го лишь Карлоса. Я это чувствую.
РИШАР: А почему нет?
БАРБАРА: Потому что в Карлосе вновь и вновь проявляются качества, совершенно
несвойственные Дону Хуану: напыщенность, некоторая узость, рационализм,
жесткость.
РИШАР: Пэрл Поллард Кэрран написала четыре миллиона слов о Достойном Терпении,
бестелесном духе из семнадцатого века. Не было предоставлено ни одного
правдоподобного объяснения того, откуда возник это бессвязный архаичный
материал, и возникает серьезное подозрение, что внешний источник по имени
Достойное Терпение был одной из частей раздвоившейся личности миссис Кэрран.
БАРБАРА: То, что вы говорите, очень возможно. Очевидно, что по отношению к
Карлосу Дон Хуан -- "иная" личность.
РИШАР: И что вы думаете по поводу такого объяснения?
БАРБАРА: Оно меня вполне устраивает, потому что мне было очень сложно
примирить того Карлоса, которого я знала -- или только думала, что знаю, -- с
тем, который представляется таким бессердичным и расчетливым фальсификатором.
Дон Хуан может быть подсознательной личностью, или персонификацией той части
Карлоса, которая была подавлена, но развилась и проявилась в его историях. Мне
это кажется более правдоподобным, чем теория надувательства.
РИШАР: Какая теория надувательства?
БАРБАРА: Теория о сознательно, тщательно и дьявольски хитро разработанном
плане, включавшем создание фальшивых полевых заметок в течение восьми лет, их
опубликовании в "Юниверсити пресс", создании двух продолжений-бестселлеров и
получении за весь этот вздор степени докторской антропологии.
РИШАР: Разве это не выглядит чем-то таким, что можно придумать заранее?
БАРБАРА: Конечно, нет! [_Смеется_]
РИШАР: Идея такого далекоидущего плана совершенно абсурдна?
БАРБАРА: Он наверняка непрерывно импровизировал.
РИШАР: Его потребность в реализации своих фантазий была настолько сильной, что
он просто всучивал их понемногу всем, кто его окружал.
БАРБАРА: Но разве это не опровергает вашу теорию о заговоре Калифорнийского
университета?
РИШАР: В целом опровергает. Большинство преподавателей, которые терпели или
одобряли его фантазии, могли быть точно так же обмануты его превосходной
игрой, но я по-прежнему считаю, что один-два из них должны были оказаться
достаточно проницательными, чтобы ее раскусить.
БАРБАРА: Люди не так проницательны, как нам бы хотелось, Ришар. Я поддерживала
его фантазии, хотя я не исключительно глупа. Единственной разницей между вами
и его учеными поклонниками -- надеюсь, вы простите мне эти слова, --
заключается не в проницательности, а в скепсисе. Они были готовы поверить. Вы
были готовы сомневаться. Как оказалось, вы набрали больше очков в свою пользу.
Возможно, это просто удача.
РИШАР: Может быть, это случайность, но может, и тот факт, что у меня уже был
определенный опыт столкновений с шарлатанами. Большинство людей очень редко
встречается с такими типами, как Карлос Кастанеда.
БАРБАРА: Пожалуй, да.
РИШАР: Но вам посчастливилось приобрести такой необычный опыт.
БАРБАРА: И он совершенно сбил меня с толку.
РИШАР: Вам доводилось навещать Карлоса у него дома?
БАРБАРА: Да. В то время Карлос жил примерно в двух кварталах от больницы, в
которой умирал мой отец, я часто заезжала к нему после посещений отца. Он поил
меня особым чаем, из растения под названием _анхелита_, и мы приободряли друг
друга. Он оказывал мне очень большую поддержку своей простотой и
искренностью.
РИШАР: Он всегда казался вам таким мягким и ободряющим?
БАРБАРА: Когда я стремилась к этому. Или когда он был расположен. Но если
говорить о надежной опоре, то он был совсем не таким человеком, на которого
можно рассчитывать всегда, когда вам это нужно.
РИШАР: Он никогда не проявлял враждебности по отношению к вам?
БАРБАРА: Нет. Однажды, правда, в нем проскользнул испуг или что-то подобное.
Может быть даже отвращение. Я привезла ему -- он жил уже в другом месте, в
Вествуде, -- костюм, принадлежавший Рамону. Это было уже после убийства
Рамона. Я была беременна, это было хорошо заметно, и Карлос вполне мог
просчитать, что ребенок был зачат как раз в то время, когда у меня гостил
Рамон. Или даже я сама ему об этом сказала. В любом случае, мне показалось,
что это его ужаснуло.
