. Я перевез все вещи в район Парка Менло и перенёс их в новую, комфортабельную квартиру. Линда и малышка прилетели ко мне две недели спустя. Какое-то время мы наслаждались жизнью, однако, вскоре, я с головой погрузился в новую работу, разрабатывая для Стэнфорда программу по гимнастике. Каждое утро, я совершал многомильные пробежки по полям для гольфа и частенько засиживался на берегах озера Лагунита. И снова, моё внимание и силы расходовались во многих направлениях, но, к несчастью, не в направлении Линды.
Так, прошёл год, а я даже не замечал этого. Всё шло настолько замечательно, что мне никак не удавалось осознать источник ощущения какой-то давней потери. Яркие и отчётливые образы моих занятий с Сократом - пробежки в горы, необычные упражнения глубокими ночами, многие часы, проведенные в разговорах, слушании и наблюдении за моим загадочным учителем - постепенно теряли свои краски и насыщенность в моей памяти.
Немного спустя, после первой годовщины нашей свадьбы, Линда сказала мне, что хочет обратиться к консультанту по вопросам брака. Для меня это стало настоящим шоком, как раз тогда, когда я почувствовал, что для меня пришло время расслабиться и проводить больше времени в семье.
Консультант действительно помог нам, тем не менее, какой-то холодок пробежал в наших с Линдой отношениях...., а, может быть, он подспудно присутствовал с момента нашей первой брачной ночи. Она становилась более сдержанной и замкнутой, окружая Холли своим собственным миром. Я приходил с работы каждый вечер, выжатый как лимон, у меня почти не оставалось сил ни для кого из них.
На третий год в Стэнфорде я подал заявление с просьбой поселиться в университетском городке, для того чтобы Линда смогла больше общаться с людьми. Совсем скоро, стало очевидно, что этот метод сработал слишком хорошо, особенно, в отношении любовных интрижек. Она сформировала свой собственный социальный мир, а я был освобождён от ноши, которую я не мог или не хотел нести. Линда и я разъехались весной, на третий год пребывания в Стэнфорде. Я стал уделять исключительное внимание своей работе и снова начал свои внутренние поиски: по утрам сидел на занятиях группы Дзен в нашем спортзале, по вечерам начал изучать Айкидо. Я читал всё больше и больше, надеясь разыскать какие-нибудь ключи или подсказки в отношении моего незаконченного дела.
Когда мне предложили постоянную должность на факультете вольных видов искусств в Оберлинском колледже, штат Огайо, мне показалось, что нам даётся вторая попытка. Однако, там, с ещё большим усердием, я посвятил себя поискам счастья. Я усиленно занялся преподаванием гимнастики и разработал два курса: "Психо-физическое развитие" и "Путь мирного воина", где нашли отражение некоторые приёмы и навыки, которым я научился у Сократа. К концу первого года, проведённого в Оберлинском колледже, я получил специальный грант от колледжа: путешествовать и проводить исследования в выбранной мною области.
После всех перипетий нашей семейной жизни, мы с Линдой расстались. Покинув её и свою маленькую дочь, я отправился в свои последние, как я надеялся, поиски.
Мне пришлось посетить много мест по всему миру - Гавайи, Японию, Окинаву, Индию и много других мест, где я познакомился с несколькими экстраординарными учителями, школами йоги, боевых искусств и колдовства. Я получил массу опыта, приобрёл большие знания, словом всё, кроме чувства длительного умиротворения.
По мере того как заканчивались мои путешествия, росло моё отчаяние, вызванное неумолимо возникающими вопросами: "Что такое просветление? Когда я достигну умиротворения?" Сократ говорил мне об этом, однако, в то время я был не способен осознать смысл его слов.
Когда я прибыл в последний пункт своего путешествия, небольшое местечко Каскас на побережье Португалии, эти вопросы стали глубоко и беспрерывно жечь мой ум.
Утром, я проснулся на пустынном берегу, где, пару дней назад, поставил палатку. Мой взор обратился к воде, где прилив поглощал остатки моего замка, созданного мною с большим усердием из песка и палочек.
