рые из ее крыльев, затем завернул их в
листья.
Сквозивший сквозь листву полуденный жар нагнал на меня такую дремоту,
что мне отчаянно захотелось спать. У Ритими под глазами были темные круги,
словно она мазнула по нежной коже углем. Этева замедлил шаг и, ни слова не
говоря, направился к реке. Мы долго стояли в широком мелководье, отупев от
зноя и слепящего света. Мы смотрели на отражения деревьев и облаков, потом
улеглись на ярко-желтой песчаной отмели посреди реки. От танина затопленных
корней синева выцвела в зелень и красноту.
Все замерло -- каждый листик, каждое облачко. Даже висящие над водой
стрекозы казались неподвижными в прозрачном трепете крыльев. Перевернувшись
на живот, я опустила руки на водную гладь, словно могла удержать полную
истомы гармонию между речным отражением и сиянием небес. Я скользнула на
животе, пока мои губы не коснулись воды, и стала пить отраженные облака.
Две цапли, взлетевшие было при нашем появлении, вернулись на прежнее
место. Стоя на своих длинных ногах, с шеями, спрятанными в пышных плюмажах,
они наблюдали за нами из-под полуприкрытых век. Я увидела, как, поблескивая
над водой, взбрасывались ошалевшие от зноя серебристые тела. -- Рыба! --
воскликнула я, и всю мою сонливость как ветром сдуло.
Посмеиваясь, Этева указал стрелой на пролетавшую мимо стайку крикливых
попугаев. -- Птицы! -- крикнул он и потянулся за висящим у него за спиной
бамбуковым колчаном. Достав наконечник, он лизнул его, чтобы проверить,
хорош ли еще яд. Удовлетворившись его горьким вкусом, он прикрепил
наконечник к древку, затем проверил лук, натянув и спустив тетиву. -- Плохо
натянута, -- заметил он, отвязывая один ее конец. Несколько раз скрутив
тетиву в ладонях, он привязал ее на место. -- Переночуем здесь, -- сказал он
и побрел по мелководью. Поднявшись на противоположный берег, он скрылся за
деревьями.
Мы с Ритими остались на песчаном берегу. Она вынула перья из свертка и
разложила их на камне, чтобы солнце уничтожило насекомых. Внезапно
оживившись, она указала на стоящее у берега дерево, с которого подобно
плодам свисали гроздья белых цветов. Срезав несколько веток, она предложила
мне полакомиться этими цветами. -- Они же сладкие, -- заметила она, увидев,
что я не проявляю к ним особого интереса.
Пытаясь объяснить, что по вкусу эти цветы напоминают мне сильно
пахнущее туалетное мыло, я уснула. Разбудили меня звуки сумерек, сметающих с
неба дневной свет, -- прохладный шелест ветерка в листве, голоса птиц,
устраивающихся на ночлег.
Этева вернулся с двумя индейками гокко и связкой пальмовых листьев. Я
помогла Ритими собрать на берегу топливо для костра. А пока она ощипывала
птиц, помогла и Этеве построить временное укрытие.
-- Ты уверен, что будет дождь? -- спросила я, поглядывая в чистое
безоблачное небо.
-- Если старый Камосиве сказал, что будет дождь, значит, будет, --
ответил Этева. -- У него такой же нюх на дождь, как у других на еду.
Получилась маленькая уютная хижина. Передний шест был выше двух задних,
но не настолько высок, чтобы позволить встать во весь рост. Шесты
соединялись длинными палками, что придавало всему сооружению треугольную
форму. Крыша и задняя стенка были накрыты пальмовыми листьями. На землю мы
постелили банановые листья, поскольку тонкие шесты не удержали бы трех
гамаков.
Собственно говоря, Этева построил убежище не столько ради удобства
моего и Ритими, сколько для себя. Промокнув под дождем, он мог бы стать
виновником того, что ребенок у Тутеми родится мертвым или увечным.
На костре, который развел в хижине Этева, Ритими приготовила птиц,
несколько бананов и бобы какао. Я размяла один из наших ананасов. Смешение
ароматов и блюд напомнило мне ужин в День Благодарения.
