с титрами бывают, с музыкой. Во второй серии мальчик умер. Это было настолько ярко... Хотя бескровно умер. Безо всяких ужасов. И я сразу знала, что это какой-то сон, не мой. Я говорю: "Воронов, чего это мне сны твои снятся? По-моему, к тебе". "А какой кинжал?" - "А вот такой". - "Да", - говорит. И вот мы с девчонками тут собираемся, у нас клуб сновидений. И самое потрясающее, что часто по описаниям шаманские сны снились. Вообще я никогда не думала, что во мне это есть, например. Я нормальная барышня совершенно, нормального такого стандартного воспитания, ничего особенного. Но эти переживания настолько яркие бывают. Вот всегда знаешь, когда тебе всякая фигня снится, а когда тебе снится что-то, что ты запомнил и как бы имей в виду. Удивительное дело.
В.: А что - это сны вещие?
И.Д.: По-разному. Когда я была еще совсем молодая, я только училась в этом городе, у меня была собака во сне, совершенно потрясающая собака, и вот мы с ней во снах жизнь какую-то жили. То есть я засыпала, и мы с ней все время где-то ходили.
В.: Из сна в сон как бы переходила?
И.Д.: Да. Зимой, по тундре. И какая-то там была жизнь. Я очень точно помню, что мы голодали. Настолько было ярко, голод наш, что мы искали, что бы пожрать, холодно, голодно. А потом собака умерла. И все, больше не снилась никогда. Мне стала сниться другая собака. Такая огромная. Там была лайка, а стала сниться большая собака, похожая на волка. Но это уже в критические какие-то моменты жизни... Потом, когда я выровнялась, у меня она ушла. У меня совершенно другая серия какая-то пошла. И девчонки мне рассказывают нечто подобное, какие-то такие штуки, которые начинаешь слушать и въезжаешь, что просто мифология прет какая-то. Просто сидит в головах какая-то мифология где-то там на 135-м уровне, в области коленной чашечки... Я не знаю, где. Но оно есть. Оно же сидит.
В.: Таким образом из снов не приходила ли вам информация о танцах, какой-то форме?
И.Д.: Да, там очень удобно вообще сочинять. Заряжаешь себя на ночь. И работаешь. Это распространенная, по-моему, вещь. Творческие люди вообще часто во сне сочиняют. Это вообще очень удобно. Но это нужно научиться не забывать. Это тренировка. Но это другие сны. Это другая группа снов - это рабочие сны. Как правило, там вытащишь один образ - из этого образа можно спектакль делать. Это интересно. Но больше всего, конечно, я люблю, когда мне снятся те сны - те, особенные. Наверняка они всем снятся. Но у всех разное же...
В.: Те, особенные - это для вас шаманские?
И.Д.: Ну, наверное. Тоже название дурацкое, правильно? А почему, собственно, шаманские? Есть просто группа снов шаманских. У меня есть книжка по традиционным снам хантов. Достаточно интересные описания. Там своё. Там вообще жутко. Там традиция живая. Живая, но жуткая. До сих пор все эти запреты работают. Самая, пожалуй, такая традиция, с которой сложно работать из-за этого. Не вынешь ничего. То нельзя, се нельзя. Система запретов осталась. Но я могу ходить туда, сюда, и это могу, и то могу, и ничего мне за это не будет. Вон мне шаманские пояса пошили в количестве четырех штук. Скопировали, пошили. Ничего, нормально. По-моему, безобидные, - то есть, - реквизит.
В.: Важно обозначение?
И.Д.: Наверное. Мы копировали эти пояса с пояса, который в этнографическом музее, в запаснике лежал. Там нам страшную историю рассказали. Я собралась мерить. "Да вы что! Положите сейчас же. Тут Махмуд Исамбаев померил. И месяц потом с радикулитом в больнице лежал". Я на всякий случай не стала, конечно. Видимо сработала эта самая различалка. Это все профессионально нарабатываемо, видимо. Так же как и любая сфера деятельности. Все нарабатывается. Все остальное от лукавого. Всему можно научиться, правильно? Только вот икону вешать дома - я не знаю, это, наверное, все-таки надо креститься. На всякий случай. А я не могу креститься - умру. Покрестите - и умру, наверное. Пока крещеных чукчей счастливых я не видела. У всех какая-то ерунда.