По какой-то причине, это напомнило мне о моей собственной смерти и о том, что Сократ пытался сказать мне. Его слова и жесты всплывали в моей памяти кусочками, словно остатки моего замка в мелком прибое: "Подумай о своих пролетающих годах, Дэнни. Однажды, ты обнаружишь, что смерь это совсем не то, что ты ожидал; однако, в тот момент, сама жизнь поменяет своё значение. Оба этих явления могут быть чудесными, исполненные перемен; иначе, если ты не пробудишься, они могут оказаться жестоким разочарованием".
Его смех с силой зазвучал в моей памяти. Тогда я вспомнил об одном эпизоде, произошедшем на заправочной станции. Я действовал полусонно; Сократ неожиданно схватил меня и встряхнул. "Проснись! Если бы ты знал, что болен неизлечимой болезнью и тебе осталось совсем недолго жить, стал бы ты терять каждое драгоценное мгновение жизни? Говорю тебе, Дэн, ты действительно неизлечимо болен - твоя болезнь называется рождение. У тебя осталось не больше нескольких скоротечных лет. Ни у кого не осталось! Так что, будь счастлив сейчас, без причины.... или ты никогда не будешь счастливым вообще".
Меня начало одолевать растущее чувство какой-то срочности, но бежать было некуда. Поэтому, я остался на пляже, подобно чистильщику песка, который не прекращал просеивать собственный ум вопросами: "Кто я такой? Что такое просветление?"
Когда-то давно Сократ сказал мне, что даже для воина не существует победы над смертью; есть лишь осознание того, Кем, на самом деле, мы все являемся.
Я лежал на солнышке, вспоминая, как чистил последний слой луковицы в офисе Сократа на заправке, для того, чтобы понять "кем являюсь". Я вспомнил об одном из героев романа Сэллинджера, который, увидев, как кто-то выпил стакан молока, сказал: "Словно Бог вливался в Бога, если вы понимаете, о чём я говорю".
Я вспомнил о сне Лао-Цзы:
Лао-Цзы спал и видел сон о том, как он стал бабочкой. Проснувшись, он задал себе вопрос: "Тот ли я человек, который спал и видел себя бабочкой или я - та самая бабочка, которая заснула и видит сон о том, как она стала человеком".
Я гулял по берегу, мурлыкая себе под нос детский стишок:
"Плыви, плыви моя лодочка вниз по течению,
Жизнь, всего лишь, подобна сновидению".
Однажды, после дневной прогулки, я вернулся к своей палатке, укрытой за камнями, достал из рюкзака книжку, которую купил в Индии. Это был грубый английский перевод духовных легенд и сказок. Листая страницы, я наткнулся на историю о просветлении:
"Миларепа повсюду искал просветления, но не мог найти ответа... до тех пор, пока однажды не повстречал старого человека, медленно идущего по горной тропе с тяжёлой ношей на плечах. Немедленно, Миларепа почувствовал, что этот человек знал разгадку, которую он так упорно искал на протяжении многих лет.
"Старый человек, скажи, пожалуйста: что такое просветление?" (enlightenment - просветление, облегчение. прим. переводчика)
Старик улыбнулся, сбросил ношу с плеч на землю и выпрямился.
"Да! Я понял!" - закричал Миларепа, - " Спасибо тебе, старик. Однако, будь добр, ответь на ещё одни вопрос. Что происходит после просветления?
"Улыбнувшись, старик опять поднял свой мешок на плечи, поправил его и пошёл своей дорогой".
В ту ночь мне приснился сон:
Я был в темноте у подножия великой горы, разыскивая под каждым камешком драгоценный алмаз. Долина была покрыта мраком, и я не мог отыскать свою драгоценность.
Потом, я посмотрел на сияющую вершину горного пика. Если мне суждено найти свой алмаз, то он мог находиться только там, на вершине. Я отправился в изнурительное путешествие на вершину, растянувшееся на долгие годы. Наконец, я достиг цели своего путешествия. Я стоял, купаясь в ярком свете.
Сейчас, моему взору ничего не мешало, однако алмаза нигде не было. Я посмотрел на долину подо мной, откуда я начал своё восхождение много лет назад. Только тогда, я осознал, что алмаз был всегда со мной, даже там внизу, и его свет всегда блистал. Только глаза мои были закрыты.
