ными, чем души менее возвышенного подплана.
Когда мы говорим, что привязанность к своим близким является отличительной чертой седьмого подплана, то не следует предполагать ни на одно мгновение, что любовь существует только на этом подплане.
Действительно, у человека, находящегося здесь после смерти, такая привязанность будет преобладающим качеством, единственно определённым, которое могло открыть ему доступ в небесный мир. Ясно, что на высших подразделениях встречается род любви, бесконечно более высокий и благородный, чем всё то, что мы видели до сих пор.
Первое, встреченное исследователями на седьмом подплане лицо, доставит нам вполне подходящий пример того, чем являются его обитатели.
При своей жизни человек, о котором я хочу говорить, был мелким лавочником, без умственного развития, без ярко выраженного религиозного настроения — просто маленький торговец, хотя честный и уважаемый.
Конечно, он ходил регулярно в церковь по воскресеньям, так как это вошло у него в привычку и так подобало делать. Но для него религия представляла роль смутного облака, в котором он не понимал ничего. Она не имела в его глазах никакого отношения к повседневным делам и ни в чём не влияла на его решения. Нашему торговцу недоставало глубокого благочестия, которое могло бы его поднять до следующего высшего уровня. С другой стороны, он испытывал к своей жене и ко всем своим близким горячую привязанность, представлявшую определённый характер самоотречения. Он непрестанно думал о них, и если работал с утра до вечера в своей крошечной лавочке, то это было скорее для них, чем для самого себя.
И вот, когда после пребывания на астральном плане, он наконец освободился на пути дезинтеграции от тела желаний, то оказался на низшем подразделении небесного мира, окружённый всеми своими, которые были ему так дороги.
Его умственное и духовное развитие было совершенно такое же, как и при жизни на земле, так как смерть не влечёт за собой никакой перемены в этом роде. Среда, в которой он находился со своим семейством, не представляла из себя ничего необыкновенного и являлась просто самым высоким нефизическим идеалом того, чем он мог наслаждаться на земле. Однако он испытывал глубочайшее блаженство, какое только было ему доступно.
Так как он не переставал думать о своём семействе гораздо больше, чем о самом себе, то порождал, без всякого сомнения, альтруистические стремления, которые, в свою очередь, ассимилированные его душой под формой временных свойств, в будущем снова станут появляться во всех его земных жизнях.
Я упомяну, как другой типичный пример, человека, умершего в то время, когда его единственная дочь была ещё малюткой. В небесном мире он имел своё дитя всегда подле себя, видел всегда его самые лучшие стороны и не переставал рисовать для его будущего самые прекрасные картины.
Упомянем ещё одну молодую девушку, погружённую в созерцание всех совершенства, которым она удивлялась в своём отце, и приготовляющую ему в своём воображении разного рода приятные неожиданности и новые удовольствия.
Вспомним, наконец, ту греческую женщину, имевшую в неописуемом блаженстве при своих трёх детях, причём одного сына, бывшего редкой красоты, ей нравилось представлять себе победителем на Олимпийских играх.
Вот уже несколько веков, как седьмой подплан представляет поразительную особенность вследствие большого числа римлян, карфагенян и англичан, встречающихся там. Причиной этому является то обстоятельство, что среди людей, принадлежащих к этим нациям, альтруизм выражается в особенном виде — привязанностью к семейству.
Наоборот, на этом плане сравнительно редко можно встретить индусов и буддистов, так как их религиозные чувства составляют до некоторой степени часть их повседневной жизни и потому дают им доступ на уровень более высокий.
Рассмотренные нами случаи могли бы, само собою разумеется, варьироваться до бесконечности. Различные степени преуспеяния различались бы по соответственной степени лучезарности, что же касается приобретённых качеств, то они бы различались между собою цветами и оттенками.
Здесь любящие друг друга, унесённые смертью во время самого расцвета полной силы своей привязанности, всегда заняты, не обращая внимания на всех прочих, одним только любимым существом.
Там — существа, едва только вышедшие из дикого состояния, например, малаец — человек очень малоразвитый (находящийся ещё в той стадии, которую мы технически назвали бы стадией низшего питрис третьего класса), которому его любовь к дочери позволила вкусить начала небесной жизни.
Во всех приведённых примерах достижение небесного мира явилось плодом зарождающейся привязанности и альтруизма. Вне этих чувств ничто в рассматривавшихся нами жизнях не могло получить себе выражения на плане деваканическом. В большей части приведённых случаев изображения любимых существ были далеки от совершенства, и поэтому истинные „я“ или души любимых особ могли выразиться в этих формах только отчасти и во всяком случае гораздо более совершенно и удовлетворительно, чем в жизни физической.
На земле мы видим только часть нашего друга; мы знаем только те его стороны, которые нас привлекали; и действительно, прочие стороны его характера для нас не существуют. Быть к нему привязанным, узнавать его — для нас здесь является очень часто самым редким благом, но эта интимность, это знание может быть только очень несовершенно.
Даже в исключительных случаях, когда мы полагаем, что знаем человека вполне, тело и душу его, мы не можем знать в нём ничего, кроме части, проявляющейся в настоящем воплощении, на низших планах, и в его истинном „я“ остаются такие глубины, которые от нас совершенно ускользают.
Если бы нам было возможно благодаря прямому и совершенному зрению ментального плана увидеть в первый раз нашего друга во всей его полноте, когда мы его встретим здесь после смерти, возможно, что мы его и не узнали бы. Конечно, он не походил бы ни в чём на любимое нами существо, которое, как мы воображаем себе, будто бы знаем.
