заработает за всю свою жизнь, то, может быть, будет возможность найти подобный рубин.
Соответственно Дауд и разослал подобные заявления. День за днем распространялась весть о том, что рубин поразительной ценности, яркости и цвета разыскивался, и люди спешили со всех сторон к дому купца, чтобы посмотреть, могут ли они предложить что-нибудь столь же великолепное. Но по прошествии почти трех лет Дауд обнаружил, что не существует такого рубина ни в арабских странах, ни в Аджаме, ни в Хоросане, ни в Индии, ни в Африке, ни на Западе, ни на Яве, ни на Цейлоне, рубина, который хоть как-нибудь мог бы сравниться в великолепии с тем, который подыскал отец его невесты.
Зубейда и Дауд находились на грани отчаяния. Казалось, им никогда не удастся пожениться, потому что отец девушки вежливо отказался принять что-либо, хоть сколько-нибудь меньшее, чем совершенная пара его рубину.
Однажды вечером, когда Дауд сидел в своем маленьком саду, в тысячный раз пытаясь придумать какое-нибудь средство завоевать Зубейду, он сообразил, что рядом с ним стоит высокий изможденный человек, в руке у него был посох, на голове шапка дервиша, к поясу была привязана чаша для подаяния.
“Мир тебе, о мой король!” — сказал Дауд традиционное приветствие, поднявшись на ноги.
“Дауд Аббаси, потомок дома Корейш,— сказало явление.— Я один из хранителей сокровищ Апостола и я пришел помочь тебе в твоей крайности. Ты ищешь несравненный рубин, я дам тебе его из сокровищ твоего наследства, оставленного в безопасности в руках нищих хранителей!”
Дауд взглянул на него и сказал: “Все сокровища, которые были в руках нашего дома, потрачены, проданы, рассеяны столетия назад. У нас ничего не осталось, кроме нашего имени, и даже его мы не используем, боясь обесчестить его. Как может существовать какое-нибудь сокровище, оставшееся от моего наследства?”
“Тем не менее сокровище может существовать и как раз из-за того, что не все оно было оставлено в руках Дома,— сказал дервиш,— потому что люди в первую очередь грабят того, о ком известно, что у него есть, что украсть. Когда, однако, этот момент отсутствует, воры не знают, куда смотреть. Это первая мера безопасности Хранителей”.
Дауд вспомнил, что многие дервиши имеют репутацию эксцентричных людей, поэтому сказал: “Кто же оставит бесценные сокровища, такие, как самоцвет Тави-ля, в руках оборванного нищего? И какой нищий, носящий лохмотья, если ему будет дана такая вещь, удержится от того, чтобы выбросить ее или продать и потратить полученное в безумном приступе безалаберности?”
Дервиш ответил: “Сын мой, это как раз те мысли, которые можно ожидать от людей. Поскольку дервиши оборваны, люди воображают, что они хотят одежды, если у человека есть рубин, то люди воображают, что он выбросит его прочь, если он не является бережливым купцом. Твои мысли — это как раз то, что создает безопасность нашему сокровищу”.
“Тогда отведи меня к сокровищу,— сказал Дауд,— чтобы я мог покончить со своими невыносимыми страхами и сомнениями”.
Дервиш завязал Дауду глаза, велел ему одеться как слепому и сесть на осла, а затем вез его куда-то несколько дней и ночей. Они спешились и шли пешком через горный хребет и, когда, наконец, повязка была снята с глаз Дауда, то он увидел, что стоит в сокровищнице, где на каменных полках сверкали и переливались неисчислимые количества невероятно разнообразных драгоценных камней.
“Может ли это быть сокровищем моих праотцов? Я никогда не слышал ни о чем подобном, даже со времен Гарун Эль Рашида”,— сказал Дауд.
“Можешь быть уверен, что это так,— сказал дервиш.— И более того: это только та пещера, где хранятся драгоценные камни, из которых ты можешь выбрать. Есть много других пещер”.
“И это мое?”
“Да, твое”.
“Тогда я возьму все это”,— сказал Дауд, который был охвачен жадностью при подобном зрелище.
