и. К черту их сочувствие! "Вы оба думаете, что все так ясно и, так просто и, так смешно? Я не понимаю вас обоих, и вовсе не уверен, что хочу понять".
Оглушённый нахлынувшим ураганом мыслей и обиды, я, шатаясь, вышел вон на улицу, клянясь себе, что забуду его, забуду ее и, что я, вообще, когда-то забрел на эту заправку одной в звездной ночью.
Мое негодование было фальшивым, и я знал это. Также, я знал, что им это хорошо известно, и в этом заключалось самое плохое. Я проиграл. Я оказался слаб и смешон, как маленький мальчик. Я мог бы потерять лицо перед Сократом, но только не перед ней. А сейчас, я был уверен, что потерял ее навсегда.
Пробегая по улицам, я заметил, что двигаюсь в противоположном направлении от дома. Я, зашел в какой-то бар на Университет Авеню и мертвецки напился, да так, что добравшись, наконец, домой, я был способен чувствовать только благодарность за беспамятство.
Путь обратно был отрезан. Я решил вернуться к своей нормальной жизни, которую я забросил многие месяцы назад. Перво-наперво, нужно было подтянуться в учебе для того, чтобы, в принципе, закончить высшее образование. Сьюзи дала мне свой конспект по истории, а записи по психологии я взял у одного приятеля по команде. Я допоздна засиживался за письменными заданиями; я топил себя в учебниках. Мне многое нужно было запомнить и многое забыть.
В зале я тренировался до изнеможения. Поначалу, мой тренер и команда были удивлены этой новой энергией. Мои ближайшие друзья Рик и Сид восхищались моей отчаянности и шутили насчет "завещания Дэна"; я выполнял любое упражнение - готов я к нему или нет. Они думали, что меня распирает от храбрости, а я хотел причинить себе боль - мне нужна была внешняя физическая боль, чтобы заглушить ту, которая внутри.
Спустя немного времени, шутки Рика и Сида превратились в озабоченность. "Дэн, у тебя появились круги под глазами? Ты когда в последний раз брился?" - спрашивал Рик.
Сиду показалось, что я становлюсь слишком тощим: "Есть проблемы, Дэн?"
"Это мое дело" - сразу огрызался я. "Сид, пойми правильно, я в порядке. Знаешь, как говорят "мал, да удал"?"
"Ладно, ты лучше спи побольше, а то к лету от тебя ничего не останется".
"Да, непременно" - я не стал говорить ему, что хотел бы исчезнуть.
Я превратил свои немногие унции жира в хрящи и мышцы. Со стороны, я выглядел сильным, словно статуя Микеланджело. Моя кожа стала похожа на мрамор - бледная и полупрозрачная.
Я ходил в кино почти каждый вечер, но не мог выбросить из головы образ Сократа, сидящего на заправке, может быть, вместе с Джой. Иногда у меня возникало темное видение, что они сидят и смеются надо мной. Должно быть, я стал "подопытным кроликом" воина.
Я избегал Сьюзи и всех других известных мне женщин. Любые сексуальные позывы подавлялись в гимнастическом зале и смывались потом. К тому же, как я мог смотреть в другие глаза, единожды заглянув в глаза Джой? Один раз, ночью меня разбудил стук в дверь и приглушенный голос Сьюзи: "Дэнни, ты дома? Дэн?" Она просунула под дверью записку. Я даже не стал подниматься, чтобы прочесть ее.
Моя жизнь превратилась в пытку. Смех других людей ранил мой слух. Мне мерещились, как Сократ и Джой, словно колдун и ведьма, замышляют против меня очередную пакость. Кинофильмы, на которых я просиживал, утратили свой цвет; еда, которую я ел, утратила свой вкус. Однажды, посреди лекции профессора Уоткинса, анализировавшего социальные последствия чего-то на что-то, я вскочил и, не помня себя, крикнул что есть мочи: "Дерьмо собачье!" Уоткинс попытался проигнорировать меня, но около пятисот пар глаз, всех сидящих в аудитории, обратились на меня. О! Слушатели! Ну сейчас, я вам устрою! "Дерьмо собачье!" - заорал я. Послышалось несколько анонимных аплодисментов, сдавленный смех и шепот.
Уоткинс, никогда не терявший своей твидовой прохладцы в голосе, предложил:
"Может быть, вы выйдите сюда и объясните нам свою точку зрения?"