В.: Все-таки много раз звучало слово "традиция". Что такое традиция в вашем понимании? В том контексте, который вы определили.
И.Д.: Для меня это все-таки прежде всего мифология живая. Которая сидит в сознании и подсознании. Память... Традиция - это память. Память, мифология, которая живет в человеке.
В.: Соответственно, там, система разрешений, запретов и так далее.
И.Д.: А это уже социум - все разрешения, запреты. Это уже правила игры. А мифология-то неизменима. Это-то не изменишь. Традиция - это то, что неизменно. Это константа. А дальше уже можно на традицию наваливать. Если ты копнул, и она из человека вылезла, традиция - это традиция. А если не вылезло - то это книжки в человеке. Ну, начитался человек книжек, ну, выучил он все про эту культуру. А традиции и нет. Смотришь на наших индейцев...
В.: Индейцев в кавычках?
И.Д.: Ну, у нас есть питерские индейцы.
В.: Живые?
И.Д.: Это группы всякие, бригады какие-то, в Парке Победы тусуются. Мы с ними периодически пересекаемся на всяких там тусовках.
В.: Так они индейцы или они имитируют это?
И.Д.: Они имитируют. Ну, хочется плакать просто. Боже мой! Что ж они такое делают-то с собой? Хотя я понимаю, что они с собой делают. Там, наверное, галлюцинации по полной программе. Самоидентификация. Но это, по-моему, шизофрения какая-то. Просто уже психическое расстройство, я не знаю. Люди, которые идентифицируют себя не с тем, с чем надо, - это какая-то разновидность психического расстройства.
В.: А надо - это как бы по крови или как?
И.Д.: Трудно сказать.
В.: Как узнать, что надо?
И.Д.: Узнать, что надо? Не знаю.
В.: Куда лезть? Куда не лезть?
И.Д.: Не, ну если ты не чукча - чего ты пойдешь в чукотские шаманы? Или в нанайские шаманы? Правильно? Оно тебе надо? Я правильно рассуждаю? Или я не понимаю чего-то...
В.: Ну, Бог его знает, что надо.
И.Д.: Вот именно. Кто его знает, что в крови. Раз - среагировал на что-то, живо среагировал, так что - ага! - глядишь, и мифология вылезла. Всегда ведь все равно какой-то толчок люди получают, а потом что-то вылезает из них. То есть не запихивать в себя извне, а вынимать из себя. Вот оно и будет, наверное. Наверное, я правильно сказала. То, что само выйдет как реакция на какое-то мнение, как реакция на какой-то толчок. Вот спроси меня, в какой я традиции - я, например, не знаю. Что-то там есть, где-то, как-то. Горловое пение... Ради Бога, будет горловое пение, там еще чего-то - будет там еще чего-то. Мне уже не принципиально просто. Но это опять же наработка. А традиция какая-то одна у меня сидит, видимо, все-таки чукотская. Не русская.
В.: Но ведь в человеке может быть намешано множество кровей...
И.Д.: Да, сколько угодно, конечно.
В.: Но есть какая-то может быть доминанта, да?
И.Д.: Как правило, да. Как правило, все равно что-то доминирует. Слава богу, когда удается и так, и так. Но удается - это не правда всё. У меня всю жизнь был дискомфорт, до тех пор, пока я считала себя русской и заставляла окружающих считать себя русской. Но время было немножко другое. Было немодно считать себя не русской... Меня раздражало, что меня чукчей называют... Ну как еще? Но кто я? Не якутка же. Ну, - чукча. Все не волк...
Всему можно научиться. Я так поняла, что научиться можно черт-те чему, даже саамскому языку можно научиться, надо только захотеть, и мозги надо иметь. Все остальное - даже если мозги есть, то тело можно сделать. У кого-то дар. Почему мне с моими легко? У них дар у всех, как правило. Ну, не у всех, -опять же, способности. Только вот ленивые... А если лень отбрасываешь - все, вопросов нет, и проблем нет. И все это достаточно быстро получается. Восприимчивость! А восприимчивость это в том, чем мы занимаемся - самое главное. Способность воспринять и свою, и чужую традицию... А русских как воспитывали? Или как мусульман: мы мусульмане, а все неверные. Вот, блин, попробуй такого чему-то научи, да? - воспринимать чужую культуру как свою...
