увидеть, что христианство вовсе не было религией; вымысел, ложь, верование, но
не прямой опыт. Сама идея дзен как не систематичного, индивидуального подхода к
истине прямым путем — не через теологию, не через веру, не через философию, а
-посредством медитации — чрезвычайно привлекала его, но это пока еще не было
опытом.
Томас Мертон гораздо лучше Судзуки, Алана Уотса, Пола Репса, Хыоберта Бенойта и
многих других, кто писал о дзен. Он подходит ближе всех, потому что он не
говорит, исходя из головы, он говорит, исходя из сердца поэта.
Однако сердце всего лишь посредине, между головой и сущностью. Пока вы не
достигли сущности, вы не имеете опыта самого себя. Но он был восприимчивым
человеком;
ему удалось констатировать вещи, которых он не пережил.
Его утверждение прекрасно, но оно ясно показывает, что он не переживал этого
сам. Это его понимание — конечно, гораздо более глубокое, чем у любого другого
западного знатока дзен. Если бы это действительно было прямым опытом для него,
таким путем, как он говорил, он не заботился бы ни о чьем разрешении, он не
заботился бы о христианстве. Он бы вышел из этой паствы — которая была просто
рабством и ничем больше.
Поскольку он так и не вышел из церкви, что показывает то, что он висел посредине
— он все еще не был уверен. Он не испытал вкус истины. Он только слышал о ней,
читал о ней и чувствовал, что, по-видимому, есть другой подход, всецело отличный
от подхода христианства. Но христианство по-прежнему держало его мертвой
хваткой. Он не смог быть бунтарем — и именно в этом он оказался несостоятельным,
совершенно несостоятельным.
Человек дзен в своей основе мятежен. Томас Мертон не был мятежным, он был очень
покорной личностью. Покорность — это еще одно название для рабства, прекрасное
название, которое не задевает вас, но это духовное рабство. То что он, получив
шестикратно отказ на свою просьбу, все же оставался в церкви ясно показывает,
что духовно он был рабом. Хотя он и демонстрировал глубокую заинтересованность в
дзен, эта заинтересованность была, самое большее, чуть глубже ума, но
недостаточно глубока, чтобы достичь сущности. Он остался висящим посредине. Быть
может теперь, в своей новой жизни, он окажется здесь или в Японии — самое
вероятное, он здесь, среди вас — потому что таким было его последнее желание
перед смертью.
Как только конференция окончилась и он отправился спать, тут же он был отравлен.
Когда он умирал, размышляя о дзен, его последним желанием, очевидно, было
поехать в Японию, быть с мастером. Он прожил под властью христианства всю свою
жизнь; но это не принесло ему свершения, не сделало его просветленным. Это было
лишь утешением.
Только глупцов можно обмануть утешениями, ложью и выдумками. Человек столь
сильной восприимчивости, какой обладал Томас Мертон, не мог быть одурачен. Но
долгая постоянная покорность превратилась в духовное рабство. Он пытался
выскользнуть из Бангкока — ведь там не было нужды спрашивать аббата монастыря,
не было нужды спрашивать Папу. Он мог просто уехать из Бангкока.
Но эти так называемые религии убийственны. Они, очевидно, были наготове. Он стал
проявлять интерес к Японии и не возвратился в свой монастырь прямо из Бангкока,
как только конференция закончилась... убийцы были тут как тут. И когда он
заметил в своей последней речи на конференции, что чрезвычайно заинтересован в
дзен и хотел бы съездить отсюда в Японию, это заявление стало его смертью.
Так что это касается не только Аятоллы Хомейни. Здесь убивали и убивали,
столетие за столетием, тех людей, которые хотели выйти из рабства, искать и
исследовать истину по-своему; которые хотели избавиться от всех систем, которые
хотели получить прямой опыт жизни.
Слова Томаса Мертона прекрасны, но это пустые слова, потому что за ними нет
поддержки опыта. Я прочту эти слова снова.
“Дзен не есть систематическое объяснение жизни”, — но так может очень легко
сказать любой человек, читающий книги о дзен. Это не систематическое объяснение
жизни;
фактически, это вообще не объяснение. В этом разница. Он отрицает. “Дзен не есть
систематизированное объяснение жизни”.