Нужно сказать, что живая привязанность, которая одна только может обеспечить присутствие одного человека в небесной жизни другого, представляет на этих высоких планах значительную силу, которая восходит до души любимого существа и вызывает ответ. Точность этого ответа и воодушевляющие его жизненность и энергия зависят, естественно, от морального развития любимого существа, но ответ бывает всегда и без исключения истинным.
Понятно, душа, или „я“ может получать впечатления в полном объёме только на своём собственном уровне, в одном из подразделений Арупы ментального плана; по крайней мере, в них мы приближаемся сами к себе в некоторой стадии небесного мира в значительно большей степени, чем в физическом мире. Если условия благоприятны, то в девакане мы достигаем бесконечно полного познания нашего друга, чем это когда-либо было возможно нам на земле и, даже если условия будут наименее благоприятны, никогда всё-таки действительность не была так близко от нас.
По этому поводу необходимо считаться с двойным фактором, то есть со степенью развития каждого из рассматриваемых нами лиц.
Если человек во время небесной своей жизни испытывал горячую привязанность и если уж он развит с духовной точки зрения, то он образует изображение своего друга таким, каким он его знал на земле, изображение, посредством которого будет в состоянии выразиться на этом уровне в достаточно полном объёме „я“ этого друга. Но для того, чтобы этот последний мог вполне воспользоваться предоставленным ему случаем, он и сам должен достигнуть довольно высокой степени эволюции.
Проявление может по двум причинам быть несовершенным. Изображение, сформированное покойным, может быть слишком смутно и не действительно для того, чтобы позволить другу, даже и достигшему высокой степени эволюции, воспользоваться им вполне. С другой стороны, допуская, что изображение будет ясным, друг может быть недостаточно развит.
Но всегда душа любимого существа отвечает на чувства привязанности. Какова бы ни была степень её развития, ответ является непосредственно. Она рассматривается в изображении, которое она создала.
Два упомянутых выше фактора: с одной стороны — природа, с другой — то, чт'о душа способна выразить, определяют, до какой точки истинный человек может проявиться. Самое смутное из сформированных таким образом изображений, тем не менее, существует на ментальном плане. Для „я“ гораздо легче достичь его, чем физического тела двумя планами ниже.
Если любимое существо ещё живо, то оно не подозревает, естественно, что его истинное „я“ наслаждается в высших сферах добавочным проявлением, но это проявление, тем не менее, реально и представляет истинного „меня“ в гораздо большей полноте, чем земное проявление, единственное ещё доступное для большей части из нас.
Любопытно заметить, что если человек может одновременно фигурировать в небесной жизни нескольких своих покойных друзей, то он может также одновременно проявиться в каждой из различных форм, оживляя, может быть, в то же время здесь на земле физическое тело. В этой идее нет ничего странного, если уяснить хорошенько отношения между различными планами. Для этого человека так же легко проявиться зараз в некоторых из этих изображений, как для нас — почувствовать одновременно давление нескольких предметов находящихся в соприкосновении с различными частями нашего тела.
Один план является для другого тем же, чем одно измерение является для другого: невозможно никакому количеству единиц одного измерения быть когда-либо равными единице другого высшего измерения, и точно также невозможно, чтобы способность откликаться истощилась в „я“, каково бы ни было число его проявлений. Совершенно напротив, подобные проявления дают ему новый, весьма удобный случай развиться на плане ментальном. В силу закона божественной справедливости этот удобный случай является прямым последствием и вознаграждением за действия или качества, которые довели чувство привязанности до такого выражения.
Очевидно, что чем больше человек продвигается вперёд, тем больше он видит подвёртывающихся ему со всех сторон удобных случаев. Чем больше он прогрессирует, тем больше он пробуждает вокруг себя любви и почтения, что умножает его собственные силы — мысли и делает их более прочными на ментальном плане. В то же самое время он увидит, что по мере того, как он сам развивается, увеличивается и его способность проявляться в каждой из этих форм и восприимчивость к ним.
Наши исследователи имели за последнее время случай зарегистрировать один пример, поразительный по своей простоте.
Одна мать, умершая около двадцати лет тому назад, оставила двух сыновей, которых она очень любила. Они занимали, естественно, первое место в её небесной жизни, и также естественно, она их представляла такими, какими оставила их, то есть в возрасте пятнадцати и шестнадцати лет.
Любовь, которую она не переставала изливать на эти ментальные изображения и которая действовала на самом деле, как благодетельная сила, нисходящая волнами на землю на двух уже взрослых людей, производила на них неодинаковое впечатление, и не потому, что материнская любовь к одному была больше, чем к другому, но потому, что существовала между самими изображениями большая разница в жизненности. По настоящему, этой разницы не существовало для матери, которая видела подле себя своих двух сыновей совершенно такими, как она желала, чтобы они были.
Тем не менее, было очевидно для наших исследователей, что одно из этих двух представляло гораздо более могучую жизненность, чем другое. Отыскивая причины столь любопытного явления, они открыли, что один из этих двух сыновей сделался обыкновенным деловым человеком — без особых пороков, но и без всякого духовного развития, а что другой, наоборот, развил и укрепил в себе высокие и благородные стремления. Благодаря его образу жизни, сознание души было у него развито гораздо больше, чем у его брата, вследствие чего его высшее „я“ могло оживлять гораздо более полным образом изображение юноши, сфор...
Продолжение на следующей странцие...
