодушно предоставленное матерью-природой тем, кто в доистори­ческие времена сталкивался с дикими животными. Такой вот камень однажды спас жизнь человеку, от которого в бесчисленной череде поколений родились ты и я. Не будь у него этого камня, плотоядный убийца сожрал бы его и десятки миллионов людей не появились бы на свет.

Ветер усилился, дождь заливал им лица, но Шанталь и чужестранец не сводили глаз друг с друга.

— Подобно тому, как многие бранят охотников, а Вискос радушно принимает их, ибо живет благодаря им; подобно тому, как люди ненавидят бой быков, однако после корриды покупают их мясо, полагая, что животные умерли «славной» смертью, так многие поносят оружейни­ков — но те будут существовать до тех пор, пока не останется на всей земле ни одного вооруженного челове­ка. Ибо, если есть один, непременно должен быть и другой, иначе произойдет опаснейший перекос.

— Но при чем тут Вискос?! — спросила Шан­таль. — При чем тут нарушение заповедей, преступле­ние, кража, сущность человеческой природы? При чем тут Добро и Зло?

Чужестранец переменился в лице, и в глазах его отразилась глубокая печаль.

— Вспомни, что я говорил тебе вначале: я всегда старался действовать в соответстви...


Продолжение на следующей странцие...