“Ты возьмешь только то, за чем ты пришел сюда,— сказал дервиш,— потому что ты так же мало пригоден к правильному управлению этим богатством, как и твои праотцы. Если бы это было не так, то хранители передали бы все сокровища еще столетия назад”.
Дауд выбрал один-единственный рубин, который в точности соответствовал рубину Тавиля, и дервиш отвез его назад к его дому точно таким же образом, каким он привез его сюда. Дауд и Зубейда поженились.
Таким образом сокровища Дома вручаются его настоящим наследникам всегда, когда они имеют действительную нужду в них.
Сегодня Хранители не всегда имеют внешний вид оборванных дервишей, иногда они кажутся для всех посторонних взглядов совершенно ординарными людьми. Однако, они не дадут сокровища, когда в нем нет реальной нужды.
ПРИВЯЗАННОСТЬ, НАЗЫВАЕМАЯ ПРИВЛЕКАТЕЛЬНОСТЬЮ
Усидчивый в учении и преданный своему делу искатель истины прибыл в теккию Бахаудина Накшбанда. В соответствии с обычаем он побывал на лекции и не задавал никаких вопросов. Когда Бахаудин, наконец, сказал ему: “Спроси меня о чем-нибудь”, этот человек сказал: “Шах, прежде чем я пришел к тебе, я изучал такую-то и такую-то философию под руководством таких-то и таких-то. Будучи привлеченным твоим авторитетом, я предпринял путешествие к твоей теккии. Услышав твои речи, я получил такое впечатление от того, что ты говоришь, что хочу продолжать свою учебу у тебя. Однако, я настолько привязан и благодарен моим прежним учениям и учителю, что мне хотелось бы, чтоб ты или объяснил мне их связь с твоей работой, или же заставил меня забыть о них для того, чтобы я мог продвигаться дальше с нераздельным вниманием”.
Бахаудин сказал: “Я не могу сделать ни то, ни другое. Однако, что я могу сделать, так это информировать тебя о том, что один из вернейших признаков человеческого тщеславия — это быть привязанным к личности или к вере и воображать, что такая привязанность исходит из высшего источника. Если человек привязан к фрикаделькам, то он будет называть их божественными в том случае, если кто-нибудь будет ему это позволять. При помощи этой информации ты можешь научиться мудрости. Без нее ты можешь научиться только привязанности и называть ее привлекательность, или милость. Человек, которому нужна информация, всегда полагает, что ему нужна мудрость. Даже если он действительно является человеком информации, то он будет считать, что тогда следующим ему нужна мудрость. Если человек является человеком мудрости, то только тогда он становится свободным от необходимости в информации”.
ПОПРАВКА
Абдула бен Яхья показывал посетителю рукопись, которую он написал. Это человек сказал: “Вот это слово неправильно написано”. Абдула тотчас соскреб слово и написал его таким образом, каким предложил гость. Когда этот человек ушел, Абдулу спросили: “Зачем ты сделал это, учитывая, что “поправка” была на самом деле неправильной, и ты написал неверное слово там, где было верное первоначально?”
Он ответил: “Это был социальный случай. Этот человек считал, что он помогает мне и думал, что выражение его невежества было указанием на знание. Я применил поведение культуры и вежливости, а не поведение истины, потому что, когда люди хотят вежливости и социальных отношений, они не могут вынести истину. Если бы я встал в отношении этого человека как учитель к студенту, то все было бы иначе. Только глупцы и педанты воображают, что они должны наставлять каждого, в то время как движущий мотив у людей не в том, чтобы искать наставления, но чтобы привлечь внимание”.
СВЯТОЙ И ГРЕШНИК
Жил-был один дервиш, который верил, что его задача в том, чтобы сближаться с людьми, творящими зло и вселять в них духовные мысли для того, чтобы они смогли найти правильный путь. Однако, чего этот дервиш не знал, так это того, что учителем является не тот, кто говорит другим только, чтобы они делали то или другое, и исходит при этом из застывших принципов. Если учитель не знает в точности, какова внутренняя ситуация каждого ученика, то он может на себе испытать обратное тому, что он желает.
Тем не менее этот благочестивый нашел однажды человека, который был одержим страстью играть в азартные игры и не знал, как ему избавиться от этой привычки. Дервиш расположился снаружи дома этого человека. Каждый раз, когда тот отправлялся в игральный дом, дервиш клал камень в постепенно растущую кучу, чтобы таким образом отмечать каждый грех, который накапливал этот человек, как видимое напоминание о зле.