Я говорю вам, дзен это вообще не объяснение жизни или существования. Это опыт,
не объяснение. Это не идеология.
Так может сказать любой человек, читающий книги по дзен. Но это констатировало с
такой определенностью столько людей, обладавших лишь интеллектуальным
пониманием, что это не большой показатель наличия у Томаса Мертона какого-нибудь
опыта. Дзен, безусловно, не идеология, не мировоззрение. Все это разные слова
для выражения одного и того же: “систематическое объяснение, идеология,
мировоззрение, теология откровения и спасения”. Он попросту тавтологичен, он
высказывает одну и ту же вещь снова и снова, разными словами.
“Это не мистика” — здесь он ошибается. Это так, хотя этого и не заявлялось. Вот
почему он подумал, что это не мистика. Эти незначительные вещи указывают, что он
просто читал об этом — поскольку нигде не сказано, что это мистика. Поскольку ни
один мастер не указывал когда-либо в словах, что это мистика, он думает, что это
не мистика. Это так. Это величайшая мистика, величайшая тайна, величайшее чудо.
Но высказывать это словами не было путем дзен. Он привлекает людей, отбирает их
идеологии, их теологии, их религии. Он оставляет вас абсолютно свежими у самого
центра вашего существа. Вез высказывания чего-либо вы переживаете мистику, вы
переживаете тайну существования и жизни. Но поскольку это опыт...
В дзен даже не используют слово “опыт”, они пользуются выражением “переживание
опыта”, потому что этот опыт не есть нечто мертвое и завершенное. Это речное
течение, струящееся, живое, движущееся. Слово “опыт” указывает на то, что это
становится завершенным. Нечто завершившееся становится мертвым, а дзен — это
самая живая вещь в мире; потому и не может быть сказано, что это опыт. Мы должны
изобрести слово “переживание опыта”; вместо “река” — “течение реки”... Это дает
ясное представление о том, что река не статична, она движется. В пути, всегда в
пути, вечно в движении, впадая в океан, восходя к облакам, выпадая на горы
дождем и снова становясь рекой... двигаясь по поразительно живому кругу, никогда
нигде не останавливаясь.
В дзен не бывает полной остановки, а все наши слова
— “опыт”, “знание”, “понимание”... дают иллюзию полной остановки. Нам надо
заменить наши существительные глаголами — глаголы ближе к жизни. Мы пользуемся
словом “жизнь”, но нам следует использовать слово “проживание жизни” — это
подходит ближе. От мгновения к мгновению
— проживание жизни. “Жизнь” кажется чем-то мертвым;
она уже завершила свой ход, подошла к концу, на кладбище.
Дзен это безусловно мистика. Фактически, это единственная мистика. Но о ней не
говорят, она сохраняется в тайне, чтобы вы не входили внутрь своего существа с
определенной идеей. Вы идете абсолютно чистыми и свежими. Вы найдете тайну,
необъятную тайну жизни, но абсолютный подход дзен — не давать вам никакой идеи о
том, что вам предстоит найти. Эта причина очень научна.
Если у вас есть какая-нибудь идея о том, что вы должны найти — которую вам дают
все религии... — ум обладает способностью создавать галлюцинацию из этой идеи.
Тогда эта идея становится реальностью для вас. Христиане переживают опыт Христа,
буддисты — опыт Будды, индуисты — опыт Кришны. К индуисту никогда не приходит
Христос, к христианину никогда не приходит Мухаммед. Странно... Мухаммед
приходит только к тем, кто верит в Мухаммеда.
Время от времени было бы хорошо для этих людей войти в опыт кого-то другого.
Фактически, было бы абсолютно правильно обращаться... Если Христос явится
индуисту, индуист станет христианином; если Кришна явится христианину,
христианин обратится к движению “Харе Кришна, Харе Рама”. Но такого никогда не
происходит! Этого не может произойти, потому что вы несете определенную идею,
настолько навязчивую, что весь ваш ум начинает создавать грезы.
