забыла, чему там научилась. -- Она
снова и снова писала свое имя на поблекших страницах. -- Тебе нравится? --
Очень. -- Я зачарованно смотрела, как эта старая женщина сидит на корточках,
сильно наклонись вперед и почти касаясь головой лежащего на земляном полу
блокнота. Умудряясь сохранять равновесие в такой позе, она продолжала
старательно выписывать буквы своего имени.
Внезапно закрыв блокнот, она выпрямилась.
-- Я побывала в городе,-- сказала она, глядя куда-то в окно. -- В
городе полно людей и все на одно лицо. Сначала мне это нравилось, но потом я
быстро устала. Слишком за многим надо было уследить. Да еще столько шума.
Говорили не только люди, но и вещи. -- Она помолчала, нахмурившись и изо
всех сил стараясь сосредоточиться; все морщины на ее лице обрисовались
резче. Наконец она сказала: -- Город мне совсем не понравился.
Я спросила, в каком городе она была и в какой миссии выучилась писать
свое имя. Она посмотрела на меня так, словно не расслышала вопросов, и
продолжала свой рассказ. Как и раньше, она начала путать место и время
событий, временами сбиваясь на родной язык. То и дело она смеялась, повторяя
одно и то же: -- Я не отправлюсь на небеса отца Кориолано.
-- Ты всерьез собираешься идти к своему народу? -- спросила я. -- А ты
не думаешь, что двум женщинам опасно отправляться в лес? Ты хоть знаешь
дорогу? -- Конечно, знаю, -- сказала она, резко выходя из состояния,
близкого к трансу. -- Старухе бояться нечего.
-- Но я-то не старуха.
Она погладила меня по волосам.
-- Ты не старуха, но у тебя волосы цвета пальмовых волокон и глаза
цвета неба. Ты тоже будешь в безопасности.
-- Я уверена, что мы заблудимся, -- тихо сказала я. -- Ты даже не
помнишь, как давно ты в последний раз видела свой народ. Ты сама мне
говорила, что они все дальше уходят в лес.
-- С нами идет Милагрос, -- убежденно заявила Анхелика. -- Он хорошо
знает лес. Он знает обо всех людях, какие живут в джунглях. -- Анхелика
начала укладывать свои пожитки в лубяной коробок. -- Пойду-ка я поищу его,
чтобы мы смогли тронуться в путь как можно скорее. Тебе надо будет дать ему
что-нибудь.
-- У меня нет ничего такого, что ему бы хотелось, -- сказала я. --
Может, я договорюсь с друзьями, чтобы они оставили привезенные с собой
мачете в миссии для Милагроса.
-- Отдай ему свой фотоаппарат, -- предложила Анхелика. -- Я знаю, что
он хочет иметь фотоаппарат не меньше, чем еще одно мачете.
-- А он знает, как пользоваться фотоаппаратом? -- Не знаю. -- Она
хихикнула, прикрыв рот ладонью. -- Он мне как-то сказал, что хочет делать
снимки белых людей, которые приезжают в миссию поглазеть на индейцев.
Я отнюдь не жаждала расставаться с фотоаппаратом.
Он был хороший и очень дорогой. Я пожалела, что не взяла с собой
другого, подешевле. -- Я отдам ему фотоаппарат, -- сказала я в надежде, что
когда объясню Милагросу, как сложно им пользоваться, он сам выберет мачете.
-- Чем меньше нести, тем лучше, -- сказала Анхелика, со стуком
захлопывая крышку коробка. -- Все это я отдам какой-нибудь здешней женщине.
Мне оно больше не понадобится. Когда идешь с пустыми руками, никому от тебя
ничего не нужно.
-- Я хотела бы взять гамак, который ты мне дала, -- пошутила я.
-- А что, неплохая мысль, -- посмотрела на меня Анхелика и кивнула. --
Ты беспокойно спишь и, наверное, не сможешь спать в гамаках из лыка, как мой
народ. -- Взяв коробок, она собралась уходить из комнаты. -- Я вернусь,
когда разыщу Милагроса.
Допивая свой кофе, отец Кориолано смотрел на меня так, словно впервые
видел. Опершись о стул, он с большим усилием поднялся с места. Он глядел на
меня в полной растерянности, не говоря ни слова. Это было молчание старого
человека. Увидев, как он провел по лицу негнущимися скрюченными пальцами, я
впервые осознала, какой он, в сущности, хилый старик.