Я протолкнулся в проход между рядами и вышел вперед к сцене, внезапно одолеваемый желанием побриться и надеть чистую рубашку. Остановившись лицом к лицу к нему, я сказал: "Какое отношение имеют те вещи, о которых вы нам говорите, к счастью, к жизни?" Больше аплодисментов из аудитории. Я видел, как он меряет меня глазами, словно проверяя, опасен я или нет; решил, должно быть, что опасен. Еще как, черт подери! Я почувствовал прилив уверенности.
"Возможно, вы правы" - вкрадчиво произнес он. Мой бог, надо мной шутили в присутствии пятисот человек! Сейчас, я им все скажу! Я стану учить их, чтобы они прозрели. Я повернулся лицом к аудитории и стал рассказывать о встрече с необычным человеком ночью на заправке, который показал мне, что жизнь совсем не то, чем она кажется. Я начал со сказки о короле на горе, который стал одиноким, после того как люди его города сошли с ума. Поначалу, воцарилась мертвая тишина. Затем несколько человек начали смеяться. Что случилось? Я не сказал ничего смешного. Я продолжил рассказ, но вскоре волна смеха захлестнула аудиторию. Это они сошли с ума или я?
Уоткинс что-то шептал мне, но я не слышал. Не обращая внимания, я продолжал. Он снова зашептал: "Сынок, мне кажется, они смеются потому, что у тебя расстегнута ширинка". Смертельно похолодев, я опустил глаза, затем снова посмотрел на аудиторию. Нет! Только не это! Опять дурак! Снова осел! Я заплакал и хохот стих.
Я бегом кинулся вон из аудитории и бежал через кампус до тех пор, пока не закончились силы. Мимо меня прошли две женщины - роботы из пластика, социальные дроны. Проходя мимо, они с отвращением посмотрели в мою сторону, потом отвернулись.
Я осмотрел свою грязную одежду, которая наверняка дурно пахла. Мои давно нечесаные волосы свалялись; уже несколько дней я не брился. Опомнился я в студенческом профсоюзе, хотя не помню, как я там оказался. Плюхнувшись в какое-то покрытое пластиком кресло, я провалился в сон. Мне снилось, что я оказался на деревянном коне, в моей руке блестящий меч. Мой конь закреплен на крутящейся карусели, вращавшей меня круг за кругом, в то время как я безуспешно пытался дотянуться до выключателя. Звучала грустная, нескладная мелодия, и все это на фоне ужасающего хохота. Я проснулся с головокружением и поплелся домой.
Словно привидение, я блуждал в повседневности занятий. Мой мир выворачивался наизнанку и становился с ног на голову. Я пытался возобновить свою прежнюю жизнь, пробудить интерес к занятиям и тренировкам, но ничего уже не срабатывало и не имело смысла.
А тем временем, профессора продолжали бубнить о Ренессансе, о крысиных инстинктах и средних годах Мильтона. Каждый день, будто во сне, проходя по Спраул Плаза через центр кампуса, я двигался мимо студенческих демонстраций и сидячих забастовок - все они ничего не значили для меня. Студенческая жизнь не ободряла меня, наркотики не могли дать мне утешения. Я дрейфовал - чужак на чужбине, застрявший меж двух миров, ни за один из которых, я не мог ухватиться.
Однажды, ближе к вечеру, я сидел в роще красных деревьев к низу от кампуса, перебирая в уме способы самоубийства. Я уже не принадлежал этой земле. Где-то потерялась моя обувь; на мне был один носок, а мои ноги были покрыты коричневой коркой из спекшейся крови. Я не чувствовал боли. Я ничего не чувствовал.
Я решил навестить Сократа в последний раз. Едва волоча ноги, я двинулся к заправке и остановился, напротив, через дорогу. Сократ как раз закончил заправлять машину. В этот момент, на станции появилась леди с девочкой лет четырех; должно быть, они спрашивала у него дорогу. Неожиданно, маленькая девочка потянулась к нему. Он поднял ее, и она обвила его ручками за шею. Леди попыталась оторвать девочку от Сократа, но не тут-то было. Сократ смеялся и говорил с ней, потом он мягко опустил ее на землю, встал перед ней на колени, и они обнялись.
Тогда, мне стало невыразимо грустно, и я заплакал. Мое тело содрогалось от рыданий. Я развернулся, пробежал несколько сот ярдов по тропинке и упал ничком. Я был слишком измотан, чтобы добраться домой или, вообще, что-нибудь делать. Может быть, именно это, меня и спасло.
