, пещера вновь погрузилась во мрак. Сократ встал и быстро пошёл к выходу, я не отставал от него ни на шаг. Как только мы оказались снаружи, в воздухе запахло озоном. От наэлектризованности окружающей атмосферы, у меня на затылке зашевелились волосы. Затем грянула буря.
Сократ круто развернулся лицом ко мне. "Осталось совсем мало времени. Ты должен убежать из пещеры. Вечность рядом!"
Блеснула молния. Разряд ударил в один из дальних утёсов. "Торопись!" - сказал Сократ, такой настойчивости в его голосе я ещё не слышал. Ко мне пришло Чувство - то самое, которое никогда не ошибалось. Оно говорило мне: "Берегись! Смерть идёт к тебе!"
Сократ снова заговорил, голосом зловещим и скрипучим. "Здесь опасно. Иди обратно, глубже в пещеру". Я начал рыться в своем рюкзаке, разыскивая фонарик, но он рявкнул на меня: "Двигай!"
Я отступил обратно во мрак пещеры и прижался к стене. Едва дыша, я стоял и ждал, когда он явится за мной, но он исчез.
Я уже собрался позвать его, как вдруг, сзади, меня, словно тисками, до потери сознания, что-то схватило за затылок, и, со страшной силой увлекло вглубь пещеры. "Сократ" - кричал я, - "Сократ!"
Хватка на моём затылке ослабла, но тут началась другая боль, куда как ужасней: мою голову что-то сдавливало сзади. Я кричал, кричал изо всех сил. Как раз перед тем, как под сумасшедшим давлением, треснул мой череп, я услышал эти слова - вне всякого сомнения, это был голос Сократа: "Это и есть твоё последнее путешествие".
Со страшным хрустом, боль исчезла. Я рухнул и ударился со стуком о пол пещеры. Блеснула молния и, в её моментальной вспышке, я увидел Сократа, который стоял надо мной. Затем, раздался раскат грома из другого мира. Вот тогда я понял, что умираю.
Одна моя нога свешивалась через край огромной дыры. Сократ спихнул меня в пропасть, в бездну, и я стал падать, ударяясь и ломаясь о камни, улетая глубже и глубже в земные недра, а потом я выпал через какое-то отверстие. Гора отпустила меня на волю, на солнце, где моё изуродованное тело катилось вниз, пока не сбилось в кучу и не остановилось посреди зелёного влажного пастбища, далеко-далеко внизу.
Теперь моё тело превратилось в разбитый, вывороченный кусок мяса. Птицы-падальщики, грызуны, насекомые и черви приходили, чтобы питаться останками моей разлагающейся плоти, той самой, которую я когда-то считал "собой". Время шло быстрее и быстрее. Мелькали дни, а небо превращалось в непрерывное мелькание, быструю сливающуюся смену света и тьмы; дни становились неделями, недели месяцами.
Менялись времена года, и останки моего тела стали превращаться в почву, обогащая её. Ледяное покрывало снега приберегло, на время, мои кости, однако, с ускоряющейся сменой времён года, даже мои кости стали пылью. Питаясь моим телом, на этом пастбище росли и умирали цветы и деревья. В итоге исчезло и само пастбище.
Я стал частью птиц-падальщиков, которые питались моей плотью, частью грызунов и насекомых, а также частью их хищников в великом круговороте жизни и смерти. Я стал их прародителем, пока и они не вернулись в землю.
Дэн Милмен, живший однажды давным-давно, исчез навсегда - мимолётная искра во времени. Однако, я оставался прежним на протяжении всех эпох. Теперь, я стал Собой, Сознанием, которое наблюдало за всем, и было всем. Все мои отдельные части будут жить вечно; всегда будут меняться, всегда будут новыми.
Сейчас я осознавал, что Старуха с Косой, Смерть, которой так боялся Дэн Милмен, была величайшей иллюзией - проблемой, не более чем забавным эпизодом, когда Сознание забыло Себя.
Пока Дэн жил, он не прошёл Врата; он не осознал своей истинной природы; он жил в смертной форме и страхе, один.
Теперь я знал. Ах, если бы он мог только догадываться о том, что знаю сейчас я.
Я лежал на полу пещеры, улыбаясь, потом присел около стены и стал вглядываться в темноту, с любопытством, но без страха.
Когда глаза привыкли, я увидел беловолосого человека, сидящего рядом со мной и улыбающегося. Всё вернулось вновь из тысячелетней дали, и я ощутил мгновенный приступ печали от своего возвращения в смертную форму. Затем, я осознал, что это не имело значения - ничего не может иметь большого значения!
