или плохим по природе, имея в виду, что
изначальная природа личности бывает либо хорошей, ли-
бо плохой. Они полагают, что это слова великого уче-
ния. Но это не так. Почему? Потому что все зависит от
обстоятельств: если преобладают хорошие обстоятельст-
ва, возникает ум, по природе хороший; если преоблада-
ют плохие обстоятельства, возникает ум, по природе
плохой. Для того, чтобы ум был хорошим или плохим по
природе, изначально нет определенных правил. Всякий
ум, возникающий согласно обстоятельствам, есть некий
вид омраченного мышления. Что хороший ум, что плохой
- и то, и другое является омраченным мышлением. Преж-
де, чем возникает хороший или плохой ум, каков ум?
Как-то в Соединенных Штатах, в Клермонтской Тео-
логической Школе, один профессор спросил меня: "Что
есть то, что знает, как видеть и слышать? Разве это
не ум?" Я ответил: "Вы можете называть это умом, но
это лишь некая разновидность омраченного мышления.
Что есть ум, прежде чем вы видите или слышите?" Он
сказал: "Конечно же, там просто ничего нет." Я отве-
тил: "Если бы вы сидели, не думая, были бы вы мерт-
вы?" "Нет, не был бы",- ответил он. В заключение я
сказал: "Если бы вы не были мертвы, значит там должен
быть ум. Что такое ум как таковой? Вы должны искать
его и пробудиться к нему." В ответ он сказал, что по-
пытается и поразмыслит над этим.
Практикующие созерцание, вы знаете, как поднять
свой кулак или моргнуть глазами, как есть рис или
пить воду. Не ОНО ли это? Итак, прежде чем поднять
кулак или моргнуть, что это? Вы должны без промаха
попытаться что-то сказать прежде, чем возникнет од-
на-единственная мысль. Вам должно быть все с этим яс-
но. Если вы просто любопытствуете, то ли это, что
знает, как ощущать, значит вы, на самом деле, не зна-
ете, что это такое. Такой подход называется рассудоч-
ным дзэн.
Для выполнения этой задачи необходимо также по-
родить дух великой отваги. Все люди стараются хорошо
заботиться о теле. Пусть даже это всего лишь потенци-
альный труп, они хорошо его кормят, хорошо одевают и
создают ему удобства. На протяжение неизмеримых веков
они слушались его и оберегали. Но, поступая так, они
лишь создавали обильную карму во вращающемся колесе
рождений и смертей. Теперь же важно заставить тело
повиноваться нам. Как только вы пробуждаете дух вели-
кой отваги, вы больше не знаете, даже как спать или
есть. Вы забываете обо всем и лишь практикуете созер-
цание.
Кроме того, вы должны взращивать великое вопро-
шание. Созерцаете ли вы хваду "Что это такое?",
"Нет!", или "Кипарис во дворе", если вы просто сидите
неподвижно, поддерживая хваду без вопрошания и непре-
рывности, это будет все равно, что "смотреть на дере-
во в ожидании кролика". Был однажды человек, который
прогуливался по лесу. Пробегавший мимо кролик врезал-
ся головой в дерево и убился. Человек забрал его до-
мой и съел. Затем он подумал, что то дерево - должно
быть - особое кроликоулавливающее дерево. Так что он
начал возвращаться к нему и смотреть, нет ли там
больше мертвых кроликов. Но сколько бы он ни ждал,
какова вероятность того, что там погибнет еще один
кролик? Точно так же, если вы просто сидите, удержи-
вая хваду без всякой непрерывности или вопрошания, в
созерцании не будет никакого продвижения.
Будда поднял цветок лотоса. Что он под этим под-
разумевал? Чжаочжоу сказал "Нет!". По какой причине?
"Кипарис во дворе" - каков смысл этих слов? Вы не в
состоянии понять эти вещи. Так что начинайте вопро-
шать, раз вы не понимаете. Если бы вы понимали, не
было бы нужды в каком-либо вопрошании. В данной прак-
тике величайшая болезнь созерцающего - это нехватка
подобного вопрошания.