РИШАР: Он подумал, что это ребенок Рамона?
БАРБАРА: Нет, что вы. Мне кажется, для него это было чем-то вроде похищения
души Рамона. Он просто отшатнулся от ужаса.
РИШАР: От вас как от женщины, похитившей душу шамана.
БАРБАРА: Да, это было очень странно. Он отскочил от меня. Я никогда не видела
его в таком состоянии, поэтому поспешила уехать. До того момента он часто
называл меня _брухо_, и мне это казалось очень лестным, но в этом случае я
совсем не чувствовала себя магом. И я была очень опечалена смертью Рамона.
РИШАР: Это был ваш второй ребенок?
БАРБАРА: Да. Кстати, был очень интересный случай с Карлосом и моим первым
ребенком, и в этом случае он показал себя прекрасным другом. Он приехал
навестить меня, ребенку тогда была три месяца и у него были постоянные колики.
Карлос сидел у меня очень долго и просто наблюдал за тем, как я кормлю
ребенка. Три ложки каши в рот -- две назад. Сами понимаете, для всех, кроме
влюбленной мамаши, этот процесс ужасно скучен, но Карлос смотрел на нас, как
завороженный, и постоянно шептал: "Он воин. _Воин_! Он безупречен. Ты должна
воспитать его _безупречным_!" Некоторые из наших долгих ночных разговоров были
посвящены моему ребенку. Карлос давал мне самые странные советы, которые
когда-либо могла получить мать. Одни были разумными, но другие -- совершенно
дикими. Он сказал мне, насколько безупречен мой сын, и конечно, это не
оставило меня равнодушной. Потом я пожаловалась на то, что у него колики и я
уже три месяца не могу выспаться, и он сказал: "Выйди, пожалуйста." Я
переспросила: "Что ты имеешь в виду?" Он сказал: "Не задавай вопросов. Оставь
нас с ним одних." И я вышла из комнаты, оставив своего ребенка с ним, пока он
не позвал меня назад. Он не рассказывал мне, что он делал, а я не
расспрашивала его, но у ребенка никогда больше не было колик.
РИШАР: [_Смеется_]
БАРБАРА: Вам, конечно, известно, что происходит с трехмесячными младенцами?
РИШАР: У них проходят колики?
БАРБАРА: Да, они проходят в этом возрасте сами собой. С другой стороны, именно
с той _минуты_ у мальчика никогда больше не было колик, и это меня очень
обрадовало. Карлос часто говорил: "Никогда не нужно хотеть быть рядом со
своими детьми, если они не хотят быть рядом с тобой. Никогда не нужно быть
слишком доступным. Они должны искать твоего общества." У него здорово
получались подобные советы, и так случилось, что этот оказался для меня очень
полезным, потому что я была чересчур заботливой матерью. Еще я помню, как на
антропологической конференции в Сан-Диего [в ноябре 1970 года] он рассказал
мне о том, как пугал своего маленького мальчика, чтобы тот хорошо себя вел.
Помните, как Дон Хуан рассказывает о том, что нужно нанять кого-то, кто
неожиданно выпрыгнет и напугает маленького мальчика. Карлос предложил мне
сделать это. Он сказал, что сам сделал это. Он рассказал, как он сделал это в
зоопарке. Он вообще мне рассказывал много из того, что я потом читала в его
книгах.
РИШАР: Приходил ли он когда-нибудь к вам на работу и разговаривал ли с вашими
студентами?
БАРБАРА: Да. Как раз после того, как он закончил рукопись "Отделенной
реальности". Он был просто великолепен и совершил нечто, что я видела только в
исполнении великих преподавателей. Он разъяснил студентам обусловленность
реальности. "Вы видите _этот_ стул один единственный раз. После этого вы его
истолковываете. Вы _видите стул_, а не дерево, форму, черноту. Лишь один
единственный раз вы получаете опыт нового." А потом в университетском кафе,
среди постоянного шума, он учил меня прислушиваться к тишине, а не к звукам,
"находить дыры между звуками". Я тогда немного играла в одном самодеятельном
оркестре, и приятель-гобоист часто говорил мне: "_Не слушай_ остальных.