Каждый раз, когда этот человек выходил из дома, он чувствовал себя виноватым. Каждый раз, когда он шел назад, он видел новый камень в куче прежних. Каждый раз, кладя в кучу новый камень, благочестивый чувствовал гнев на игрока и личное удовлетворение (которое он называл “божественностью”) в том, что он зарегистрировал его грех.
Так продолжалось в течение двадцати лет. Каждый раз, когда игрок видел благочестивого, он говорил себе: “Если бы мне понять доброту! Как этот святой человек трудится ради моего спасения! Если бы я мог исправиться, уж не говоря о том, чтоб стать таким, как он, потому, что он наверняка займет место среди избранных, когда придет день воскресения!”
Случилось так, что в результате стихийного бедствия оба эти человека умерли в одно время. Ангел прилетел, чтоб взять душу игрока, и мягко сказал ему: “Тебе следует следовать за мной в рай”.
“Но как же это может быть? — сказал грешник-игрок.— Я грешник и должен идти в ад. Ты наверняка разыскиваешь того благочестивого, который сидел напротив моего дома и в течение двух десятилетий пытался изменить меня”.
“Благочестивый? — сказал ангел,— нет, его потащили в нижние сферы, потому, что ему надлежит теперь жариться на вертеле”.
“Да что же это за справедливость такая? — закри> чал игрок, забывая о своем положении.— Ты наверняка перепутал инструкции!”
“Это не так,— сказал ангел,— и я объясню тебе. Дело обстоит следующим образом. Благочестивый потакал себе в течение двадцати лет в чувстве превосходства и значимости. Сейчас его черед восстанавливать равновесие. В действительности он клал камни на ту кучу для себя, а не для тебя”.
“А как же насчет моей награды? Я-то что заслужил?” — спросил игрок.
“Ты должен быть награжден, потому что каждый раз, когда ты проходил мимо дервиша, ты в первую очередь думал о доброте, а потом о дервише. Именно доброта, а не человек, награждает тебя за твою верность”.
ШЕЙХИ ПЛЕТЕНЫХ ШАПОЧЕК
К Бахаудину Накшбанду обратились шейхи четырех суфийских групп в Индии, Египте, Турции и Персии. В своих письмах они просили его в цветистых выражениях прислать им учения, которые они могли бы передавать своим последователям.
Сначала Бахаудин сказал: “То, что у меня есть, не ново. Вы этим владеете, но не используете правильно, поэтому, получив мои послания, вы просто скажете: “Это не ново”.
Шейхи ответили: “С уважением, мы считаем, что наши ученики так не подумают”. Бахаудин не ответил на эти письма, но зачитал их на своих собраниях, сказав: “Мы, находясь на расстоянии, сможем увидеть, что происходит. Те, кто находятся в гуще событий, не увидят. Сделайте, однако, усилие, чтобы видеть то, что с ними случается”.
Затем шейхи написали Бахаудину, прося прислать какой-нибудь знак своей заинтересованности. Бахаудин послал по небольшой плетеной шапочке для каждого студента, сказав их шейхам, чтоб они раздали шапочки как бы от него, но не объясняли никакой причины этого.
Своему собранию он сказал: “Я сделал такую-то и такую-то вещь. Вы, находящиеся далеко, увидите то, чего не увидят те, кто находятся вблизи происходящего”.
Через некоторое время он написал каждому из шейхов, спрашивая, выполнили ли они его пожелание и каковы были результаты.
Шейхи написали: “Мы выполнили твои пожелания”. Что касается результатов, то Шейх из Египта написал: “Мое сообщество приняло твой дар как знак особой святости и благословения и, как только шапочки были распространены, каждый стал находить в них величайшее внутреннее значение и считать, что носит на голове твой особый мандат”.
Шейх турок написал: “Сообщество рассматривает твои шапочки с величайшим подозрением. Люди считают, что этот дар выдает твое желание захватить лидерство над ними. Некоторые боятся, что ты сможешь даже воздействовать на них издалека через этот предм...
Продолжение на следующей странцие...