ум обладает способностью грезить, галлюцинировать, воображать. Если вы постоянно
обдумываете одну-единственную идею, раньше или позже она делается такой
фиксированной программой, что когда вы посмотрите в безмолвие, то внезапно
обнаружите возникающего Христа. Так осуществляется ваша идея. Это порочный круг.
Поскольку вы переживаете явление Христа, возникшего в вашем уме, ваша вера в
Христа становится сильнее.
Теперь это больше не просто вера, это также и ваше переживание. Поскольку она
становится сильнее, у Христа есть больше возможностей приблизиться к вам. Каждый
раз, когда Христос является вам, он будет более основательным, более живым,
ближе. И с каждым его явлением вы получаете обратную связь для своей системы
веры, она делается все более сильной и более фанатичной. Скоро вы будете почти
что безумны. Вы начнете разговаривать с Христом — и не только вы будете
говорить, но и он будет отвечать.
Любой, кто наблюдает за вами, увидит, что вы делаете оба дела: вы задаете вопрос
и вы же отвечаете на вопрос. Любой, кто наблюдает за вами, будет способен
увидеть, что вы просто ведете себя как сумасшедший. Вы не разговариваете ни с
кем, кроме себя самого. Но вы уходите до того глубоко в галлюцинацию, с такой
сильной и продолжительной обратной связью, что вы верите: тот, кто говорит, —
это и есть Христос.
В каждом сумасшедшем доме вы можете найти таких безумцев, которые сидят и
говорят, хотя рядом никого нет. И самый странный феномен, на который способен
ум, состоит в том, что когда человек задает вопрос, его голос будет одним; когда
он отвечает на вопрос, его голос будет другим — гудящим, потусторонним. Всю эту
игру он разыгрывает в одиночку; нет никого, чтобы ответить.
В сумасшедшем доме один сумасшедший припал ухом к стене. Глаза его были опущены
вниз, а ухо касалось стены. Заведующий много раз подходил к нему, но человек был
совершенно неподвижен. Наконец, он не смог устоять перед искушением: “В чем
дело?”, — спросил он парня. Безумец произнес: “Тс-сссс!” Но заведующий сказал:
“Что вы делаете?”
Тот ответил: “Я пытаюсь услышать. Вы сами можете попробовать”.
Заведующий подошел к стене и прислушался, но слышать было нечего. Он сказал: “Я
ничего не слышу”.
Безумец сказал: “И я тоже ничего не слышу, но кто знает? Я буду продолжать пока
не услышу”.
Если вы будете продолжать пока не услышите, вы совершенно сойдете с ума. Религии
доводили своих святых, своих монахов до безумия. Этот мир оказался в таком
смятении не без причины: за это в полной мере ответственны религии.
Томас Мертон говорит: “Это не путь аскетическою совершенствования”. Поскольку он
следовал аскетическому пути совершенствования, он смог увидеть, что дзен это
другое; он не дает дисциплины. Траппистский монах живет в такой суровой
дисциплине, в это трудно поверить.
Я рассказывал вам историю...
Один человек поступал в один из самых известных траппистских монастырей, и аббат
сказал ему: “Вам известно наше правило? Семь лет вы не должны произносить ни
единого слова. Только через семь лет вы можете сказать о том, чего вы хотите, в
чем вы нуждаетесь, о чем желаете узнать — лишь короткая беседа. Потом семь лет
снова вы должны молчать”.
Человек решил следовать дисциплине, поэтому он согласился, и ему показали его
келью. Он вошел в келью и увидел, что стекло было разбито. Семь лет он страдал
от холода, страдал от дождя — так как дождь попадал прямо в помещение — и он не
мог сказать ни единого слова, он должен был ждать семь лет.
Он ждал, а через семь лет он пришел к аббату и сказал: “Мое окно разбито”.
Аббат сказал: “Довольно. Возвращайся. Семь лет больше ни слова. Окно будет
отремонтировано”.
Окно починили, но за семь лет матрац совершенно прогнил, потому что туда
постоянно попадал дождь и даже снег. Вдруг он увидел, что не упомянул о матрасе.
“Боже мой! Теперь снова семь лет...” А матрац собрал всевозможных тараканов,
пауков... окно было разбито, и он стал хорошим уб...
Продолжение на следующей странцие...