Я очнулся в больнице. В моей руке торчала игла капельницы. Кто-то побрил и помыл меня. По крайней мере, я выспался. Меня выписали на следующий день. По выходу, я позвонил в Центр Здоровья Кауэл: "Приемная доктора Бейкера" - ответила его секретарша.
"Меня зовут Дэн Милмен. Мне нужно срочно побывать на приеме у доктора Бейкера".
"Да, Мистер Милмен, - сказала она дружески-профессиональным тоном, - у доктора есть свободное время через неделю, во вторник, в час дня. Вас это устраивает?"
"А пораньше ничего нет?"
"Боюсь, что нет..."
"Дамочка, я покончу с собой раньше, чем пройдет эта неделя".
"Вы можете прийти сегодня в два часа дня?" - ее голос звучал успокоительно.
"Да".
"Прекрасно. До встречи, Мистер Милмен".
Доктор Бейкер оказался высоким, дородным мужчиной с едва заметным тиком около левого века. Внезапно, у меня напрочь пропало желание говорить с ним. С чего я начну? "Знаете ли, господин доктор, у меня есть учитель, по имени Сократ, который умеет запрыгивать на крыши... Нет, не с них - это, как раз то, что я собираюсь сделать. Ах да, еще он берет меня с собой в путешествия в другие измерения и времена, и я могу становиться ветром, а еще я немного расстроен. Да, учусь я хорошо, я звезда гимнастики и мне хочется совершить самоубийство".
Я встал. "Спасибо, что уделили мне время, доктор. Мне стало намного лучше. Я лишь хотел взглянуть, как живет лучшая половина человечества. Убедился, что превосходно".
Он принялся что-то говорить, подыскивая "нужные" слова, но я уже вышел и отправился домой, где просто лег спать. На тот момент, сон оказался лучшей альтернативой.
Тем же вечером, я притащился на заправку. Джой там не было. Часть меня испытала крайнее разочарование: я так хотел еще раз взглянуть в ее глаза, подержать ее за руки; другая часть меня вздохнула с облегчением. Снова, один на один - я и Сок.
Когда я присел, он ничего не сказал о моем отсутствии, только: "Ты выглядишь устало и подавлено". Он произнес это без намека на жалость. Слезы наполнили мои глаза.
"Да, я подавлен. Я пришел попрощаться. Это - мой долг уважения тебе. Я застрял посередине пути и больше не могу выносить этого. Я не хочу жить".
"Ты ошибаешься насчет двух вещей, Дэн". Он подошел и присел рядом со мной на диван. "Во-первых, ты еще не посередине пути, и близко нет. Но ты очень близко к концу тоннеля. А во-вторых, - сказал он, протягивая руку к моему виску, - ты не собираешься убивать себя".
Я уставился на него. "Кто это сказал?" Внезапно я осознал, что мы уже не в офисе. Мы сидели в комнате какого-то дешевого отеля. Ошибки быть не могло: запах пыли, тонкие, серые ковры, две узенькие кровати и маленькое зеркало с трещиной.
"Что происходит?" На какое-то мгновение в мой голос вернулась жизнь. Эти путешествия всегда были потрясением для моего миропонимания. Я почувствовал прилив энергии.
"В это самое мгновение здесь происходит попытка самоубийства. Только ты можешь его остановить".
"А я и не пытаюсь покончить с собой прямо сейчас" - сказал я.
"Не ты, дурень. Там за окном, на карнизе, стоит молодой человек,. Он учится в Университете Южной Калифорнии. Его зовут Дональд. Он - футболист и старшекурсник философского отделения. Это его последний учебный год в университете. Он не хочет жить. Вперед". Сократ жестом указал на окно.
"Сократ, я не могу".
"Тогда он погибнет".
Я выглянул из окна и увидал, на расстоянии пятнадцати этажей внизу, крохотные фигурки людей, смотрящих вверх с центральных улиц Лос-Анджелеса. Повернув голову, я увидел в десяти футах от окна светловолосого парня в коричневых джинсах "Levis" и футболке. Он стоял на карнизе и смотрел вниз. Он готовился прыгнуть.
Не желая его спугнуть, я тихо позвал. Он не услыхал меня. Я позвал снова. "Дональд".
Он резко дернул головой и почти упал. "Не подходи ко мне!" - предупредил он. Потом: "Откуда ты знаешь мое имя?"
"Один мой друг знает тебя, Дональд. Можно мне тоже присесть на карниз и поговорить с тобой? Я не буду приближаться".
"Нет. Никаких слов" - его лицо и голос уже почти утрат...
Продолжение на следующей странцие...