-- Это должно быть похоже на орехи момо, -- сказала Ритими после того,
как я рассказала ей про крыжовенный соус. -- Момо тоже красный, его тоже
надо долго варить, пока он не размякнет. Его тоже надо вымачивать в воде,
чтобы растворился весь яд.
-- Не думаю, чтобы мне понравились орехи момо.
-- Понравятся, -- заверила меня Ритими. -- Видишь, тебе же понравились
бобы похоро. А орехи момо еще лучше.
Я с улыбкой кивнула. Хотя жареные бобы какао не были похожи на шоколад,
на вкус они были не хуже орехов кешью.
Улегшись на подстилку из банановых листьев, Этева и Ритими моментально
заснули. Я вытянулась во весь рост рядом с Ритими. Во сне она потянулась и
прижала меня к себе. Тепло ее тела наполнило меня благодатной истомой;
ритмичное дыхание навевало сладкую дремоту. В мозгу один за другим
проплывали похожие на сон образы, то медленно, то быстрее, словно кто-то
показывал мне кино: перехватывая руками ветки деревьев, крича, как
обезьяныревуны, мимо меня пронеслись мужчины Мокототери. Крокодилы со
светящимися глазами, едва высунувшись над поверхностью воды, сонно мигали и
вдруг разевали гигантские пасти, готовые меня проглотить. Муравьеды с их
узенькими липкими языками пускали слюной пузыри, в которых я видела себя
захваченной вместе с сотнями муравьев.
Меня разбудил внезапный порыв ветра; он принес с собой запах дождя. Я
села и начала слушать как тяжелые дождевые капли шлепаются на пальмовую
крышу. Привычные голоса сверчков и лягушек создавали непрерывный
пульсирующий фон жалобным крикам ночных обезьян, похожим на флейту голосам
лесных куропаток. Совершенно явственно я услышала шаги, а потом треск веток.
-- Там кто-то есть, -- сказала я, растормошив Этеву.
Он подвинулся к переднему шесту хижины. -- Это ягуар ищет лягушек на
болотах. -- Этева чуть повернул мою голову налево. -- Вот его запах.
Я несколько раз потянула носом воздух. -- Не чувствую я никакого
запаха.
-- Это дыхание ягуара так воняет. Вонь такая сильная, потому что он ест
все сырое. -- Этева снова повернул мою голову, на этот раз направо. --
Послушай, вот он возвращается в лес.
Я снова легла. Проснулась Ритими, протерла глаза и улыбнулась. -- Мне
приснилось, что я поднялась в горы и видела водопады.
-- Завтра мы туда и пойдем, -- сказал Этева, снимая висевший на шее
мешочек с эпеной. Он отсыпал немного порошка на ладонь и одним глубоким
вдохом втянул его в ноздри.
-- Ты сейчас будешь петь заклинания хекурам? -- спросила я.
-- Я буду просить лесных духов, чтобы они нас оберегали, -- ответил
Этева и тихо запел. Его песня, уносимая ночным ветерком, казалось, проникала
сквозь тьму. Я не сомневалась, что она дошла до ушей духов, обитающих в
четырех углах земли. В угасающем костре тускло светились уголья. Голоса
Этевы я уже не слышала, но губы его все еще шевелились, когда я уплывала в
глубокий сон.
Вскоре я проснулась от тихих стонов Ритими и тронула ее за плечо,
решив, что ей привиделся какой-то кошмар.
-- Ты тоже хочешь попробовать? -- промурлыкала она.
Я удивленно открыла глаза и увидела улыбающееся лицо Этевы; он
занимался с ней любовью. Какое-то время я смотрела на них. Движения тел были
настолько согласованными, что казалось, они не двигаются вовсе.
Без малейшего смущения Этева оставил Ритими и встал передо мной на
колени. Подняв мои ноги, он их слегка распрямил, прижался щеками к икрам;
его прикосновение было как игривая ласка ребенка. Не было объятий, не было
слов. Но меня переполняла нежность.
Этева снова перебрался к Ритими, положив голову между ее и моим
плечами.
-- Теперь мы и в самом деле сестры, -- тихо сказала Ритими. -- Внешне
мы непохожи, зато внутри мы теперь одинаковые.
Я прижалась к ней покрепче. Ветерок с реки, пробежавший под нашей
крышей, был как ласка.