-- Вы с ума сошли, собираясь идти в джунгли с Анхеликой, -- сказал он
наконец. -- Она очень стара; далеко она не зайдет. Пеший переход по лесу --
это вам не экскурсия.
-- С нами пойдет Милагрос.
Глубоко задумавшись, отец Кориолано отвернулся к окну, то и дело дергая
себя за бороду. -- Милагрос отказался идти с вашими друзьями. Не сомневаюсь,
что он и Анхелику откажется вести в джунгли.
-- Он пойдет. -- Моя уверенность была совершенно необъяснимой. Она
полностью противоречила всякому здравому смыслу.
-- Странный он человек, хотя и вполне надежный, -- задумчиво сказал
отец Кориолано. -- Он был проводником в разных экспедициях. И все же... --
Отец Кориолано снова сел и, наклонившись ко мне, продолжал: -- Вы не готовы
идти в джунгли. Вы даже не представляете, с какими трудностями и опасностями
связано такое предприятие. У вас даже обуви подходящей нет.
-- Разные люди, побывавшие в джунглях, говорили мне, что для этого нет
ничего лучше теннисных туфель.
Они, не сжимаясь, быстро высыхают на ногах, и от них не бывает
волдырей.
Отец Кориолано пропустил мое замечание мимо ушей.
-- Почему вы так хотите идти? -- спросил он раздраженно. -- Мистер Барт
отведет вас на встречу с шаманом Макиритаре; вы увидите сеанс исцеления, и
вам не надо будет так далеко ходить.
--Я и в самом деле не знаю, почему хочу туда идти, - беспомощно сказала
я, посмотрев на него. -- Возможно, я хочу увидеть нечто большее, чем сеанс
исцеления. Собственно, я хотела попросить вас дать мне бумагу и карандаши.
-- А как же ваши друзья? Что я им скажу? Что вы просто взяли и исчезли
вместе с выжившей из ума старухой? -- спрашивал он, наливая себе еще кофе.
-- Я здесь вот уже тридцать лет и ни разу не слышал о таком нелепом плане.
Время сиесты уже прошло, но в миссии все еще царила тишина, когда я
растянулась в своем гамаке в тени густо сплетенных ветвей и зубчатых листьев
двух деревьев pomarosa.
Вдалеке я увидела высокую фигуру мистера Барта, направлявшегося к
миссии. Странно, подумала я, ведь он обычно приходил по вечерам. А потом я
догадалась, зачем он пришел.
Он присел на корточки у ступенек, ведущих на веранду неподалеку от
места, где я лежала, и закурил одну из привезенных моими друзьями сигарет.
Мистеру Барту, похоже, было не по себе. Он встал и прошелся туда-сюда,
словно часовой на посту. Я совсем было собралась его позвать, когда он
заговорил сам с собой, выдыхая слова с дымом. Он почесал белую щетину на
подбородке, поскреб один ботинок о другой, чтобы счистить налипшую грязь,
будто пытался избавиться от не дававших ему покоя мыслей.
-- Вы пришли рассказать мне об алмазах, которые нашли в Гран-Сабана? --
спросила я вместо приветствия, надеясь развеять меланхолическое выражение в
его добродушных карих глазах.
Он затянулся сигаретой и выпустил дым через нос короткими клубами.
Выплюнув несколько табачных крошек, прилипших к кончику языка, он спросил:
-- Почему вы хотите идти с Анхеликой в лес? -- Я уже говорила отцу
Кориолано, что не знаю.
Мистер Барт тихо повторил мои слова, но уже с вопросительной
интонацией. Закурив очередную сигарету, он медленно выпустил дым, глядя, как
его завитки постепенно тают в прозрачном воздухе.
-- Идемте-ка пройдемся, -- предложил он.
Мы не спеша шли по берегу реки, где огромные переплетенные корни
выползали из земли, словно изваяния из дерева и ила. Теплая липкая влажность
очень скоро пропитала всю мою кожу. Из-под толстого слоя веток и листьев
мистер Барт вытащил каноэ, столкнул его в воду и жестом велел мне сесть в
него. Он направил лодку прямо через реку, держа курс на небольшую заводь на
левом берегу, которая давала некоторую защиту от мощного течения.