Я проснулся посреди ночи, под сияющей луной. Воздух был тёплым, а окружающий мир безмолвным. Слышались только мягкие, ритмичные звуки прибрежных волн. Мне послышался голос Сока, хотя я знал, что это только воспоминание: "Просветление, Дэн, это не приобретение; это осознание. И когда ты пробудишься, изменится всё и ничего не изменится. Если слепец поймёт, что может видеть, изменился ли мир?"
Я сидел и смотрел на серебряный лунный свет на море и далёких горах. "Что это он говорил такое о горах, реках и поисках?" "Ах, да", - вспомнил я:
"Сначала, горы - это горы, а реки это реки.
Затем горы- это уже не горы, а реки - уже не реки.
В итоге, горы становятся горами, а реки реками".
Я встал, промчался вниз по берегу и нырнул в тёмный океан, заплыв далеко за линию прибоя. Когда я прекратил грести, внезапно, под ногами, я почувствовал какое-то существо, подкрадывающееся ко мне из чёрных океанских глубин. Что-то приближалось ко мне очень быстро: это была Смерть.
Я бешено замолотил руками, направляясь к берегу, и упал, задыхаясь, на мокрый песок. Маленький краб прополз у меня перед носом, а набегающая волна похоронила его в мокрый песок.
Я поднялся, обтёрся и переоделся в сухое. Собрав вещи под светом Луны и одев на плечи рюкзак, я сказал себе:
"Лучше никогда не начинать; но, начав, лучше закончить".
Пришло моё время возвращаться домой.
Когда реактивный самолёт приземлился на посадочную полосу Аэропорта Хопкинса в Кливленде, я ощутил нарастающее беспокойство по поводу моего брака и дальнейшей жизни. Прошло более шести лет. Я чувствовал, что повзрослел, но не стал мудрее. Что я мог сказать своей жене и дочери? Увижу ли я Сократа вновь... и если да, то, с чем мне идти к нему?"
Линда и Холли поджидали меня, когда я вышел из самолёта. Холли подбежала ко мне, вереща от восторга, и крепко обняла меня. Мои объятия с Линдой были нежными и тёплыми, но без настоящей страсти, словно объятия двух старых друзей. Было очевидно, что годы и жизненный опыт повели нас в разных направлениях.
Линда отвезла нас домой из аэропорта. Довольная Холли сладко спала на моих коленях.
Как я узнал, Линда не страдала от одиночества в моё отсутствие. Она нашла друзей... и близость. Так получилось, что, вскоре, после моего возвращения в Оберлин, я повстречался с особенным человеком - студенткой, молодой обворожительной девушкой по имени Джойс. Её подстриженные чёрные волосы свешивались прямо на её милое личико и ослепительную улыбку. Она была невелика ростом, но полна жизни. Меня, словно магнитом, тянуло к ней, мы проводили каждую свободную минуту вместе, гуляя и разговаривая по окрестным паркам. Я мог говорить с ней так, как никогда не мог говорить с Линдой..., не потому, что Линда была неспособна к пониманию, но потому, что её интересы и путь лежали в другой жизненной сфере.
Джойс окончила университет весной. Она хотела остаться рядом со мной, но я чувствовал долг перед своей семьёй, и нам, с грустью, пришлось расстаться. Я знал, что никогда не забуду её, но моя семья должна была оставаться на первом плане.
В середине следующей зимы Линда, Холли и я снова перебрались в Северную Калифорнию. Возможно, моя одержимость работой и собой стала последним ударом по нашему браку. Однако, никакое другое предзнаменование не могло быть более печальным, чем те неотступные сомнения и меланхолия, которые я испытал в первую брачную ночь... - те болезненные сомнения, чувство чего-то, о чём я должен помнить, то, что я много лет назад оставил позади. Только с Джойс я был свободен от этих чувств.
После развода, Линда и Холли переехали в красивый старинный дом, а я, с головой, ушёл в преподавание гимнастики и Айкидо в Университете Беркли.
Мне до смерти хотелось посетить заправочную станцию, однако, я не мог пойти туда, пока меня не позовут. К тому же, как я мог вернуться? Мне нечего было показать спустя столько лет".
Я переехал в Пало Альто и стал вести уединённый образ жизни. Я думал о Джойс много раз, но я знал, что не имею права звонить ей. У меня ещё оставалось незавершённое д...
Продолжение на следующей странцие...