Розовый свет зари осторожно спустился на кроны деревьев. Ритими и Этева
направились к реке. Я вышла из хижины и вдохнула воздух нового дня. На заре
лесная темень уже не черная, а голубовато-зеленая, как в подземной пещере,
куда свет проникает сквозь скрытую расщелину.
Брызги росы ласковым дождем омывали мое лицо, когда я отводила в
сторону листья и лианы. Красные паучки с волосатыми лапками поспешно латали
свои серебристые паутины.
В дупле трухлявого дерева Этева нашел соты с медом.
Выжав последние капли в наши рты, он бросил соты в наполненный водой
калабаш, и позже мы пили сладкую воду.
Мы взбирались по заросшим тропам вдоль маленьких водопадов и
стремительных речных потоков, ветер от которых развевал наши волосы и
раскачивал бамбуковые заросли на берегу.
-- Вот это я и видела во сне, -- сказала Ритими, распахнув руки, словно
желая обнять все огромное пространство воды, летящей перед нами в глубокий и
широкий водоем.
Я осторожно пробралась на темные базальтовые камни, выступающие среди
водопадов и долго стояла под струями, подняв руки, чтобы смягчить
оглушительную силу воды, ниспадающей с прогретых солнцем высот.
-- Белая Девушка, выходи! -- крикнул Этева. -- Не то духи быстрой воды
нашлют на тебя болезнь.
Ближе к вечеру мы сделали привал у рощицы диких банановых деревьев.
Среди них я обнаружила авокадо. На нем был только один плод, причем не
грушевидной формы, а круглый и большой, как мускусная дыня, блестящий,
словно восковой. Этева подсадил меня до первой ветки, и я медленно поползла
за плодом, висящим на самой вершине.
Я так жаждала добраться до этого зеленого шарика, что не обратила
внимания на предательский треск хрупких веток под ногами. И как только я
схватила плод, ветка, на которой я стояла, обломилась.
Этева хохотал, пока по щекам у него не потекли слезы.
Ритими, тоже смеясь, соскребала раздавленное авокадо с моего живота и
бедер.
-- Я чуть не покалечилась, -- сказала я, задетая их беззаботным
весельем. -- Может, я ногу сломала.
-- Не сломала, -- заверил Этева. -- Земля тут покрыта сухими листьями и
мягкая. -- Он собрал в ладонь немного раздавленной мякоти и заставил меня
съесть. -- Говорил я тебе не стоять под водопадом, -- серьезно добавил он.
-- Духи быстрой воды сделали так, что ты не обратила внимания на опасность
от сухих веток.
Пока Этева соорудил хижину, день растаял без следа.
В лесу стоял беловатый туман. Дождя не было, но роса при малейшем
прикосновении крупными каплями стекала с листвы.
Мы снова спали на банановых листьях, согревая друг друга телами и
впитывая тепло небольшого костра, который Этева поддерживал всю ночь, время
от времени подталкивая ногой ближе к огню горящие поленья.
Еще до зари мы тронулись дальше. Густой туман все еще окутывал деревья,
и кваканье лягушек доносилось до нас словно издалека. Чем выше мы
взбирались, тем беднее становилась растительность, пока, наконец, не
остались лишь трава да камни.
Мы выбрались на вершину изъеденного ветрами и водой плато, этого
реликта иной эпохи. Лес внизу еще спал под одеялом тумана. Загадочный,
непроходимый мир, всю огромность которого невозможно постичь извне. Сев на
землю, мы молча стали дожидаться восхода солнца.
Как только небо на востоке заиграло багрянцем и пурпуром, я в
благоговейном порыве вскочила на ноги. Послушные ветру облака разошлись, дав
место поднимающемуся солнечному диску. Розовый туман волнами катился над
деревьями, подсвечивая сумерки глубокой синевой, разливая по всему небу
зеленые и желтые тона, пока оно наконец не стало прозрачно-голубым.
Я оглянулась на запад, где облака меняли очертания, уступая потокам
света. На юге небо было подернуто огненными полосами и громоздились
подгоняемые ветром светящиеся изнутри тучи.
-- Вон там наш...
Продолжение на следующей странцие...