Точными сильными движениями он направлял каноэ против течения, пока мы
не добрались до узкого притока.
Бамбуковые заросли уступили место мрачной густой растительности,
бесконечной стене деревьев, тесно столпившихся у самого берега. Корневища и
ветви нависали над водой; по деревьям ползли лианы, словно змеи обвиваясь
вокруг стволов, стремясь сокрушить их в смертельной хватке.
-- Ага, вот она, -- сказал мистер Барт, указав на просвет в этой,
казалось бы, непроницаемой стене.
Мы протащили лодку по болотистому берегу и надежно привязали к стволу
дерева. Солнце едва пробивалось сквозь густую листву; чем дальше я шла
сквозь заросли следом за мистером Бартом, тем больше все краски сливались в
прозрачную зелень. Лианы и ветки цеплялись за меня как живые. Жара здесь уже
не была такой сильной, но из-за липкой влажности одежда пристала ко мне, как
слизь.
Вскоре лицо мое покрылось слоем растительной трухи и паутины, от
которой шел запах разложения.
-- Это и есть тропа? -- недоверчиво спросила я, чуть не вступив в лужу
зеленоватой воды. Ее поверхность кишела сотнями насекомых, беспокойно
суетящихся в мутной жиже. Куда-то улетели вспугнутые птицы, и в этой
сплошной зелени я не смогла различить ни их цвета, ни величины, а только
услышала их возмущенные крики в знак протеста против нашего вторжения. Я
поняла, что мистер Барт старается напугать меня. Мысль о том, что он,
возможно, ведет меня в другую католическую миссию, тоже приходила мне в
голову. -- Это и есть тропа? -- спросила я еще раз.
Мистер Барт резко остановился перед деревом, таким высоким, что его
верхние ветви, казалось, задевали небо.
Ползучие растения тянулись вверх, обвиваясь вокруг ствола и веток.
-- Я собирался преподать вам урок и напугать до полусмерти,-- мрачно
сказал мистер Барт. -- Но все, что я готовился вам сказать, сейчас
прозвучало бы глупо. Так что передохнем немного и пойдем обратно.
Мистер Барт позволил лодке плыть по течению, берясь за весло лишь
тогда, когда ее заносило слишком близко к берегу.
-- Джунгли -- это мир, который невозможно себе представить,-- сказал
он.-Я не могу вам его описать, хотя так часто испытывал его на своей шкуре.
Это дело личное. Опыт каждого человека уникален и не похож на другие.
Вместо того чтобы вернуться в миссию, мистер Барт пригласил меня к себе
домой. Это была большая круглая хижина с конической крышей из пальмовых
листьев.
Внутри было довольно темно; свет попадал внутрь только через небольшой
вход и прямоугольное окно в крыше с люком из пальмовых листьев, который
открывался с помощью блока из сыромятной кожи. Посреди хижины висели два
гамака. Вдоль побеленных стен стояли корзины, полные книг и журналов; над
ними висели калабаши, кухонная утварь, мачете и ружье.
С одного из гамаков поднялась нагая молодая женщина. Она была высока
ростом, полногруда, с широкими бедрами, но лицо ее было лицом ребенка,
круглым и гладким, с раскосыми темными глазами. Улыбнувшись, она потянулась
за платьем, висевшим у плетеного опахала для раздувания огня.
-- Кофе? -- спросила она по-испански, усаживаясь у очага на земляной
пол, уставленный алюминиевыми кастрюлями и сковородками.
-- Вы хорошо знаете Милагроса? -- спросила я у мистера Барта после
того, как он познакомил меня со своей женой, и все мы расселись в гамаках,
причем мы с молодой женщиной сели вдвоем в один гамак.
-- Трудно сказать, -- ответил он, берясь за стоящую на полу кружку с
кофе. -- Он приходит и уходит; он как река.
Он никогда не останавливается и, похоже, никогда не отдыхает. Как
далеко Милагрос уходит, как долго он там остается, этого никто не знает.
Все, что я слышал, -- это то, что какие-то белые люди забрали его в юности
из родного племени. Рассказывает он об этом всегда по-разному. То он
говорит, что это были сборщики каучука, то -- что это были ми...
Продолжение на следующей странцие...