Некоторое время тому назад у меня был такой
опыт. Один монах по имени Попчхын-сыним был очень
усерден в практике созерцания. Будучи товарищами по
Пути, мы как-то совместно путешествовали и практико-
вали. Однажды мы на некоторое время отправились в
затвор Судо Ам. Там был еще один монах, Чондам-сыним,
который всегда много помогал людям. Для развития
сострадания он взялся за то, чтобы каждый день вычи-
щать туалет. Однако, однажды он подхватил дизентерию,
видимо, в результате работы в туалете. Он был так бо-
лен, что казалось, что он близок к смерти. Поскольку
место затворничества было очень отдаленным и уединен-
ным, лекарства были недоступны. Чондам-сыним решил,
что если ему предстоит умереть, он умрет; а если ему
предстоит жить, то будет жить. Однако, он узнал о сы-
роедении и, побыв несколько дней на такой диете, ис-
целился от дизентерии.
Позднее, все мы втроем отправились заняться ка-
ким-нибудь делом. Утром мы добрались до города Санчжу
и пообедали там. После обеда у Попчхын-сынима появи-
лись сильные боли в животе. Он даже не мог сидеть и
поэтому прохаживался туда-сюда. Он обошел весь город
в поисках различных восточных и западных лекарств. Мы
купили немного, но они не помогли. В конце концов,
желудок Попчхын-сынима прободел. В городе Санчжу не
было такой больницы, где бы ему могли сделать опера-
цию. Мы взяли его к врачу, и тот посоветовал нам отп-
равляться в Тэгу, но был слишком поздний воскресный
вечер, чтобы уезжать. Мы решили отправиться следующим
утром. На ночь я взял Попчхын-сынима в дом своего
друга. Мы положили его отдохнуть на теплый пол. Он
расстроенно вздыхал: "Я умираю". Затем повернулся ко
мне и сказал: "Пожалуйста, практикуй хорошенько и пе-
реправь меня на тот берег, к пробуждению". Я ответил:
"Такова природа нашего монашеского пути: осознавать
непостоянство бытия. Поэтому мы в любой момент должны
быть готовы к своему уходу. Помимо этого, нет больше
ничего, что я бы мог сказать. Но что касается взаимо-
отношений между друзьями по Пути, мы должны стараться
помогать друг другу из одной жизни в другую. Если я
первый обрету пробуждение, я помогу тебе перебраться,
и наоборот. В этом случае тебе не о чем беспокоиться.
Теперь же давай подождем, пока не кончится ночь."
Как обычно, мы поднялись рано утром около трех
часов. Чондам-сыним вошел в мою комнату и заметил,
как потемнело лицо Попчхын-сынима. Попчхын-сыним
спросил, почему в комнате так темно. На самом деле,
это угасало его зрение. Его живот так болел, что на
него нельзя было даже положить руку. Около шести ча-
сов утра Попчхын-сыним почил. Ничего нельзя было сде-
лать. Мы пробовали разные лекарства. Приходил специа-
лист, чтобы его обследовать. Он говорил, что желудок
прободел и что критическое время наступит на следую-
щее утро между шестью и девятью часами. Как оказа-
лось, врач хорошо знал, о чем говорил.
Вскоре после этого мы исполнили все погребальные
обряды и сожжение. Такого рода работу должны были
сделать мы сами, и никто иной. На самом деле, следую-
щий Пути должен знать, как выполнять всякого рода ра-
боту. Проживая в Сонгван Са, я сам выполняю погре-
бальные обряды, если монаху доводится умереть. С тех
пор, как я здесь, это случилось раз восемь.
В действительности, мы не знаем, когда умрем.
Будучи здоровы, мы верим, что сможем прожить сотню
лет. Верить в это - значит обманывать себя.
После сожжения Чондам-сыним и я упокоили останки
Попчхын-сынима. Я предложил Чондам-сыниму возвращать-
ся со мной в Судо Ам практиковать. Однако, он решил
идти в затвор Пэкчхон Ам. Так что я вернулся в Судо
Ам с твердой решимостью усердно практиковать вплоть
до обряда поминовения сорок девятого дня. В течение
этого времени я надеялся пробудиться, чтобы суметь
переправить Попчхын-сынима [на другой берег]. Мы трое
были товарищами по Пути, странствующими вместе; один
покинул этот мир, один отправился в другой храм. Ка-
ково мне было тогда? В такое время сердце глубоко пе-
реживает непостоянство. Сказать, что это тело живет,
значит очень мало. Сознаете ли вы, что оно зависит от
каждого мгновения? За одну минуту мы вдыхаем и выды-
хаем семнадцать-восемнадцать раз. Продолжительность
одного дыхания приблизительно три с половиной секун-
ды. Три с половиной, три с половиной, три с полови-
ной... За час мы вдыхаем и выдыхаем примерно тысячу
раз. Так что мы можем сказать, что за один час чело-
веческая жизнь начинается и заканчивается тысячу раз.