Это показалось мне очень забавным; всё показалось..., и я счастливо засмеялся. Я посмотрел на Сократа; наши глаза светились от экстаза. Я знал, что он знает то, что знаю я. Подскочив, я бросился обнимать его. Мы принялись танцевать в пещере, дико хохоча по поводу моей смерти.
Чуть погодя, мы упаковали вещи и пошли вниз к нашему базовому лагерю, миновав каменный проход, по ущельям и пространствам, усеянными огромными глыбами.
Я мало говорил, но много смеялся. Каждый раз, когда я оглядывался вокруг на землю, небо, Солнце, деревья, озёра, ручьи, я вспоминал о том, что это всё Я!
Все эти годы Дэн Милмен взрослел, сражаясь за то, "чтобы быть кем-то". Кстати, говоря о прошлом! Дэн был кем-то, закрытым в свой напуганный ум и смертное тело.
"Ладно", - думал я, - "Теперь я снова буду играть в Дэна Милмена, ещё несколько мгновений вечности и, даже привыкну к нему ненадолго, пока он тоже не исчезнет. Однако, теперь я знаю, что я не только отдельный кусок плоти - а этот секрет дорогого стоит!
Нет выражений, чтобы описать воздействие этого знания на меня. Я просто пробудился.
Итак, я пробудился к реальности, свободный от любых значений и поисков. Чего ещё можно искать? Всё то, о чём говорил мне Сок, ожило вместе с моей смертью. В этом заключался весь парадокс, весь юмор ситуации и великая перемена. Все поиски, все достижения, все цели были одинаково радостными и одинаково ненужными.
По моему телу циркулировала энергия. Меня переполнило счастье, и я разразился смехом; это был смех беспричинно счастливого человека.
Мы продолжали спуск мимо высокогорных озёр, снова пересекли границу растительности и вошли в густой лес, направляясь к ручью, где мы стояли несколько дней... или тысячу лет... назад.
Я потерял все свои правила, всю свою мораль, все мои страхи остались там далеко в горах. Отныне мною нельзя было управлять. Каким наказанием можно было напугать меня? При всём этом, хотя у меня не осталось никаких правил хорошего тона, я ощущал то, что являлось правильным, необходимым и исполненным любви. Я стал способен на действия полные любви и ни на что другое. Он так и говорил мне; что может быть большей силой?
Я потерял свой ум и погрузился в своё сердце. Врата наконец распахнулись и я пролетал сквозь них, кувыркаясь, смеясь, потому что это, тоже, было шуткой. Это были Врата без врат, ещё одна иллюзия, ещё один образ, вплетённый Сократом в ткань моей реальности давным-давно. В итоге, я увидел то, что должен было увидеть. Путь продолжится дальше, в бесконечность; однако теперь, путь был полон света.
Когда мы пришли в наш лагерь, уже смеркалось. Мы развели огонь, поели немного семян подсолнечника - последнее из моих съестных запасов. Когда огонь стал бросать отблески на наши лица, Сократ заговорил.
"Знаешь, ты ведь потеряешь это".
"Потеряю что?"
"Своё видение. Оно редкость.... возможно только при очень маловероятных обстоятельствах..., оно лишь - опыт, так что ты потеряешь его".
"Возможно, это верно, Сократ, но кто бы переживал, а я так не стану", - засмеялся я, - "я потерял свой рассудок и нигде не могу его отыскать!"
Он поднял брови, приятно удивившись. "Ну и хорошо. Похоже, мои труды не прошли даром. Мой долг оплачен".
"Ух-ты!" - заулыбался я, - "Ты хочешь сказать, что настал мой выпускной день?"
"Нет, Дэн, настал мой выпускной день".
Он встал, одел свой рюкзак на плечи и ушёл прочь, растаяв в темноте.
Пришло время вернуться на заправку, туда, где всё это началось. Каким-то образом, я знал, что Сократ там, и что он ждёт меня. С восходом Солнца, я сложил свой рюкзак и продолжил спуск.
Поход в горы занял несколько дней. Автостопом я добрался до Фресно, оттуда на 101м автобусе до Сан-Хосе, потом в Пало-Альто. Мне трудно было поверить, что я покинул свой домик пару недель назад, безнадёжным "кем-то".
