я таким совершенством, какого в нашем низменном мире и представить себе невозможно.
Для них больше не существует расстояний и отдалённости друг от друга. Их чувства уж более не скрыты, а также не выражаются клочками в словах, совершенно недостаточных. Вопросы и ответы бесполезны, так как умственные образы читаются ими обоими в тот самый момент, когда они только образуются, и обмен мыслей так же быстр, как их лучезарное появление в интеллекте.
Все отрасли знания открываются для их изысканий, по крайней мере всё то, что не превосходит этого плана, уже и так столь высокого.
Прошедшее нашей Земли является перед их глазами, как настоящее.
Неизгладимые летописи, составляющие память природы, всегда к их услугам, и события истории — безразлично, древней или современной — развёртываются перед ними по из желанию.
Они более не зависят уже от историка, который часто, благодаря малой осведомлённости, тем самым обречён на большую или меньшую пристрастность.
Они могут сами изучить любое интересующее их событие, с абсолютной уверенностью, что видят только "истину, всю истину и ничего, кроме истины".
Если они оказываются в полном сознании на высших уровнях ментального плана, в таком случае перед ними развёртывается, как свиток пергамента, взаимное сцепление их прошлых жизней. Они видят кармические причины своего настоящего положения. Они различают даже карму, ожидающую их в будущем, ещё ранее, чем "длинный и грустный счёт может быть составлен". Они могут таким образом с непогрешимой уверенностью определить своё точное место в эволюции.
Читателю, который меня спросил бы, разве будущее читается так же ясно, как и прошедшее, я ответил бы, что нет, так как эта первая способность принадлежит плану гораздо более высокому.
Если на ментальном плане возможно, хотя и в большом масштабе, предвидеть события, то во всяком случае предвидение на нём не вполне совершенно.
Это потому, что повсюду, где впутывается в ткацкий станок судьбы рука человека развитого, его могучая воля может внести в этот станок новые нити и видоизменить узор ближайшей жизни.
Судьба человека ординарного, мало развившего свои скрытые способности и не обладающего совершенно никакой волей, сколько-нибудь достойной этого названия, часто может быть предвидима с достаточной ясностью, но когда его „я“ смело берёт в свои руки свою будущность, то уже всякое точное предвидение становится невозможным.
IV. Среда
Первыми впечатлениями, испытываемыми учеником, проникающим под руководством своего наставника в полном сознании в ментальный план, обычно бывают полнейшее счастье, неописуемая жизненность, сила, чудесным образом увеличивающаяся, и проистекающее отсюда полнейшее доверие.
Что же он видит, когда испытывая свои новые способности, приступает к изучению той среды, в которой он оказывается?
Он оказывается погружённым в то, что ему представляется целой вселенной света, цветов и звуков, постоянно меняющихся, до такой степени, что никогда прежде, даже в самых своих смелых мечтах, он не мог вообразить себе даже слабой идеи чего-либо подобного.
В нашем мире, на самом деле, слава и блеск мира небесного являются вещами, которых "не видел глаз, не слышало ухо и не приходили они на сердце человеку" (Первое послание к Коринфянам, гл. II, стих 9). Между тем как тот, кто хоть один раз испытал это, будет уже всегда смотреть на мир совершенно другими глазами.
Этот опыт имеет однако столь мало отношения к нашим познаниям о физическом мире, что пытаясь его описать, автор испытывает оригинальное чувство беспомощности и своей совершенной неспособности не только быть на высоте своей задачи, так как уже с самого начала он потерял всякую на это надежду, но и полнейшей невозможности для себя дать хотя бы малейшее понятие о небесном мире тем, которые не созерцали его сами.
Представьте себе человека, испытавшего глубокое блаженство и необыкновенно увеличенные силы, о которых мы только что говорили, плавающего в целом океане живого света, окружённого красотой во всех её видах, какие только могут проявиться в цвете или форме. Зрелище изменяется с каждой из ментальных волн, стремящихся наружу (к другим планам). На самом деле, и наблюдатель не преминет этого вскоре заметить, явление состоит в том, что его мысль выражается в материи плана и в его элементальной эссенции. Эта материя обладает той же природой, как и материя, из которой составляется само ментальное тело; таким образом, когда происходит вибрация, часть ментального тела, называемая мыслью, непосредственно достигает окружающей ментальной субстанции и пробуждает в ней синхронитические вибрации, а та отражается с абсолютной точность, в элементальной эссенции. Конкретные мысли естественно принимают форму своих объектов; наоборот, мысли отвлечённые бывают представлены всеми видами геометрических форм высшего совершенства и красоты. Однако не будем забывать следующего обстоятельства: многие мысли, являющиеся в нашем низменном мире чистыми отвлечённостями, становятся на этом значительно более высоком плане конкретными фактами.
Таким образом, видно, что в этом возвышенном мире всякое лицо, желающее погрузиться на некоторое время в спокойное созерцание и уединиться от всего, что его окружает, может буквально жить в своём собственном мире, не опасаясь возможности чьего-нибудь постороннего вторжения в этот мир, и ещё с тем преимуществом, что оно будет видеть все свои идеи до их самых конечных последствий, проходящими перед его глазами как бы в виде панорамы.
Захочет ли оно, наоборот, изучить план, в котором оно находится, ему будет достаточно для этого на мгновение отрешиться от всякой ментальной активности, которая могла бы влиять вокруг наблюдателя на материю, легко воспринимающую всякие впечатления и могущую, таким образом, всецело изменить условия, при которых ему приходится работать.