Относись к ним так, будто их нет, а не играют вместе с тобой." На своем языке
афоризмов Карлос учил меня тому же. Учиться у него было очень приятно. В такие
минуты он проявлял свои лучшие качества.
РИШАР: Помимо того случая, когда вы привезли ему костюм Рамона, помните ли вы
его потерявшим равновесие?
БАРБАРА: Только еще один раз, во время одного собрания в Сан-Франциско. Мой
муж увидел в зале Карлоса и поприветствовал его вполне справедливым, но
обидным замечанием, сказав, что тот толстеет. Карлоса это явно не позабавило.
Какое-то мгновение, как мне показалось, он был готов взорваться. Было так
странно увидеть в нем этот проблеск обычного смертного -- тогда он уже стал
очень знаменитым.
РИШАР: Вы сказали, что Карлос часто называл вас _брухо_?
БАРБАРА: Да. До тех пор, пока не увидел меня беременной. После этого он
никогда так не говорил.
РИШАР: Вы имеете в виду _бруха_, так?
БАРБАРА: Нет, именно _брухо_, в мужском роде. Для него это было одно из самых
уважительных и нежных слов.
РИШАР: Таким образом он придавал вам мужские черты, делал своим братом по
магии.
БАРБАРА: Нет, мы оба были бесполыми. Бесполыми партнерами по игре. Я
чувствовала его разочарование тем, что была беременной и имела детей. Несмотря
на то, что он был так очарован, когда я кормила ребенка, он в то же время
выглядел несколько обеспокоенным. Когда я встретилась с ним на конференции в
Нью-Йорке [ноябрь 1971 года], я была _невообразимо_ беременной, я весила на 44
фунта больше и была ужасно смешной. Карлос стоял в холле, когда я подошла к
нему. Он обернулся и чуть не отскочил, настолько он был поражен. В тот раз,
когда он вылечил моего сына от колик, у меня возникло чувство, что это было
для него восстановлением контроля над ситуацией, своих собственных правил, и
это позволило ему почувствовать себя лучше. У меня вообще тогда были странные
чувства. Хотя я была матерью, у меня не пропадало ощущение странности того,
что такие два ребенка, как я и Карлос, возятся с младенцем.
Одна из самых забавных наших проказ произошла во время конференции в Сиэттле
[ноябрь 1968 года]. Нас страшно утомили скучнейшие собрания, и нам хотелось
сбежать с них. Я помню, как мы, взявшись за руки и смеясь, выскочили из отеля.
Было воскресное утро, совершенно безлюдно, и мы побежали к Спейс Нидл, чтобы
прокатиться вверх. Мы представляли себе, как улетаем ввысь и уже никогда не
возвращаемся назад. Мы шепотом говорили друг другу: "Что, если кабинка не
остановится? Что, если она _просто будет подниматься и подниматься_?"
РИШАР: Считался ли Карлос странным в университете?
БАРБАРА: Да, его считали довольно странным. Он постоянно насмехался над
всякими правилами и все время был на грани их нарушения. Он мало что доводил
до конца. Он постоянно куда-то пропадал и внезапно появлялся. Тем не менее,
выглядел он _всегда_ одинаковым. Любые свои привычки он неукоснительно
соблюдал.
РИШАР: Один из членов кафедры считал, что психологически Карлос был очень
хрупким и что психический срыв мог произойти с ним в любой момент.
БАРБАРА: Я никогда не замечала никаких признаков подобного.
РИШАР: Даже когда он говорил вам, что сходит с ума?
БАРБАРА: Он не имел в виду психическое сумасшедствие. Он имел в виду, что
чувствует такое напряжение, которого может не выдержать.
РИШАР: Это вполне нормально для выпускного периода.
БАРБАРА: [_Смеется_] Безусловно, мы оба себя тогда так чувствовали.
РИШАР: Обычно, когда человек постоянно жалуется на то, что сходит с ума, это
является признаком его нормальности.
БАРБАРА: Я согласна. Но мне кажется, что в то время в состоянии его ума
действительно происходило что-то беспокоящее. Казалось, что он в панике и
совершенно потерял ориентацию. Он выглядел совершенно беспомощным.
РИШАР: Прижатым к стенке?
БАРБАРА: Что-то вроде этого. Один совершенно очаровательный случай произошел
на балконе Хэйнс Холла -- кафедра антропологии там на третьем этаже, а кафедра
социологии на втор...
Продолжение на следующей странцие...