1 Александр Воронов - муж Ирины - Питерский мистик, исследователь паранормальных процессов. О нем написано в книге В.Лебедько "Хроники российской саньясы" в 1 и 2 томе.
Глава 11
Александр Евдокимов
Александр Евдокимов - мастер по изготовлению музыкальных инструментов (в основном - гитар), музыкант. Живет и работает в г.Курске.
Владислав Лебедько.: У меня складывается впечатление, что часто настоящий мастер даже не задумывается о себе, как о мастере. Он просто живет своей жизнью, для него это естественным является состоянием. Вот он живет себе, ему нравится, у него какая-то цель есть, он этого кайф ловит, или что-то еще... А мастер он там или не мастер...
Александр Евдокимов: Я не знаю, наверное, это по-разному у всех. Но, в принципе, тут ситуация такая, что, наверное, служение - самое главное. Самое главное - служение. Бог дает тебе твой крест. На меньшее нежелательно скатиться. То есть ты чувствуешь, что это твое. Я так думаю, что, в принципе, есть два типа людей - люди, которые нашли свое служение и следуют ему, и те, которые ищут это служение всю жизнь, перебирают, перебирают, могут где-то готовиться к следующей жизни, а в следующей жизни, когда он уже нашел, осознанно, он знает как бы уже, что он будет этим заниматься. В пять лет, в шесть лет он говорит: я буду уже вот этим - все!. Другое дело, что иллюзий тут, конечно, очень много... Сокращает профессиональный поиск, потому что человек туда сунется, туда сунется, там попробует, чувствует, там не получилось, там не получилось...
В.: Иногда призвание бывает вопреки задаткам, что называется. Тянет человека, в то, что он совершенно... что является барьером, и именно путь его в том, чтобы этот барьер незнания, неталанта преодолеть.
А.Е.: Я так думаю, - раз у нас действуют, как говорится, силы и добра и зла, я думаю, что это немножко от беса. Потому что в принципе уже, допустим, я так думаю, годам к пятидесяти человек знает, что он прошел и туда ли он шел. Тут ситуация такая, что да, лучше заниматься именно плохо, но своим делом, то есть свое дело, когда ты кайф ловишь, когда ты это можешь делать без денег, чем заниматься очень хорошо и получать большие деньги, но ты чувствуешь, что удовлетворения нет. Часто и слетают с катушек люди, и спиваются, и наркотики, и все что угодно, и разочарования, и проблемы... А если человек именно решает другую задачу, ту, которая нерешенная - тяжело, да, не получается что-то где-то, может, и попытки вообще закончатся в этой жизни, но он чувствует, что это его служение. Этим все и проверяется. То есть, он это делает независимо - жена может бросить, государство топтать, а он все равно этим делом занимается. Видимо, как-то Бог дает человеку знать, что это его служение.
В.: Как вы в себе это почувствовали?
А.Е.: Как почувствовал - это словами выразить невозможно. А где-то в классе в 8-м или в 9-м я уже делал гитары. Тогда у нас в Курске по музыкальным школам был запрос - набирали в Москву учеников. Я собирался в 9-й класс и не хотел бросать, а когда учился в 10-м классе - уже набор в Москву прекратился. Раньше учителя как бы передавали немножко, после - это развал, развал, сейчас вообще уже ПТУ нет - "ну, пойдем в подсобники, научишься". Система развалилась. А тогда даже мастера по изготовлению гитар готовили. А так как профессия редкая, - собирали со всей России. То есть можно было, если бы я бросил 9-й класс учиться этому в Москве. Но я не мог бросить музучилище. Без музыкального образования, думаю, у меня ничего бы не вышло.... А тогда гитаристы - вот у нас в музучилище два гитариста было, - я один из двух. Первый выпуск был. А больше вообще никого не было.
В.: Тогда вы в Москву не попали, а как потом получилось?
А.Е.: Я к чему это говорю - и хорошо, видимо, что в Москву не попал, а остался в провинции... В Москве школа, а школа, естественно, давит.
В.: Давит?
А.Е.: Школа, конечно, давит. Никуда не выскочишь. Почему мы редко встретим в школе какие-то серьезные изменения или новшества. Там, как правило, если тупик, то приглашают со стороны человека, как обычно, вообще левого, несколько человек, и он дает свежее решение. Они после все разработают, им нужен новый взгляд ...
Продолжение на следующей странцие...