Я распаковал вещи и поехал в Беркли, добравшись до знакомых улиц к трём дня, задолго до начала дежурства Сократа. Я припарковал машину около Пьемонта и пошёл прогуляться по кампусу. Недавно начался учебный год, и студенты были занятыми студентами. Я прошёлся по Телеграф Авеню, наблюдая за продавцами магазинов, которые в совершенстве играли роли продавцов магазинов. Куда бы я ни приходил, повсюду - в магазинах тканей, в бутиках, кинотеатрах и массажных салонах - каждый человек бесподобно играл роль того, во что он верил.
Я двигался по университетскому городку, словно счастливый фантом, призрак Будды. Мне хотелось шептать людям в уши: "Очнитесь! Проснитесь! Скоро, тот человек, которым, как вы уверены, вы являетесь, умрёт. Так что очнитесь сейчас и удовольствуйтесь этим знанием: В поисках - нет нужды; достижения - никуда не ведут. От них ничего не зависит, так будьте же счастливы сейчас! Поймите, Любовь - это единственная реальность мира, потому что всё является одним Единым, а единственными законами есть парадокс, юмор и перемена. Проблем никогда не было, нет и не будет. Оставьте свою борьбу и отпустите свой ум, выбросите свои тревоги и растворитесь в мире. Нет нужды сопротивляться жизни; просто делайте всё наилучшим образом. Откройте глаза и увидите, что вы гораздо больше, чем вам кажется. Вы есть мир, вы есть Вселенная - вы сами и другие тоже! Это чудесная Игра Господа. Пробудитесь и воскресите свой юмор. Не волнуйтесь, просто будьте счастливы. Вы уже свободны!
Я хотел сказать это всем, кто встречался на моём пути, однако, если бы я попытался это сделать, они решили бы, что у меня галлюцинации, а может быть, я даже социально опасен. Я познал мудрость молчания.
Магазины закрывались. Через пару часов, на заправке начнётся дежурство Сока. Я поехал в горы, оставил из машину и устроился на каменном утёсе лицом к Бухте. Я смотрел на далёкие огни Сан-Франциско и мост Голден Гейт. Я был способен чувствовать всё: гнездящихся вокруг лесных птиц, жизнь города, объятия влюблённых, преступников за делом, социальных добровольцев, отдающих всё, что они могли отдать. И я знал, что всё это, всё хорошее и плохое, высокое и низкое, мудрое и глупое, всё являлось частью совершенной Пьесы. Все актеры играли бесподобно! И я был всем этим, каждой частичкой этого. Я созерцал этот бескрайний мир и любил его весь.
Я закрыл глаза для медитации, но тут осознал, что теперь я всегда медитировал, с широко открытыми глазами.
После полуночи я приехал на заправку; зазвенел колокольчик, возвещая о моём прибытии. Из тепло освещённого офиса, вышел мой друг, который выглядел крепким пятидесятилетним мужчиной, стройным, подтянутым и грациозным. Он обошёл машину с водительской стороны и, широко улыбаясь, сказал: "Залить полный?"
"Счастье - это полный бак", - ответил я, задумываясь о том, где же я слышал это выражение раньше. Что я должен был вспомнить?
Пока Сократ закачивал бензин, я помыл окна, затем поставил машину с обратной стороны заправки и вошёл в офис в последний раз. Офис стал для меня святым местом - нехарактерным храмом. В тот вечер, казалось, помещение было наэлектризовано; что-то должно было определённо произойти, но я понятия не имел, что именно.
Сократ вытащил из ящика большую тетрадь, потрескавшуюся и выцветшую от времени, и подал её мне. В ней содержались записи, сделанные чётким, ровным почерком. "Это мой журнал - записки о моей жизни, со времён моей молодости. В ней ты найдешь ответы на все свои незаданные вопросы. Теперь она твоя - это мой подарок. Я отдал тебе всё, что мог. Мой труд окончен, но тебе ещё предстоит много работы.
"Чего я ещё не доделал?" - улыбнулся я.
"Ты будешь писать и преподавать. Ты будешь жить обыденной жизнью, учась оставаться обычным в этом беспокойном мире, которому ты, в определённом смысле, уже не принадлежишь. Оставайся обычным, и ты сможешь быть полезным для других".
Сократ поднялся со своего кресла и точно поставил на стол свою кружку рядом с моей. Я взглянул на его руку. Она светилась, сильнее, ярче, чем раньше.
"Я чувствую себя очень странно", - произнёс он удивленным тоном, -...
Продолжение на следующей странцие...