Это подобно пламени масляного светильника на ветру
или утренней росе на траве. Мы носим в себе эту нена-
дежную жизнь и не знаем, в какой миг умрем. В таком
положении, разве можем мы легко себя чувствовать? Так
что вы должны пробудиться прежде, чем умрете.
В то время в Судо Ам я был ответственным по кух-
не. Моей обязанностью было обеспечивать монашескую
общину продовольствием. И хотя я решил усердно прак-
тиковать, мне все же приходилось тратить много време-
ни на хозяйственные заботы. Когда я, в конце концов,
завершил эту работу, до церемонии сорок девятого дня
оставалось всего восемь дней. Так что я сказал мона-
хам позаботиться обо всем так, как они сочтут нужным,
поскольку мне действительно нужно было созерцать. Я
отправился в маленькую хижину позади затвора. Молодой
монах приносил мне утреннюю и полуденную еду, пос-
кольку я намеревался практиковать, не приходя в глав-
ный затвор. Однако, из-за того, что я был так занят,
большая часть сосредоточенности, которую я развил за
предшествующую упорную практику, рассеялась. Когда я
садился, я часто дремал и практика не шла хорошо. Так
продолжалось два дня, и мне осталось всего шесть
дней, чтобы пробудиться и ко дню церемонии суметь пе-
реправить Попчхын-сынима[на тот берег, в нирвану].
При том, что оставалось так мало времени, я не мог
продолжать практику все так же вяло. Я решил выпол-
нять созерцание, "стоя на цыпочках". Итак, сложив ла-
дони вместе, я созерцал, стоя на носках. При таком
способе созерцания сонливость не могла помешать мне,
как бывало прежде. Дни и ночи я так стоял. Я садился
лишь, чтобы поесть, когда мне приносили еду. В таком
стоячем созерцании самое трудное - вытерпеть первые
два часа. После этого основные трудности преодолены.
Сидите ли вы, лежите или стоите, созерцание продолжа-
ется, не нарушаясь, как только ум упрочен в сосредо-
точенности. Соответственно, занимаясь этой практикой,
я не чувствовал ни усталости, ни боли в ногах.
В день церемонии поминовения, около трех часов
пополудни, передо мной предстал Попчхын-сыним. На нем
была традиционная соломенная шляпа, он держал дере-
вянный посох и нес за спиной монашескую котомку. Он
сказал: "Я пришел навестить тебя, так как сегодня со-
рок девятый день". Я лишь продолжал практиковать. Хо-
тя это был сорок девятый день, я не пошел на церемо-
нию. Раз я не смог пробудиться, что за польза была
идти? Монахи проводили церемонию, но я лишь продолжал
созерцание. На седьмой день такого стоячего созерца-
ния, около девяти часов, часы издали громкий щелчок,
прежде чем отбить час. Когда я услышал щелчок, "одна
мысль повернулась вспять". По этому случаю я произнес
такую гатху:
Один лишь звук - и вот проглочены три
тысячи миров.
Один приходит этот парень и девять раз
кричит мне: "Ха!"
Часы идут и возвещают всеохватное ученье.
Куски металла и кусочки древесины есть
незапятнанное тело Дхармы.
Это был случай, когда я приложил усилия к своей
практике с целью переправить друга [на тот берег].
Такая интенсивная стоячая практика послужила
устранению препятствий, вызванных сонливостью и бес-
покойством. Мое переживание было подобно видению яс-
ного неба, полностью свободного от облаков. Это мгно-
вение позволило мне войти в изначальное место пребы-
вать там. Так я смог совершить очень трудный шаг. Вы
можете делать такое непрерывное стоячее созерцание
только с мыслью "Неважно, если я умру". Это требует
значительно большего, чем прост...
Продолжение на следующей странцие...