Но остережёмся смешать это отрешение от ментальной активности с ментальной пустотой, которую преследует, как цель, такое большое количество приёмов Хатха-Йоги. В этом последнем случае ментал приводится к состоянию абсолютной пассивности для того, чтобы он не мог сопротивляться ни одной из своих собственных мыслей, никакому внешнему влиянию, стремящемуся воздействовать на него. Это состояние очень похоже на состояние медиума.
Как раз напротив, в первом случае ментал настолько пробуждён и настолько положителен, как это только возможно, и ограничивает себя мгновенной приостановкой своей мысли для того, чтобы помешать своей собственной уравновешенности смутить неуместным вмешательством наблюдение, которое он рассчитывает делать.
Посетитель ментального плана, дойдя до познания этого положения, замечает, что если он сам даже и перестал быть центром сияния в этом удивительном мире света и красок, форм и звуков, о которых я столь тщетно пытался дать понятие, то несмотря на это, он всё таки не перестал существовать, так как гармония и поражающий блеск, которыми он окружён, становятся чем дальше, тем всё более полными и более грандиозными. Подыскивая в этом случае объяснение такому феномену, он начинает понимать, что весь этот блеск не является каким-то бесполезным и случайным зрелищем, чем-то вроде деваканического северного сияния. Он открывает, что всё это представляет некоторый смысл, который он и сам тоже может уловить. Скоро он удостоверяется, что всё, наблюдаемое им с таким восхищением, является просто чудесным языком в красках, которыми сообщаются между собой девы: ментальным выражением или разговором существ, стоящих бесконечно выше его на лестнице эволюции.
Благодаря опыту и практике он открывает, что и он также может пользоваться этим новым и удивительным способом выражения мыслей и уже, в силу самого этого факта, вступает в обладание новой и обширной областью владений, ожидающих его в небесном мире: я хочу сказать здесь о способности, находясь на этом плане, разговаривать с его обитателями, стоящими значительно выше человека, и получать от них наставления. Впрочем, мы поговорим об этом впоследствии более подробно, когда приступим к специальному изложению этой части нашего предмета.
Теперь читатель должен понять уже, почему было невозможно посвятить целый отдел этого сочинения описанию обстановки ментального плана, как мы это сделали относительно плана астрального.
В действительности, единственной обстановкой ментального плана является то, что каждое отдельное существо считает для себя удобным создавать своими мыслями; но нужно принять здесь во внимание, что под это правило не подходят бесчисленные существа, находящиеся постоянно в движении перед наблюдателем и представляющие сами по себе часто зрелище высочайшей красоты. Поэтому было бы, пожалуй, более точным сказать (настолько трудно выражать на человеческом языке условия высшей жизни), что всевозможные виды и обстановки соединены на этом плане. Так как всякая красота, о которой нам могут дать понятие земля, небо или море, представлена здесь с полнотой и интенсивностью, превосходящими всякое воображение. Но из всех этих реальностей, сверкающих и живых, всякий человек видит только то, что степень развития, достигнутого им во время его земной и астральной жизни, сделала его способным воспринять.
V. Великие волны
Если посетитель пожелает продвинуть свои изыскания далее и отдать себе отчёт в том, что такое собой представляет ментальный план, когда его спокойствие не нарушается ничьей мыслью и никаким собеседованием его обитателей, то он достигает этого, окружая себя громадной оболочкой, непроницаемой для всех этих влияний. Потом, сохраняя, понятно, своё собственное умственное спокойствие, он изучает условия, существующие вне этой оболочки.
Если он вносит в этот опыт достаточную долю тщательности, то откроет, что сверкающий океан не перестал быть подвижным, так как его частицы сохранили всю интенсивность и быстроту своих колебаний, но стал до некоторой степени однородным.
Теперь уже больше не происходит постоянных изменений форм и не видно уже необыкновенных цветных молний, но тем не менее наблюдатель может заметить серию каких-то новых правильных пульсаций, совершенно отличных от прежних и прежде всего отличающихся от других, более искусственных явлений.
Ясно видно, что эти пульсации происходят повсюду, так как человек не сумел бы окружить себя оболочкой, представляющей настолько сильное сопротивление, чтобы остановить их или направить в сторону. Они не производят изменений цвета и не принимают никакой формы; их поток пересекает с непреодолимой регулярностью всю материю ментального плана, сначала по направлению к периферии, потом снова оттуда к центру, подобно вдыханию и выдыханию какого-то громадного дуновения.
Эти потоки бывают разного характера; они могут ясно различаться по своей обширности, по периодам своих вибраций и по звучащей ноте, сопровождающей их.
Среди этих течений существует одно, гораздо более величественное, чем все прочие — поток, который, кажется, является биением сердца всей системы, волной, выходящей, пенясь, из неизвестных центров, принадлежащих более высоким планам. Оно распространяет всюду жизнь в нашем мире, а затем это чудесное море возвращается и течёт обратно к своему источнику. Поток идёт вперёд, течёт всё дальше, клубясь как волны, и сопровождающий его звук походит на рокот моря. Однако к этому рокоту присоединяется торжествующая песнь, бесконечная, блестящая, непрерываемая — сама музыка небесных сфер.
Невозможно вполне забыть этот торжественный гимн, который поёт сама природа, даже услышав его хотя бы только один раз. Он отдаётся, хотя довольно глухо, даже на нашем печальном, обманчивом физическом плане и неустанно напоминает нам могущество, свет и блеск истинной жизни, царящей выше.
Если наблюдатель чист сердцем и разумом и если он дошёл до известной степени духовного развития, то он может себя отождествить в своём сознании с ходом этой чудесной волны, погрузить, в некотором роде, свой дух в неё и позволить течению унести себя к его источнику.
Он это может, говорю я, но это очень неразумно, разве только ег...
Продолжение на следующей странцие...
